ЗАГАДОЧНЫЕ ЛИТЕРЫ
Подорожнаягонца, который привёз из Кана в Париж в июле 1386 года письма с информацией о Жаке Ле Гри и Маргарите де Карруж. РС. фр. 26021, ном. 899. Французская национальная библиотека.
Какие мысли в действительности терзали Жана де Карружа, и что подсказывало Маргарите её женское тело — это уже другой вопрос. Неужели рыцарь не ценил знания учёных мужей и подозревал, будто Маргарита носит не его ребёнка? Беспокоило ли Маргариту, то, что она могла забеременеть от насильника? А может, супруги, свято уверовав в народные предания, пришли к убеждению, что Ле Гри, подло напав и изнасиловав Маргариту, не мог посеять в ней своё преступное семя?
По мере того как продвигалось следствие, летом, в июле и августе, случилось несколько незаурядных событий. В конце июля гонец по имени Гийом Беренжье прибыл в Париж с двумя запечатанными письмами для Парламента, в которых «содержались сведения относительно мадам Карруж и Жака Ле Гри». Беренжье послал в Париж канский судебный пристав Гийом де Мовине, также он велел передать «из уст в уста некоторые секретные сведения, которые не следует доверять бумаге». Подорожная гонца до сих пор храняится на тонких полосках пергамента, хотя сами письма исчезли, как и те «некие секретные сведения, которые не следует доверять бумаге», что ныне также безвозвратно утеряны для нас. Однако Гийом де Мовине, отправивший в Париж эти письма, был тем самым чиновником, который вызвал к себе в Сен-Пьер-сюр-Див госпожу Николь в тот злополучный день. Граф Пьер ранее уже отправлял письма в Париж, пытаясь отклонить апелляцию, возможно, те послания тоже были его происками с целью очернить рыцаря и вызвать недоверие к показаниям Маргариты.
Примерно в то же время в парижский Парламент был вызван Адам Лувель, предполагаемый подельник Ле Гри. Несколькими месяцами ранее Лувеля уже арестовывали и допрашивали по приказу графа Пьера, однако вердикт, оправдавший Ле Гри, снимал вину и с его предполагаемого сообщника. Теперь же Лувеля объявили в розыск. Письмо парламентариев, датированное 20 июля, требует гарантировать присутствие Лувеля в парижском суде.
Два дня спустя, 22 июля, в воскресенье, Лувель явился на вызов, выступив перед королём Карлом в Венсенском замке. 9 июля рыцарь в обвинительной речи уже называл Лувеля сообщником Ле Гри. Но Лувеля ждало ещё немало сюрпризов. Подъехав к величественному загородному замку, войдя в огромную башню, поднявшись по винтовой лестнице и представ перед королевским престолом, Лувель нос к носу столкнулся со сквайром Томином дю Буа, двоюродным братом Маргариты. На глазах у короля, в присутствии его дядьёв и придворных, тот в резкой форме обвинил Лувеля в нападении на мадам Карруж и бросил ему вызов.
Томин также потребовал, чтобы Лувеля, если он станет отрицать вину и при этом откажется драться, заключили в тюрьму до тех пор, пока он не признается. Не прошло и двух недель после первого вызова, а уже последовал второй, намекая на то, что, возможно, будет не одна, а целых две дуэли.
Лувель попросил короля об отсрочке, известной как «жур д'ави», чтобы посоветоваться со своим адвокатом, и ему дали срок до следующего вторника, 24 июля, хотя не сохранилось документов о том, проходили ли в указанный день какие-либо слушания по этому делу. Но запись, сделанная месяцем позже, говорит о том, что круг задержанных и допрошенных по делу, значительно расширился. 20 августа был арестован сын Адама Лувеля Гийом, а с ним ещё двое мужчин (Госслин и Тома де Белльфон), для прояснения «некоторых вопросов, касающихся судебной дуэли между истцами: шевалье Жаном де Карружем и Томином дю Буа с одной стороны и ответчиками: Жаком Ле Гри и Адамом Лувелем — с другой». Судя по записи, оба судебных спора объединили в один.
Примерно в то же время Парламент распорядился, чтобы Адама Лувеля, уже арестованного и заключенного в Консьержери (мрачные казематы при Дворце правосудия) вывели из камеры и «допросили с пристрастием», то есть, под пыткой. Пытки нередко применялись, чтобы выведать нужные показания у свидетелей и выжать признания из обвиняемых. По мере того как ордалии и дуэли уступали место признанию как доказательству вины, судебные , пытки во Франции использовались все чаще. В особом почёте тогда была дыба, когда руки жертвы связывались за спиной верёвкой, за которую его поднимали над землёй, а потом резко бросали вниз; а также подвешивание над открытым огнём. Часто практиковалось лишение сна, окунание в ледяную воду, а также пытка водой, когда в глотку вливают жидкость, пока человек не начинает захлёбываться.
Адвокат сквайра Жан Ле Кок отмечает в своём дневнике, что «допросу с пристрастием» подверглись Адам Лувель и служанка, «которая, как утверждалось, находилась в тот день в замке Карружей». В те времена пытки были столь расхожим делом, что адвокат даже не упоминает, какие именно методы применялись к двум свидетелям. В любом случае, ни Адам Лувель, ни безымянная служанка ни в чём не признались{12}.
Кроме Адама Лувеля в то лето преступил закон ещё один друг Жака Ле Гри. Жан Белото, недавно овдовевший сквайр, обеспечивающий алиби Ле Гри, был арестован бейлифом парижского епископата по подозрению в «раптусе», то есть, похищении или изнасиловании.
Любопытно, что обвинения Белото, близкому другу Жака Ле Гри и ключевому свидетелю, обеспечивающему его алиби, были предъявлены ни раньше, ни позже, а именно в тот самый период, когда сквайра вызвали в парижский Парламент для следствия по обвинению в изнасиловании Маргариты де Карруж. Возможно, обвинения против Белото были беспочвенны. Но, похоже, Жак Ле Гри избрал себе для развлечений довольно скверную компанию.
Весь июль король и его придворные жадно следили за спором рыцаря и сквайра. Однако в августе, когда следствие затянулось на второй месяц, внимание короля переключилось с внутренних дел (среди которых была и перспектива захватывающей дуэли не на жизнь, а на смерть) на гораздо более значительный внешний конфликт, замаячивший на международном горизонте. Лето было в разгаре, и погода словно благоволила военным действиям, потому что война между Англией и Францией вновь стала неизбежна.
В прошлом году король послал в Шотландию армию французских рыцарей (среди которых был и Жан де Карруж) во главе с адмиралом де Вьеном. Французы сожгли и разграбили приграничные графства, оттянув войска короля Ричарда II на север, подальше от Лондона. Однако второе, более крупное французское вторжение с юга так и не началось, и изначальный план нападения на англичан с двух фронтов был провален. Теперь Филипп Смелый, герцог Бургундский, предложил королю Карлу обессмертить свое имя и нанести по Англии сокрушительный удар, предприняв ещё более масштабное и опустошительное вторжение.
Молодой и впечатлительный король мгновенно одобрил план и уже готовился покинуть Париж и отправиться в Слёйс, фламандский порт, чтобы возглавить поход с огромной французской армадой, состоящей из более чем тысячи военных кораблей. Перед отъездом из Парижа Карл присутствовал на торжественной мессе в соборе Нотр-Дам, пообещав не возвращаться в столицу, пока не ступит на английскую землю твёрдой поступью победителя.
После того как король и его дяди покинули Парламент, суд возобновил работу, включая процесс Карруж — Ле Гри. И вот уже заканчивался август, дело грозило затянуться на третий месяц, а рыцарь и сквайр по-прежнему были пленниками Парижа. Они могли перемещаться по городу как им вздумается, но были обязаны являться во Дворец правосудия по первому зову, а это могло случиться в любой момент.
Маргарита, уже на восьмом месяце, оказалась не только пленницей шумного города и четырёх стен своего дома, но и собственного тела. Ожидать одновременно разрешения от бремени и приговора суда в столь непривычной обстановке, должно быть, было для неё сущей пыткой.
Пока шло растянувшееся на целое лето следствие и все с нетерпением ждали решения Парламента, Жан Ле Кок делал собственные заметки касательно этого запутанного дела. В своём дневнике адвокат Жака Ле Гри взвешивает все доводы, как за, так и против подзащитного, обильно сдабривая их собственными мыслями и суждениями по ходу проводимого следствия.
К доводам, работающим против своего клиента, он относит тот факт, что «жена Карружа твёрдо стояла на своём, утверждая, будто преступление действительно имело место». Выдержка Маргариты под потоком всевозможных опровержений, предположений, алиби и встречных обвинений произвели на адвоката не меньшее впечатление, чем на всех остальных.
Ле Кок, видевший людей насквозь, также отмечает в своем дневнике, что сквайр однажды поинтересовался: «верю ли я ему, ибо заметил сомнение в моём взгляде».
Ле Кок также пишет: «Жак Ле Гри сказал мне, что как только до него дошли вести, будто Карруж намерен наказать его за совершённое преступление, он немедленно отправился к священнику на исповедь». Если Парламент разрешит дуэль, у обеих сторон будет достаточно времени, чтобы исповедаться в грехах, прежде чем сойтись в смертельном поединке. Но, видимо, Ле Гри не стал рисковать своей бессмертной душой, торопясь раскаяться в грехах задолго до того, как наступит его смертный час.
ДНЕВНИК ЖАНА ЛЕ КОКА
Эта страница содержит некоторые заметки, сделанные Жаном Ле Коком по известному делу. МС. Лат. 4645, фол. с.47. Французская национальная библиотека.
Приводя доводы в пользу своего клиента, адвокат повторяет многое из сказанного Жаком Ле Гри в оправдательной речи на суде, добавляя, что «многие рыцари неоднократно видели его в тот день в обществе графа Алансонского».
«Однако поговаривают, — добавляет адвокат, — что Жак Ле Гри отказался признаваться в чём бы то ни было, опасаясь вовлечь своих родных и близких в грандиозный скандал, поскольку граф Пьер уже поклялся, что тот невиновен в приписываемом ему преступлении».
Это дает возможность предположить, что Жак Ле Гри придерживался своей легенды под давлением извне, и намекает, что и сам Ле Кок сомневается в искренности своего клиента.