безумным глазом на ожившее озеро. — Здесь еще один!
Огненный дэв был вдруг обретшим форму пламенным протуберанцем, который беспрерывно менялся, струился уносящимися вверх языками пламени. Его глаза метали красный огонь, пасть изрыгала зеленоватый огонь, а ужасные когти из синего пламени были готовы схватить их, испепелить в прах.
И огонь Светлого Подсвечника столкнулся с огнем дэва. Это была схватка огня первозданного с огнем нечистым, зажженным ядовитой волей. И победил в ней чистый огонь Подсвечника, а нечистый огонь дэва, его тело, погас тотчас же, растекшись вонючей струей пара.
Выехав из страшной долины, где еще не утихли отголоски адских воплей и шипения серных струй, они устремились в том же направлении, что и прежде, на север. Горы давно остались позади, и теперь кони скакали по влажной равнине. Невдалеке колыхались бурые тростники. Черное небо начало опускаться все ниже и ниже: наступала темнота.
Вдруг Фонсека натянул поводья и соскочил на землю. Вслед за ним спешились и остальные. Фонсека, присев на корточки, стал изучать какой-то след, отпечатавшийся на мокрой глине. Это был очень странный след: четко выдавленные три пальца с дюймовыми когтями, будто существо ходило на одних пальцах.
— След василиска, — прошептал Фонсека, оглядываясь. — Он выдавливается, только когда василиск охотится, а здесь нет другой добычи, кроме нас.
— Я что-то слышал про василиска, — задумался Шамиссо.
— Самая мерзкая тварь из всех, которые встречаются здесь. Он убивает одним взглядом. Посмотрел — понял? — и все.
— Ему, наверное, легко, — предположил Лоу.
— Вот он, — вместо ответа сказал Фонсека и показал на тростники. Оттуда, раздвинув стебли массивным телом, вышло животное, похожее на очень большую ящерицу. Всю его голову, хребет и часть хвоста покрывал большой кожистый гребень. Но самым примечательным были его глаза: огромные, занимающие полголовы.
Это и был василиск, чудовище, убивающее взглядом.
Они упали на землю. Фонсека шепотом ругался.
Но когда страшное существо внезапно повернуло свою голову к ним и встретилось с ними взглядом, тело его вдруг пронизала медленная судорога, и оно повалилось наземь.
Ругательства Фонсеки стали громче. Он встал и начал отряхивать колени.
— Дьявол! — Он ожесточенно скрипел зубами. — Я забыл, что если увидишь василиска первым, то умирает он.
Остальные смотрели на него.
— Ну что, так и будем валяться? — рявкнул Фонсека. — До темноты нам надо миновать Стодрейм, обогнав по пути Вольфганга, и добраться до мааконда Тудрейм. Он заброшен. Поняли?
— Тогда зачем нам туда? — спросил Лоу. — Чтобы стать пищей другой нечисти?
— В мааконде Тудрейм танцуют демоны пространства. Они смогут перенести нас в мааконд Судрейм.
— Тудрейм, Судрейм… — заворчал Лоу. — Демоны пространства… На кой они нам?
— А на той, — прошипел Фонсека, — что Судрейм находится уже на Берлихуте. Вольфганг же не пользуется услугами демонов пространства, ибо владеет другими заклинаниями. Так что мы опередим его.
Пришпорив лошадей, они понеслись по равнине, и не было слышно ни звука, ибо земля была пропитана влагой. Лошади быстро промчались через огромные, невспаханные поля, и они очутились в краю невысоких холмов, которыми была так богата ВОА. Вскоре холмы плавно перешли в песчаниковые скалы, которые сначала редко, а потом все чаще и чаще стали появляться на их пути, прорезая почву равнины своими твердыми остовами. Еще через час, когда топот стал громче, все поняли, что под ними узкая горная дорога, а базальтовые скалы нависают над ней черными исполинами. Потом дорога сузилась так, что теперь они не смогли бы разъехаться со встречными всадниками. Внезапно справа сплошная стена пиков оборвалась, и открылась предзакатная картина, вся в багряных красках: на фоне узкой, красновато-желтой полосы между черным небом и черной землей виднелось беспорядочное нагромождение островерхих башен с проточенными в них узкими бойницами. Это и был мааконд Стодрейм, древняя резиденция тарлтарских лен! ! дрманнов, а ныне гнездилище Зла ВОА.
Дорога, по которой они следовали, проходила мимо замка, но они все равно увидели выезд Вольфганга. Издалека, со стен мааконда послышалось гудение волынок и рев урнаев, больших труб, зарокотали барабаны, и послышался доносимый ветром громкий скрип — начали открываться ворота Стодрейма. Когда подъемный мост опустился на противоположный край рва, из ворот вынеслась ведомая четырьмя темными лошадьми большая черная колесница. Дальше они смотреть не стали.
Ибо Вольфганг покинул свое гнездо, дабы уничтожить мир.
Теперь им нужно было поторапливаться. Вряд ли он будет долго ждать исполнения своих замыслов, поэтому нельзя было оставлять в своем резерве ни секунды промедления. Они безжалостно нахлестывали коней, мчась на север, к Тудрейму.
Дневное сияние меркло на глазах. Сначала в надвигающейся тьме утонули вершины деревьев леса, куда они попали, миновав скалы, затем исчезли верхние ветви, а в это время сумрак, этот извечный предвестник тьмы, уже окутывал серым пологом подножия лесных великанов. Этот лес, как и все леса на Де-Мойре, был так же дик и запущен, ветви деревьев и подлеска переплелись между собой в неимоверной, медленной схватке, поэтому абсолютно невозможно было разобрать, где есть хоженная тропа в этих вековечных буреломах. Да и не было таких троп: давно уже никто не ходил по де-мойрским лесам, где бродили ужасные существа ночи.
Они во весь опор мчались по узкой неезженой дороге, извивающейся между деревьями, и только природные инстинкты их лошадей спасали их от столкновения с огромными стволами. Их торопил Фонсека. Казалось, он что-то вдруг вспомнил.
— Скорей! — кричал он. — Скорей!
И вдруг угольно-черное небо, которое теперь превратилось в непроницаемую ночь, раскололось резкой вспышкой. Это вызвало взрыв ярости в Фонсеке.
— Третий Свет! — вопил он. — В Тудрейме до Третьего Света!
Чойс не понимал, что такое Третий Свет. Не понимали этого и остальные. Они только все понукали и понукали своих уставших, взмыленных лошадей, которые покрылись хлопьями пены.
Небеса сверкнули еще раз, и уши заложило от страшного удара грома. Тяжелыми, свинцовыми каплями полил холодный дождь.
— Третий Свет! — Фонсека пришел в совершенное неистовство. Он несся по лесу, мелькая между деревьями, как сказочный леший. Ничто не могло остановить его.
Третья вспышка была такой сильной, что на миг ослепила их. Сквозь стену холодной воды, льющейся с неба, и мокрые сплетения лесной растительности до них донесся рев ярости.
— В Тудрейм! — ревел Фонсека. — В Тудрейм!
Чойсу стало страшно. Эта бешеная скачка по лесу до конца вымотала его, он перестал понимать, что происходит, но зорче и внимательнее стал вглядываться в окружающий их лес. Теперь молния слепила глаза постоянно, и в проносящихся мимо картинах невозможно было различить подробности. Но в лесу что-то начало происходить. И когда путь лошади Фонсеки заступила невесть откуда взявшаяся темная, бесформенная фигура, Чойс внезапно понял.
— Сволочь! — Фонсека молниеносно вытащенным из ножен мечом смахнул на всем скаку верхнюю часть существа, и оно упало на дорогу, нелепо барахтаясь. На клинке Фонсеки была земля.
— Великие Мертвые! — орал он, виртуозно сквернословя и тыча клинком куда-то в сторону.
Тогда они увидели.
Пространство между деревьями изредка резко освещалось блеском молнии, и в этом свете становилось видно, что все оно кишит жуткими, невиданными ими прежде существами. В свете молнии четко, как на негативе, выступали их тела и головы, слепленные из тяжелой, черной земли, блестели их глаза — обточенные камушки, широко разевались огромные рты, в которых шевелились белые могильные черви.
Пробудились Великие Мертвые, ужасные порождения земли Де-Мойра, как это было уже не одно тысячелетие.
Впереди еле забрезжила серым опушка леса — подъезды к мааконду Тудрейм, а Великих Мертвых все прибавлялось. Их плодила сама земля. Она вскипала большим, рыхлым бугром, и из этого животворного лона появлялось новое существо. Уже около дюжины их быстро мчалось за лошадьми. Фонсека, скача впереди, неустанно рубил земляных монстров, которые затем за их спинами вновь срастались, с утробным ревом преследуя их. Вскоре их был уже целый легион, а из лесу выходили и выходили новые.
Но впереди уже был Тудрейм.
Еще издали они увидели распахнутые ворота мааконда. Долго, невыносимо долго кони несли их к ним, а ворота приближались ужасно медленно. Вслед мчалась орда Великих Мертвых, наполняя молчаливый лес своими яростными, замогильными воплями, а уставшие лошади уже вотвот могли просто стать, желая расслабляющего отдыха и отдавая себя и своих хозяев внезапно проснувшимся чудовищам.
Не останавливаясь, они пролетели по опущенному деревянному мосту, отозвавшемуся негодующим гулом, и в облаках поднятой лошадьми пыли соскочили на землю во дворе мааконда, защищенном сверху нависающими длинными галереями. Мечи давно уже были выдернуты из ножен, в руках Шамиссо по старой привычке мигом оказался бесполезный здесь бластер, — они решили дорого отдать свою жизнь.
Но вдруг застыли в удивлении. Рев Великих Мертвых удалился и затих, ворота мааконда были закрыты, а снаружи, поднимая мост, звенели цепи.
Они были в безопасности.
21
Мааконд Тудрейм и впрямь был заброшен. На всем виднелись следы запустения, везде царили тишина и разрушение. Относительной сохранностью отличался только главный холл замка. Это было большое, сферическое помещение с рядом огромных каминов вдоль стены. По углам его валялось великое множество поломанной, изрубленной мебели: старинные кресла, стулья с гнутыми спинками, огромные столешницы, в которых накрепко сидели крошащиеся наконечники стрел. Все это позволяло прийти к выводу, что мааконд Тудрейм погиб не своей смертью. Вся эта рухлядь была покрыта толстым слоем копоти и пыли, но центр зала был чист от мусора, каменные плиты были хорошо выметены и выглядели так, будто ими пользовались постоянно. Там ясно был виден странный узор, линии которого причудливо расходились, скрещивались, образуя сложную фигуру. Приглядевшись, Чойс понял, что это пентаграмма с выведенным внутри кругом.