Последняя битва — страница 38 из 61

– Княже…

Голоса разом смолкли, наступила блаженная тишина. Почти райская… где-то даже защебетали пташки.

Князь открыл глаза. Сначала белесая пелена не желала отступать, он с трудом видел неясные очертания…

– Княже…

– Вадя!

Глаза чесались, хотелось дотянуться до них и протереть, но руки отчего-то не слушались. Он почувствовал на лице влажную тряпицу. Его заботливо обтерли.

– Княже, испей, – он узнал голос Бряга.

Ссохшиеся губы нащупали прохладный край кружки. Он жадно выпил квасу. Зрение практически полностью восстановилось. Вадим огляделся. Паша, Юски, Бряг… он услышал приглушенные всхлипывания.

– Кто там рюмит? Квета?

– Я здесь, Ва… княже, – она не решилась называть его при всех по имени.

Вадим поднял руку, ладонью провел по мокрой щеке.

– Опять ты рюмишь…

– Батюшка вот… и тебя чуть… – Квета склонилась к князю и зарыдала.

Павел обнял девушку за плечи и отвел в сторону.

– Кто меня вытащил-то?

– Юски, – ответил Павел, – он как почуял… рванул так, что не угнаться было…

– Да что я, – махнул рукой вепс, – вон и Баар тоже за мной сиганул.

– Больно тяжел ты, Вадя, – посетовал глава медвежьего рода.

– Живой, главное, – тряхнул головой воевода.

Князь зашелся в приступе кашля. Ему помогли повернуться, и несколько секунд он откашливался, сплевывая мокроту на пол. В глазах побежали круги…

– Что боярин? – выдавил из себя Вадим и сам подивился тонкости своего голоса.

– Нашли… – над ним склонился воевода, и князь наконец-то смог различить его черты, – внизу нашли его, княже… терем почитай весь сгорел. Боярина токмо по перстню и опознали… погорел сильно… одни кости…

Вадим хотел что-то ответить, но горло вновь сковал спазм, подступил кашель. Ему подсобили приподняться, и князь еще долго откашливался, а под конец его стошнило… Горло горело.

– Пить…

Ему поднесли теплого молока с медом…

– Бажана?

– И боярыня, и Радаслав… – многозначительно изрек Юски.

– Вадя, мы тебя-то насилу выволокли, а за ними уже не успели, – выпалил Павел.

– Еще кто?

Воевода уловил, куда клонит князь, и первым ответил:

– Наши все целы, из челяди боярской только одного бревном пришибло.

– А-а-а… – простонал князь, – добро…

– Ты поспи, Вадя, – Павел кивнул товарищам, мол, все на выход, – поспи.

– Квета.

Девушка, шмыгая носом, кинулась на зов.

– Квета… ты уж прости меня…

– Что ты, Вадюшка, что ты…

Юски, Павел и Бряг переглянулись.

– Видишь, как все вышло… сирота ты теперь, – князь устало прикрыл веки, – прости…

– Вадюшка! – она дернула его за рукав. – Вадюшка!

Князь никак не реагировал на ее тормошения.

– Вадя! – почуяв неладное, рядом с ложем на колени бухнулся Павел и попытался нащупать пульс на руке друга. – Нету!

– Ах ты! – взревел воевода.

Юски решительно отстранил боярышню и приложил ухо к груди больного.

– Юмал! Он не дышит!

– О-с-и-р-о-т-и-и-и-и-л ты меня пошто… Вадюшка! – взвыла Квета, схватив себя за волосы.

Она завалилась на пол и, продолжая причитать, рвала на себе волосы…

Глава пятаяПробуждение

От чего же мир не весел?

Потерял ли он чего?

Пробуждение было чудовищным. Холод пронзал все тело, холодил кровь. Мелкие и крупные мурашки, перебегая по коже, причиняли легкий зуд. Был только один плюс – в голове прояснилось.

Он резко открыл глаза, но не увидел ничего. Темень была плотной, словно в гробу. Паническая мысль о гробе мгновенно привела в действие замершие функции мозга.

– О-о-о-о! – протяжно взвыл Вадим. – О-о-о-о! М-м-м…

Звуки не желали сплетаться в слова, благо мычание получалось достаточно громкое.

– Эй! Хей!

Призывы не помогали, в ответ тишина. Он попробовал пошевелиться. С трудом, но удалось. От долгого возлежания конечности затекли. Князь оторвал свое захолодевшее тело от лежака, и, не спеша, приподнялся. Руки-ноги были определенно целы. Вадим сел, огляделся. Нет, ничего, хотя и глаза уже привыкли к темноте. Кругом ровный, непроницаемый черный квадрат Малевича. Тьфу!

– Эй! Е-е… есть кто?

Чудо! Язык наконец очухался и прорвал сквозь зубы первые слова.

– Есть кто?

Тишина. «Ирий[66]? – спросил он себя. – Не похоже… Мрачновато…»

Вадим осторожно спустил сначала одну ногу – надавил. Так, вроде стоит. После вторую ногу – надавил. Хорошо. Затем он решился встать. Его качнуло… вовремя уперся руками о ложе, устоял. Так, тихонько… чуть вперед, шаг… другой. Тело еще слушалось плохо, ощущалась тяжесть. От напряжения аж немного вспотел. Но это быстро прошло, и снова вернулся холод, и даже больше… Из угла явно тянуло. Князь, шаркая ногами, подошел, поводил в темноте рукой. Так и есть. Легкий, едва заметный ветерок холодил ладонь. Вентиляция! Рука опустилась вниз…

– Йе! Лед!

Сомнений не было – это был самый настоящий лед. И это могло означать только одно…

– Ледник… – Вадим приложил руку к сердцу.

Только теперь он принялся изучать свое тело, вернее, то, во что оно было одето. Шуба! С меховой оторочкой – вот что давило на плечи и мешало двигаться! Однако шуба была распахнута, и под ней он нащупал рубаху. Почесал лоб – шапка, меховая…

– Фу ты – приодели, стало быть, – язык повернулся вполне ловко. – Это что же я, в леднике?

Тут сомнений быть не могло. Князь умер! Да здравствует князь!

– Вот черт… как же это?

Вадим присел на жесткое ложе, задумался. То, что это был не рай и не ад – однозначно. И то, что он, Вадим Хлопин, князь всея руссов – жив, тоже являлось неоспоримым. Слава богам! Стоп! «Чердак» вскипел, проявляя в памяти знакомые слова: «Ты будешь жить столько, сколько пожелаешь сам! Меня зовут Вадим Старый – ведаешь, почему?».

– Опаньки! Приехали! – его голос прозвучал четко и громко, даже лед затрещал.

И тут в памяти все встало на свои места. Пожар, дым, его беготня в поисках боярина… Бажана, Радаслав, которых он не смог сдвинуть с места. Потом его вытащили. Вытащили с надеждой, а он возьми и помри! Или притворись, что помер! Нет, нет. Получается, точно помер…

«Только я умереть не могу. Ну, старик – угодил!» – он вновь вспомнил про Вадима Старого, который усыновил и дал путевку в жизнь. И теперь от этой путевки одни хлопоты…

«Стало быть, похороны на носу… а я тут… а там мужики-то и не знают! И Пашка там, наверное, с ума сходит».

Задачка имела быстрое решение. Коли его, как тушку, чтоб не протух, до поры до времени упрятали в ледник, значит, дверь-то была. Вопрос – где? Вадим начал поиски. Нашел стену и принялся методично ее прощупывать. Есть! Лестница. Ну конечно, ведь должна была быть лестница. Ледники на Руси строили глубоко, где лед мог не таять до лета. Неспешно переступая, Вадим поднялся наверх. Дверь! Все как положено – косяк, ручка… Дверь была подогнана плотно, ни единой щелки. Вадим решительно ее толкнул. Радоваться рано – заперто. Мысли проносились со скоростью электрического разряда, будоража мозг. Ведь ни абы кого в леднике держат, а князя, стало быть, могли и охрану приставить. Сразу заметят – подмогнут. Вадим выдохнул, откинул полы шубы и врезал ногой про двери. Врезал крепко, как учили на секции рукопашного боя. И еще разок! Дверь поддалась, ну и третий раз… Яркий свет мгновенно ослепил. Князь прикрыл глаза рукой и тут же был оглушен диким криком.

– Ай! Ай-яй-яй!!! – тянул женский голос, способный поразить и Ла Скалу.

Несколько секунд князь хлопал глазами, привыкая к дневному свету. Затем он решительно переступил высокий порог и оказался перед воином с выпученными глазами. Молодой дружинник молча стоял, широко раскрыв рот и разведя руки в стороны. В правой он держал копье. Держал-держал, а потом пальцы сами разжались, и боевой инструмент тихо упал на снег.

– Где воевода? – огорошил его вопросом Вадим.

Женский визг стих, перейдя на всхлипывания.

– А… у-у… э-э… ка… ка… – ничего членораздельного боец из себя выдавить не смог.

– Что ка-ка? Где воевода? – переспросил князь и тут же махнул рукой. – Эх, братец, как тебя…

Вадим оглядел участок двора, куда вывела его дверь из ледника. Всхлипывающая баба сидел на снегу и пялилась на воскресшего князя. Рядом с ней валялось перевернутое ведро.

– Чур[67] меня!

Князь заметил еще двоих челядников, что стояли у поленницы и глазели на недавнего покойника.

Вадим обошел дружинника, а тот, крутясь вокруг собственной оси, не смел поворачиваться к воскресшему спиной.

– Чур меня!

Князь не прошел и десяти шагов, как к нему уже со всех сторон спешили люди.

– Вадя!

– Княже?!

– Паша! Бряг!

Воевода чуть замялся, а Павел пулей кинулся к другу. Пока они обнимались, князь узрел и удивленного Юски.

– Вадя – живой! – Павел разжал объятия и немного отстранился. – О, как от тебя холодом веет!

– Так в леднике не жарко…

– А мы ведь тебя назавтра хотели того… – Павел едва не прослезился и вновь припал к другу.

– Ладно. Будет тебе… Жив ведь я.

– Нет, ну как же… – Павел продолжал похлопывать друга по плечам, – с ума сойти – ты ведь не дышал, и пульса не было… и пальцы синели – я же видел. Ой, Вадя! Это было реально… очень реально!

– А я как граф Монте-Кристо… вообщем, Паш, давай потом. Смотри, народ волнуется.

Их обступили. Почитай вся дружина и вся челядь сбежалась на крики и возгласы. Были тут и ратники боярина Жирослава, что не менее других поражались появлению князя руссов.

– Князь?!

– Не может быть…

– Князь!

– Князь-то живой!

– О боги!

– Кудеса, да и только!

– О-о-о!

– Да…

Дружинники смотрели непонимающе, а челядь кружила вокруг, разглядывая, присматриваясь и не веря до конца.

– Княже… – подошел воевода и низко поклонился, – не серчай, княже. Думали мы, что карачун тебе…