Раничев четко различил лютню, свирель, брунчалки. И голос Саввы…
Вошли…
– Ну здоровеньки булы!
– Иване Петрович!
– Боярин-батюшка!
– Живой!
Здоровяк-литвин удивленно посмотрел на Ивана:
– Так ты их знаешь?
– Это мои люди, – честно признался Раничев. – Сейчас будут для нас петь и играть.
– Вот славно! – Литвин, а за ним и поляки радостно оживились. – Ух, и повеселимся ж, панове! Хо, да тут и девки!
Да уж, разбитных девок здесь хватало. Такое впечатление, что слетелись на звуки музыки со всей округи, что и понятно – до прихода Ивана с компанией тут уже гулеванил небольшой польский отряд. К счастью, до драки дело не дошло – вновь прибывшие встретили хороших знакомых.
– Эй, Збышек! Тебя ли вижу?
– Ха! Витень! Пся крев, ты еще жив, старая перечница! Эй, кабатчик, вина сюда!
– Вино, к сожалению, кончилось, молодой господин.
– Как это – кончилось? Да я тебя…
– Есть вкусная брага и свежий сидр.
– Хорошо, давай, тащи сидр. И не забудь брагу! На вот!
На стол, звеня, полетели монеты.
Кто-то из сидевших обернулся:
– Хей, Хуан!
Раничев вздрогнул – и тут же улыбнулся, натолкнувшись на грубое отталкивающее лицо. Отто Жестянщик!
– Ты как здесь, друже?!
Отто ухмыльнулся:
– Пришлось помахать дубиной – немало тевтонских псов отправил на тот свет. А ты, я вижу, тоже не сгинул?
– Да уж, и мне пришлось помахать. Только не дубиной, а вот этой штукой. – Раничев показал пальцем назад. За спиной его, в особых ножнах, висел здоровенный полутораручный «бастард».
– Добрая вещь, – одобрительно кивнул Отто и подвинулся. – Давай, садись к нам… – Он вдруг усмехнулся. – Говоришь, просто решил посмотреть земли у старой мельницы? Я и тогда не поверил… Догадывался, чей ты человек. Витовт, Ягайло?
– Витовт, – улыбнулся Иван. – Пойду, закажу скоморохам песни.
Им удалось наконец обняться, уже под ве-чер.
– Родные вы мои, – обнимая ребят, искренне радовался Раничев. – Глебушка. Савва… Ульяна… Стоп. А где рыжий? Вроде был…
– Нет больше рыжего, – тихо сказала Ульяна. – Как начали грабить, выскочил, дурак, зачем-то… И схватил стрелу в сердце. Долго не мучился…
Иван сглотнул слюну:
– Где схоронили?
– Пойдем, покажу. – Ульяна поднялась с лавки и, жестко взглянув на остальных, приказала: – А вы ждите здесь.
– Славно ты раскомандовалась, – усмехнулся Иван.
– Славно, да жаль, поздно. Кабы я этих дурачков раньше в руки взяла, так, может, и Осип жив бы остался.
– Так, выходит, ты их и спасла.
– Выходит, так, врать не буду. – Девчонка вздохнула. – Рванулись на улицу с копьями! Зачем? Добро хозяйское спасать? Дурачье… Еле их охолонула. Осипа вот не успела – уж больно тот шебутной, не угнаться…
Они вышли за город и оказались на берегу неширокой реки. Прошли смородиновыми кустами, малинником, выбравшись на крутой обрыв, поросший кривыми соснами. Под одной из сосен высился холмик и крест.
– Эх, Осип, Осип. – Иван снял бы шапку, да шапки не было. – Рваное ты Ухо… Ну что сказать? Спи спокойно…
– Пойдем… – сдавленным голосом прошептала Ульяна.
Она все-таки не выдержала по пути, разрыдалась, прислонившись к сосне.
– Ну будет тебе, будет… – гладя девчонку по дрожащим плечам, пытался успокоить Иван.
Ульяна успокоилась не сразу, но успокоилась.
– Пойду к реке, умоюсь… А давай вместе пойдем!
– Пошли.
По узенькой тропке они спустились к реке. Ульяна нагнулась, умыла лицо… Потом, оглянувшись, сняла одежду – широкую куртку, узкие штаны… Не торопясь, зашла в воду, лукаво обернулась:
– А ты?
Пожав плечами, Иван последовал ее примеру.
– Я так боялась… что тебя… что ты…
Девушка обняла Раничева и крепко поцеловала в губы. Иван ощутил горячее тепло гибкого молодого тела и, взяв Ульяну за руку, медленно повел на берег. Выйдя из реки, они повалились в траву…
– Вот… – Уже одевшись, Ульяна протянула Ивану… перстень! Тот самый, с зеленым камнем. Один из четырех. – Ты велел беречь.
– Один… – машинально прошептал Раничев. – И здесь, на руке – два… Всего – три. Вопрос – где же четвертый?
– Не знаю. – Ульяна помотала головой. – Остался только один! Ты мне веришь?
– Верю… Кто-то из чужих знал?
– Нет, только наши.
Наши…
Пропажа перстня – это была не очень-то хорошая новость, слишком уж большие возможности таила в себе эта вещь. И кому понадобилась? Да, Ульяна права – это кто-то из своих, чужой бы забрал оба. Но – зачем?
Они вернулись на постоялый двор уже ночью. Отмечавшие победу воины – поляки и литвины – предались кутежу со всей возможной страстью – с более чем обильными возлияниями, песнями, плясками и голыми, бегавшими по всему двору девками.
– Оно, конечно, хорошо – веселье, – попался навстречу Отто Жестянщик. – Но все же, кажется, уж пора бы остановиться. Не купишь у меня пленников, Хуан?
– Нет уж, спасибо, – отмахнулся Иван. – Их же кормить надо, да и неизвестно, когда еще там их выкупят и выкупят ли вообще.
– Да выкупят, чай, все не простые кнехты – рыцари.
– И много их у тебя?
– Двое…
– И всех продаешь? – засмеялся Раничев. – Стоило тогда в плен брать?
– Да взял, раз уж попались. Так не купишь? Жаль… Забавный есть парень, совсем еще молодой. Такое рассказывает – аж со смеху уши сворачиваются. О какой-то жуткой войне, о летающих лодках, о… как он его называл-то? «Оружие возмездия», вот как.
– Что?! – Иван резко обернулся. – Как ты сказал? Оружие возмездия?
– Именно так, Хуан.
– Знаешь, я, пожалуй, взгляну на твоих пленных. Где ты их держишь?
– Да здесь же, на постоялом дворе, в амбаре. Мой-то домишко, видишь ли, немного выгорел. Ничего – получу выкуп, обустрою. – Отто захохотал. – Так пойдем? Посмотришь рыцарей?
– Только одного. Того, что рассказывал про чудо-оружие и летающие лодки.
– Как скажешь.
Жестянщик и Раничев обогнули гостевой дом и оказались на заднем дворе, с обгоревшей конюшней и несколькими амбарами с вышибленными дверьми. Впрочем, на парочке строений двери все же имелись и даже с замками.
– Вот! – Отто отодвинул засов. – Эй, Герхард! Выходи, благородный рыцарь.
Иван, конечно, уже представлял – кого встретит. Тот самый! Близнец. Фашистенок.
Черные волосы, узкое бледное лицо. Длинный гамбизон-поддоспешник с ржавыми пятнами от лат, узкие полотняные штаны, башмаки «медвежья лапа». Он! Но как же? Когда? Ах, ну да, там в бункере, он же сидел на той же скамье… Видать, зацепило случайно. Придется отправить обратно, не тут же его оставлять? Здесь, в прошлом, вполне достаточно и одного Ивана Петровича, так-то! А вот кто другой, не дай Бог, еще спровоцирует какой-нибудь катаклизм. Так что, обратно его, обратно… Правда, гад этот сопленосый, там, у себя, будет нашим войскам вредить, обязательно будет, как те придут в сорок пятом. Из фаустпатрона постреливать будет, вражина, биться до смерти за своего любимого фюрера… Хотя, может, и не будет – те ушлые ребятки его тогда в бункере не зря допрашивали, ой, не зря!
Чуть поклонившись, фашистенок что-то сказал. Раничев повернулся к Отто:
– Чего лепечет?
– Надеется, что вы – благородный рыцарь.
– Скажи – самый что ни на есть благородный.
– Но честно предупреждает, что выкуп за него платить некому…
– Так-таки и некому? – Иван усмехнулся. – А фон Райхенбах? Если не убит, думаю, заплатит.
Услыхав знакомое имя, пленник вздрогнул и посмотрел на Ивана с откровенным страхом в глазах.
– Сколько ты хочешь за него, Отто?
– Хм… трудно сказать. – Жестянщик почесал голову. – А сколько у тебя есть?
– Мало…
– Ну… так и быть, меняю на твой плащ. Думаю, сумею его выгодно продать.
– Лучше оставь на память, – накинув трофейный бархатный плащ на широкие плечи приятеля, совершенно серьезно посоветовал Раничев. Потом кивнул подростку:
– Идем.
Они не стали подниматься в каморки, даже обходить гостевой дом не стали, Иван просто-напросто дождался, когда Отто Жестянщик скрылся в сгустившейся тьме. Ухмыльнулся, сложил на груди руки. В лунном свете таинственно блеснули перстни. Все три. Глаза пленника удивленно округлились… Раничев не стал наслаждаться произведенным впечатлением – некогда было.
– Ва мелиск…
– …ха ти джихари… – эхом откликнулся Герхард.
Яркими искрами вспыхнули в ночи изумруды! Грянул гром, сверкнула зеленая молния…
Они оказались в небольшом садике у чистенького ухоженного особнячка. У ворот невысокой ограды, на улице. Стоял черный приземистый автомобиль, почему-то оч-чень не понравившийся Ивану. Впрочем, он не собирался здесь долго задерживаться. Даже не представлял – где это. Ну правильно, сам ведь ни о чем конкретно не думал. Думал вот этот вот мелкий гад – фашистенок. А о чем думал? Уж, наверное, о доме.
– Боярин-батюшка!
Господи! Это еще что?!
Раничев обернулся…
Савва!!!
Дрожащий, словно осиновый лист. Ну еще бы – это тебе не подметные письма писать! Раничев тотчас же догадался, с чего бы это приказчик оказался здесь. Так вот, значит, кто… Но не стал пока ничего говорить, просто требовательно вытянул руку:
– Перстень!
Савва не стал запираться, вытащил из-за пазухи кольцо, протянул.
– Ну вот, – удовлетворенно кивнул Иван. – Теперь можно и домой. Хотя тебя, наверное, стоит оставить здесь…
Савва бросился на колени.
А Герхард в это время бежал к дому со всех ног. Вот на крыльце запнулся, упал, но быстро поднялся, дернул за ручку дверь…
– Даже спасибо не сказал… И черт с ним. Ну? – Раничев сурово взглянул на приказчика. – Говори, бродяга смертный прыщ, почто боярыню… тьфу, меня почто предал?! И кто велел? Тиун Феоктист? Феофан-игумен?
– Игумен… – одними губами прошептал отрок. – Он давно… давно еще меня отправил в рядок, в служки к Захару… Я-то в послушники хотел, так Феофан велел сперва по-другому послужити…