Не дожидаясь ответа, командир первого звена на карачках выбрался прочь.
Никто не произнес ни слова, и такое впечатление, все тут же уснули. Герхард дотронулся до плеча соседа – Артура Тротта:
– Эй, Артур… Да проснись же.
– Тихо ты, – негромко буркнул Артур. – Еще всех разбудишь…
– Так их и надо разбудить, ведь…
– Слушай, Майер. – Артур зло перебил товарища. – Тебе что, так уж охота бить всем скопом несчастного Фишера? Если охота, то, пожалуйста, иди, только не буди никого, мы уж лучше поспим…
– И я лучше посплю, – обрадованно согласился Герхард. В конце концов Фишер не был так уж ему неприятен. Ну подумаешь, вчера не выдержал – с каждым может случиться.
Герхард заворочался: нет, а Тротт, Тротт-то каков?! Ну хитер парень. И тоже ведь не бегун – скорей, хлюпик, к тому же еще и в очках. Зато как на скрипке играет – заслушаешься! Даже ездил на вагнеровский фестиваль в Байрейт – и сам фюрер ему аплодировал! Даже назвал – не только одного Артура, но и других юных музыкантов – «светлой надеждой Германии». Сам фюрер! А ведь Артур из бедной семьи, из нищей даже.
– Эй!
Герхард замер – в палатку снова заглянул Гамбс. Потормошил, до кого дотянулся, да плюнул:
– Ну и черт с вами. И без вас обойдемся.
Утром, еще до линейки, умытый и начищенный, как новенький пфенниг, Герхард, широко улыбаясь, шагал по тропинке к шоссе. Только что вошедшее солнце сияло, ярким золотом отражаясь в ярко начищенной ременной бляхе. Безоблачно-чистое небо, голубое, как акварельная краска «Берлинская лазурь», было таким прозрачным, что казалось, сквозь него можно увидеть самые далекие звезды. Высокая трава приятно щекотала коленки, росшие вдоль тропы сосны взметались кронами вверх. Герхарду было так хорошо, что хотелось петь. Как будто, кроме этой первозданной природы, этого чистого неба, сосен, полей, лугов, ничего больше не было. Ни серых, наполовину взорванных домов, ни бомбежек, ни похоронных писем.
Ага, вон, вдалеке, деревня. Юноша вышел к шоссе – кажется, именно сюда должна была подъехать машина. Ага, вон она, на обочине! Черт побери, опоздал! Герхард прибавил шагу…
Господи! Вот бы Эрих видел этот сверкающий красно-белый «Майбах» с откинутым верхом. Мощный двигатель, обитые белой кожей сиденья, шофер в звании шарфюрера ваффен СС.
– Хайль Гитлер.
– Хайль. Герр Майер?
– Да.
– Садитесь, поехали.
Ровно зарычал мотор, и роскошный автомобиль плавно тронулся с места. Герхард развалился на заднем сиденье, широко раскинув руки, наслаждаясь скоростью, ветром, бьющим в лицо, и теплым майским днем. Мимо проносились ухоженные деревни и уютные маленькие городки, к сожалению, заметно тронутые английскими и русскими бомбами.
Жаль, слишком быстро приехали, за какие-то полтора часа домчались до Мариенбурга. Бывшая столица Тевтонского ордена щерилась старинными замками. Серые, почти не задетые бомбежками глыбы угрюмо вздымались ввысь, навевая мысли о славном прошлом. Отсюда грозили рыцари непокорным язычникам-пруссам, отсюда начинались походы на жемайтов, литовцев, поляков. Мариенбург – сердце Тевтонского ордена и крестоносной рыцарской славы!
Фон Райхенбах встретил Герхарда у входа в библиотеку. Высокий, белокурый, в фуражке с высокой тульей, в черном мундире с двумя рунами в петлице и витым погоном, в начищенных до зеркального блеска сапогах. Настоящий рыцарь германского рейха, прямой потомок тех самых тевтонцев. Герхард даже растерялся…
– Ну-ну, не тушуйся. – Барон обнял его за плечи. – Входи…
Вслед за эсэсовцем юноша, благоговея, поднялся по старинной лестнице в просторный зал с высокими стрельчатыми окнами. За столами из красного дерева сидели люди самого профессорского вида – в добротных сюртуках, в пенсне… впрочем, среди них Герхард заметил и совсем молодых парней в вычищенных мундирах – учащихся школ имени Адольфа Гитлера. И все же – несколько оробел. Встал у дверей, не зная, куда идти дальше.
Фон Райхенбах обернулся:
– Позвольте представить вам, господа, моего юного друга герра Герхарда Майера, подающего большие надежды исследователя интересующей нас с вами темы.
Профессора дружно кивнули, и Герхард почувствовал, что краснеет.
Он уселся на свободное место за один из столов, рядом с каким-то толстяком в очках – как впоследствии оказалось, известным ученым – и постарался сделаться как можно более маленьким, незаметным.
Похоже было, что здесь только и ждали барона, по крайней мере, именно он выступал с основным докладом о Грюнвальдской битве. Выступал хорошо, приводя какие-то новые, неизвестные факты, профессора кивали, и Герхард, позабыв про смущение, слушал, раскрыв рот – больно уж интересно и захватывающе говорил Отто фон Райхенбах. Словно живые, вставали перед глазами орденские рыцари, увы, обреченные, во главе со своим магистром Ульрихом фон Юнгингеном, и закованные в сталь рати их вполне достойных врагов – поляков, литовцев, татар, русских.
Рассказывая, барон взмахнул рукой… И показалось, что где-то совсем рядом затрубили трубы, упали на упоры копья, и рыцарская крестоносная конница понеслась в свой последний бой.
– Вы все знаете, чем закончилась битва. – Фон Райхенбах перешел на шепот. – Погиб магистр, погибли лучшие рыцари Ордена, бесспорно – лучшие воины тогдашней Европы. Тевтонский крест, увы, упал в дорожную пыль… чтобы вновь возродиться в величии Третьего рейха!
Эти слова барона утонули в овации.
Докладчик несколько поморщился, словно бы и не ждал подобной реакции. Подождал, пока все успокоятся, и уже обычным голосом, безо всяких ухищрений, продолжил:
– Я иногда спрашиваю себя: а могло ли быть иначе? И отвечаю – могло! Могло, ибо силы сражающихся были примерно равны. Да-да, равны – где недоставало численности, рыцари брали умением и дисциплиной. При этом не забывайте и о технологическом преимуществе Ордена, которое еще ждет и, надеюсь, дождется своего исследователя. В общем, мое мнение таково – Орден вполне мог победить, и тогда вся история Восточной Европы сложилась бы по-другому!
Герхард истово зааплодировал одним из первых. Это ведь его, его мысли только что озвучил барон! Сколько раз он, Герхард Майер, запираясь в своей комнате, представлял, как во время решающей битвы на помощь тевтонским рыцарям приходят их наследники – белокурые бестии Третьего рейха! Пара пикирующих бомбардировщиков «Штука» – и ход битвы решен! Ладно бомберы, хватило бы, пожалуй, и десятка пулеметов, и парочки танков. Даже не парочки, даже одного…
После окончания конференции все вышли на двор, фотографироваться.
– Вижу, ты о чем-то размечтался, друг мой? – с улыбкой осведомился фон Райхенбах.
– Да, об Ордене. – Юноша кивнул. – Вернее, о другом исходе Грюнвальдской битвы.
– Ага! И тебя задело? Послушай-ка, Герхард… – Барон вдруг словно бы что-то вспомнил. – А не хочешь ли ты поучиться в какой-нибудь из школ Адольфа Гитлера? Я вполне могу устроить… Ну?
– Нет, – вздохнув, признался Герхард.
– Нет?! Почему?! Ну говори, говори, не стесняйся. Кстати, я отвезу тебя сегодня домой, в Кенигсберг. Навестишь мать, а уже потом поедешь обратно в лагерь.
– Домой?! Вот здорово!
– Так ты не ответил на мой вопрос.
– Ах, о школе… – Герхард замялся. – Понимаете, герр Райхенбах…
– Отто, для тебя – просто Отто, ведь мы же друзья, более того – почти что коллеги!
– Понимаете, я ведь знаю некоторых… из тех, что учатся в таких школах. Разговаривал, да и они хвастали. Там ведь все время какие-то спортивные состязания, бокс, драки, кроссы… А я, честно сказать, не большой поклонник всего этого. Вот библиотека, музей, археологические раскопки – это да! Так что вряд ли я нужен в подобных школах.
– Нам нужны все, мой юный друг! – жестко сказал барон. – И те, кто здоров телом, и те, кто быстр умом. Жаль, что большей частью эти вещи меж собой сочетаются мало. Слишком мало. Но Германии, Великому рейху, нужны все свои сыновья!
Боже, что он говорит! Герхарду показалось, что он ослышался, ведь фюрер и доктор Геббельс говорили несколько другое!
– Нам нужны все, особенно – умные, – тихо повторил фон Райхенбах. – Нам – это Германии и ее лучшим людям: фон Штауффенбергу, фон Хасселю, фон Бисмарку, фон Трескову и многим, многим другим… Так, обещаешь подумать насчет школы?
– Ну не знаю, – честно признался Герхард, и барон, рассмеявшись, потрепал его по плечу. – Ну что, едем?
Их дом располагался на Людендорфштрассе, 9, небольшой двухэтажный особнячок, стоявший в глубине сада. Когда-то, еще до войны, держали садовника, но теперь вот уже долгое время близнецы ухаживали за садом сами: подрезали на кустах ветки, сгребали и жгли опавшие листья, выращивали на клумбах цветы.
Шикарный «Майбах», на зависть соседям, остановился у дома. Герхард проворно надел на голову пилотку с красным кантом, таким же, как и на погонах рубашки, протер галстуком серебряный значок со стрелою – символ сданных норм ГТО, Герхард их сдал по осени, правда вот на золотой значок усилий не хватило, да и серебряный бы не получил, если б не разгильдяйство спортфюрера.
Мать оказалась дома – как раз было воскресенье, выходной день, – услыхав шум двигателя, выглянула в окно, улыбаясь, вышла навстречу гостям.
– Мама… – Герхард замялся. Ему так хотелось обнять мать, все ж таки уже дней десять не виделись, соскучился, но он стеснялся проявить слабость в глазах идущего рядом штурмбаннфюрера. А тот улыбался, высокий, красивый, в ослепительном черном мундире, с белокурыми, аккуратно подстриженными волосами, с ямочкой на мужественном подбородке.
Остановившись, галантно щелкнул каблуками:
– Мадам!
– Рада вас видеть, Отто. – Фрау Майер кивнула, обняв сына за плечи. – Ты стал уже совсем взрослым, Герхард.
– Уму непостижимо, как вы их различаете? – покачал головой фон Райхенбах. – Герхард и Эрих – они ведь похожи, как новенькие монеты.
– Ну я же все-таки мать, Отто. Ну что же мы здесь стоим? Прошу в дом. К сожалению, я вас не ждала, потому обеда не приготовила… и все же угощу кофе и пирогом.