Ба-бах! Разлом угрожающе затрещал.
Блин, что-то не то. Не могу я так часто промахиваться, даже теоретически. Может, это надо делать не здесь?
Бах! Сквозь стенки пузыря начала просачиваться лава. Еще несколько секунд, и она затопит Сердце. Я схватил его, прижал к себе, и тут пузырь лопнул. Едва успев глубоко вдохнуть, я оказался в бурлящей красной жиже. И, гребя одной рукой, попробовал всплыть.
Это было ох как непросто. Я двигался, казалось, со скоростью черепахи, а воздух в легких стремительно кончался. Пролом каждую секунду сотрясали сильнейшие удары, и время от времени мимо меня проплывали темные обломки, медленно опускаясь на дно.
Грудь горела огнем, в голове стучало, в глазах мутилось. Я рванулся из последних сил, уже не понимая, где верх, где низ, где спасение.
Бах! Жахнуло так, что меня оглушило. Стены пролома рухнули, внизу что-то взорвалось, и я вместе со сгустками и брызгами лавы вылетел на землю. Судорожно вздохнул, прижимая к себе Сердце Зла, огляделся и… Ой-о…
Меня вынесло прямо к амбару. У стены, прижавшись к ней спиной, стояли Маруся и Серый, с ужасом глядя вдаль. Там, метрах в трехстах, виднелся бог Тьмы, такой громадный, что, кажется, рогами доставал до облаков. Глаза его метали молнии, зубы скалились, багровая грудь вздымалась. Он огромными шагами бежал ко мне, сотрясая все вокруг.
Двести метров.
Времени подниматься на ноги не было. Я плюхнул Сердце на землю и встал рядом с ним на колени.
Сто метров.
Схватил Кладенец прямо за лезвие и жахнул острием по пульсирующему комку. Промах!
Пятьдесят метров.
Поднял меч и снова опустил на Сердце. Промах!
Десять метров.
Серый бросился наперерез Утресу, но тот отбросил его ударом ноги. Диоген заметался прямо перед лицом бога — тщетно.
Но они дали мне время сделать еще один удар. Последний.
Промах!
Коса с серебряной рукоятью взметнулась вверх, а потом опустилась. Словно в замедленной съемке я смотрел, как ко мне приближается золотое лезвие. Пять метров. Три. Два. Метр…
Невидимый вихрь закрутился вокруг, и в последний миг что-то, словно огромная невидимая рука, выдернуло меня из-под удара.
Мир погрузился в темноту.
Я смотрел по сторонам и не мог ничего увидеть. Вокруг чернота. Попробовал ощупать пол, на котором вроде бы сидел — руки провалились в пустоту. Подо мной ничего не было, но, тем не менее, я не падал. Так вот ты какая, смерть…
— Здравствуй, призыватель, — послышался то ли голос, то ли шелест. — Давно мне хотелось с тобой встретиться.
Я не понимал, идут слова со стороны или звучат у меня в голове. Но все-таки ответил:
— И что мешало? Здравствуй.
— Всему свое время.
— Ты — Смерть?
Послышался тихий смешок, и пространство вокруг слегка колыхнулось.
— Нет. Я — праматерь Мелизора.
— Мать-земля?
— Можно и так сказать, — голос ненадолго смолк. — Утрес-Крех и Нариэль — мои сыновья.
Я притих, переваривая полученную информацию. Интересно…
— В детстве они были очень дружны, — с горечью продолжала Мелизора, — но потом подросли, пути их разошлись. Стали ссориться, и дело дошло до Великой Битвы.
Воцарилась тишина. Богиня-мать, очевидно, ждала моих вопросов, но я молчал, не зная, с чего начать. А, вот.
— Это ты толкнула меня на каменную плиту?
— А ты умен, призыватель.
— Зачем? Для чего понадобилось, чтобы мороком стал именно я?
Мне показалось, или чернота еще чуть сгустилась?
— Потому что ты был люменом. Видишь ли, я, как любая мать, хочу, чтобы мои дети жили. Пока они спали, я не беспокоилась. До Великой Битвы амулет был бесполезен, он лежал в Комтеоне, как простая безделушка. А после того, как мои мальчики вымотали друг друга в схватке и заснули, оказался у пса. Меня это не волновало, ибо он понятия не имел, что надо делать с амулетом.
Снова опустилась тишина. Когда богиня молчала, не было слышно ни малейшего звука.
— Но это странное животное почему-то отдало амулет тебе. В эту секунду ты стал люменом, и мой сын оказался под угрозой.
Что-то я перестал ее понимать.
— Который из них?
— Утрес. У призывателя есть способность, которой не владеют другие смертные — он способен лишить жизни чуждого бога, но не в силах погубить своего. Люмен может убить Утреса, а морок — Нариэля. Поэтому я толкнула тебя на плиту, служившую когда-то алтарем в темном храме. Став и тем и другим, ты потерял возможность убить кого-либо из моих сыновей.
— Поэтому и не получилось пронзить Сердце Зла? — усмехнулся я.
— Верно. Даже если бы в твоем распоряжении была вечность, ты не смог бы этого сделать.
— Понимаю, ты мать, и для тебя сыновья важнее всего. Но ведь ты еще и богиня, не так ли? Отвечаешь за мир, названный твоим именем. В какой-то мере все мы, живущие в нем, твои дети.
— Это так.
— Тогда почему же ты допускаешь все то, что творит твой сын?!
— А что он творит? — в голосе Мелизоры послышалось неприкрытое удивление.
В этот момент я впервые задумался. И правда, а что такого сделал Утрес? Жертвы ему приносили люди, мертвецов из могил поднимали люди, зомбировали Черным Хрусталем тоже люди. Богиня тихо засмеялась.
— Вот видишь.
— Получается, все зло в мире — от нас?
— Не только зло, но и добро. Все, что происходило, происходит и будет происходить — ваших рук дело. И в ваших же силах поменять то, что не нравится. А боги, что ж, они просто боги. Так что не все таково, каким кажется.
— Но он напал на твоего сына, — не сдавался я.
— Неверно. Это была честная схватка. Она началась на твоих глазах, так разве ты можешь отрицать, что они оба бросились в нее?
— Нариэль хотел защитить нас от Утреса.
— Думаешь? Нет, он хотел его убить.
— Но в результате умер сам. И в этом виноват Крех!
Мелизора тихо вздохнула, и ее голос зашелестел с новой силой.
— Мои сыновья и ненавидят, и не могут жить друг без друга. Разве бывает день без ночи, добро без зла, а свет без тьмы? Представь себе мир, где есть рождение, но нет смерти, где есть счастье, но нет горя. Представь и ужаснись. Ибо одно без другого не существует, и никто не имеет права надеяться на победу одного над другим. Добро без зла перестанет быть добром, а не будет тьмы — и свет потухнет. Равновесие — основа мироздания. А жизнь всегда наполнена борьбой непримиримых противоположностей.
Поразмыслив над ее словами, я спросил:
— Тогда почему Нариэль погиб, а Утрес остался жить? Получается, зло победило и будет властвовать над твоим миром? — Не успела она ответить, как я с досадой добавил: — Знаю, это моя вина. Я обязан был победить Креха, но не смог этого сделать!
— Не вини себя, призыватель. Если бы когда-то я не толкнула тебя на темный алтарь, сегодня ты одолел бы моего непутевого сына. Что ж, я сделаю это за тебя и заточу Утреса в магическую подземную темницу. Ты спросил, будет ли властвовать над миром зло? Это зависит только от вас, смертных.
— Ты сама закроешь сына в подземелье?! Но почему?
— Потому что Тьмы без Света не существует.
Я скептически оглядел окружающую меня черноту.
— А сейчас мы где?
— Нигде, — ответила богиня, и я поперхнулся. — Это то, что вы называете небытие. Нечто, где нет ни времени, ни пространства. Просто ничто.
Может, она меня все-таки дурит, и имя ей — Смерть?
— И что же будет дальше?
— Ты вернешься к своим близким и будешь жить, как жил. Но есть и отличие. Сегодня ночью благодаря пробуждению богов болезнь исчезла, и купол с Мелизоры спал. Я не могла допустить, чтобы здешние порядки перемешались с другими, потому переместила ее в другое, параллельное пространство. Возможно, когда-нибудь в будущем эти миры вновь пересекутся, но произойдет это нескоро, очень нескоро.
— Значит, никто не сможет покинуть острова или приехать сюда? Ни звонков, ни связи, ни встреч?
— Совершенно верно. Теперь все вы, прибывшие с Большой земли, стали истинными мелизорцами.
Не могу сказать, что эта новость меня обрадовала. С другой стороны, почему бы нет? Все, кто мне дорог — здесь. На той стороне у меня никого не осталось, разве что Миха. Но теперь, когда мир избавлен от синдрома, у него все будет хорошо.
— А ты не боишься отпускать меня? Вдруг, вернувшись, я опять призову Нариэля?
— Не сможешь, — в голосе богини мне почудилась теплая улыбка. — Амулет выполнил свою функцию и на много лет стал бесполезной побрякушкой. Так что ты теперь не люмен. И не морок — я снимаю с тебя это бремя. Живи спокойно. Ты больше не в ответе за Мелизору. Прощай!
Эпилог
Послышался характерный щелчок, и из возникшего перед храмом портала появилась зеленая физиономия.
— Ба, неужто сам Элмер Цветосердый решил проведать старика?! — воскликнул я и, раскинув руки, двинулся навстречу гостю.
— Не преувеличивай, я старше тебя на двенадцать лет, — улыбнулся он и сгреб меня в охапку своими огромными лапищами.
— Ну, у вас, флогеронов, это по-другому, вон, ни одной седой волосинки нет, — засмеялся я, высвободившись из дружеского капкана. — Как, кстати, поживает новоиспеченный Мугду? Почему ты оставил его без своей мудрой опеки?
Губы бывшего старосты снова растянулись в улыбке.
— Похоже, Лугдес для тебя навсегда останется мальчиком-с-пальчик. Ты же сам видел, он уже давно выше меня на голову и в полтора раза шире в плечах.
Это да, после того, как Элмер смог возродить Матерь Живых, флогероны-лилипуты остались только в легендах, и лесной народ, как и прежде, стал жить в гармонии с природой. А самом начале, конечно, было сложно. Помню, как мы вырубали агрессивные цветы по всему Флогину. Они так привыкли жрать двуногих, что пришлось их уничтожить.
Сам же Элмер стал для соплеменников не просто шаманом, а чем-то вроде полубога, даже большим, чем Кадис Древорукий. Элмер Цветосердый. Звучит. Да, любят флогероны растительные имена. С Кадисом все понятно, а вот почему они так прозвали моего друга? Может быть, потому, что он с рождения носил у сердца талисман с волшебными семенами?