алось на римском праве, согласно которому изнасилование — то есть принудительный половой акт вне супружества — каралось смертной казнью[13]. Филипп де Бомануар, французский правовед, живший в XIII веке, утверждает, что наказание за изнасилование предусматривалось такое же, как за убийство или измену, а именно виновного следовало «протащить по улицам и вздернуть на виселице».
Даже во время войны командующие старались приструнить воинов. Например, в 1346 году, когда английские солдаты захватили Кан, им под страхом смертной казни было приказано не причинять вреда женщинам в городе, хотя многие пренебрегали этим предупреждением.
В обществе отношение к изнасилованию сильно варьировалось. Придворные поэты прославляли рыцарей как защитников женской чести, а среди феодальной аристократии изнасилование благородной дамы считалось преступлением преступлений.
В то же время во многих поэмах и повествованиях рыцари между делом лишали невинности девиц низкого происхождения, которые попадались им на пути, а английский король Эдвард III предположительно надругался над графиней Солсбери в 1342 году. Сейчас эта история оспаривается, но в то время многие в нее верили. В Средние века лишь немногие женщины имели возможность выступить против идеи о том, что женщинам даже нравится, когда их берут силой. Кристина Пизанская в своей «Книге о граде женском» (1405 год) написала, что женщины «не получают абсолютно никакого удовольствия от насилия. В действительности насилие для них самое страшное горе».
Преследование и наказание за это преступление часто зависело от социального происхождения жертвы и политического влияния. Во Франции женщин, признанных виновными в нетяжких преступлениях, например, в краже, часто приговаривали к смерти, в то время как многие мужчины, виновные в изнасиловании, отделывались штрафом — компенсацией, которую часто выплачивали не самой жертве, а ее отцу или мужу. Изнасилование считалось не столько сексуальным преступлением в отношении женщины, сколько имущественным в отношении ее опекуна мужского пола. Судебные записи говорят о том, что среди обвиненных в изнасиловании число служителей церкви было несоизмеримо большим, и они часто избегали серьезного наказания, пользуясь «привилегией духовного звания». В таком случае их дело рассматривала церковь, а не светский суд.
Обстоятельства преступления, в том числе частое отсутствие каких-либо свидетелей, часто делало обвинение в изнасиловании трудно доказуемым в суде общего права. А во Франции, женщина, ставшая жертвой изнасилования, независимо от ее социального происхождения, не могла выдвинуть обвинение без содействия мужа, отца или опекуна. Многие жертвы, которым их обидчики угрожали позором и бесчестием, предпочитали молчать, нежели рисковать своей репутацией или репутацией семьи, предавая преступление огласке. Поэтому если теоретически изнасилование считалось тяжелым преступлением, за которое закон предусматривал суровое наказание, на практике оно часто оставалось безнаказанным и просто замалчивалось.
После жестокого нападения Маргарите ничего не оставалось как страдать от боли и унижения в одиночестве: «В день, когда с ней приключилась эта страшная беда, госпожа Карруж находилась в замке все еще потрясенная случившимся, но достойно справляясь со своим горем». В голове у Маргариты эхом звучали угрозы оруженосца, обязывающие ее хранить молчание. Ее свекровь и слуги скоро вернутся. Как ей быть теперь?
Ле Гри угрожал ей самым страшным позором и бесчестием для женщины ее социального положения. В кругу знати честь была всем, а позор считался уделом хуже смерти. Женская честь — репутация женщины как верной и целомудренной — ценилась особенно высоко.
Измена отца Маргариты французской короне уже запятнала род Тибувилей, и потому Маргарита чувствовала себя еще более уязвленной. Возможно, Ле Гри и хотел сыграть на этом. Зная историю бесчестия рода Тибувилей, он мог использовать ее, чтобы вынудить Маргариту замалчивать новый постыдный эпизод.
Но даже если Маргарита осмелится публично обвинить Ле Гри, то обвинение будет очень сложно или даже невозможно доказать. Ле Гри являлся фаворитом графа Алансонского и мог рассчитывать на благосклонное отношение и рассмотрение дела при дворе в Аржантане, а Маргарита, как дочь предателя и жена одного из самых неудобных вассалов графа, лишь вызывала бы подозрения. Ле Гри также хорошо знали и любили при дворе короля в Париже как одного из личных оруженосцев монарха. А если бы Карруж и жена обратились в один из светских судов, Ле Гри, имея ранг церковнослужителя, всегда мог воспользоваться «привилегией духовного звания» и перенести слушания в церковный суд.
Ле Гри также пригрозил Маргарите, что, если она все расскажет мужу, Карруж может ее убить. Ревнивый, подозрительный и запальчивый, рыцарь может не поверить ей, а напротив, решит, что она пытается скрыть внебрачные отношения с Ле Гри или другим мужчиной. Случалось, что мужья, заподозрив жен в неверности, убивая их, потом избегали наказания, поскольку жена повела себя неподобающим образом. За годы службы при дворе графа Алансонского оруженосец хорошо знал, что Карруж по характеру ревнив и подозрителен. Отсюда он мог предположить, что рыцарь полностью не доверяет даже собственной жене. Не исключал он и того, что Маргарита побаивалась мужа, и потому сыграл на этом ее страхе, приказав хранить молчание.
Но несмотря на угрозы обидчика и долгий и трудный путь к справедливости, Маргарита не побоялась ни скандала, ни опасности, которые ей угрожали, если она нарушит молчание. Вскоре после нападения она твердо решила рассказать о преступлении мужу после его возвращения и жаждала быть отомщенной. «Она твердо запомнила день и время, когда Жак Ле Гри приезжал в замок. Хорошо запомнив детали, Маргарита была готова не только к неизбежным расспросам мужа, но и к мукам общественного осуждения, с которым ей точно предстояло столкнуться, как только она откроет свою ужасную тайну»[14].
Молчание, к которому Ле Гри так хотел принудить Маргариту, длилось всего несколько дней, пока Жан де Карруж не приехал из Парижа, предположительно 21 или 22 января.
Госпожа Николь вернулась из своей недолгой поездки в Сент-Пьер-сюр-Див уже через несколько часов после того, как Ле Гри и его сообщник покинули Капомениль. Но свекровь была последним человеком в мире кому бы Маргарита доверила свою ужасную тайну. Поэтому, несмотря на огромный стресс после пережитого потрясения, она хранила молчание до возвращения мужа.
Вернувшись в Капомениль, Жан нашел свою жену в подавленном состоянии — печальной, готовой расплакаться, безучастной, совсем не такой как обычно. Сначала он заподозрил, что жена поссорилась с госпожой Николь. Вместе женщины провели целых три недели, и, конечно, в его отсутствие между ними могло возникнуть недопонимание.
Маргарита ничего не говорила мужу о случившемся, пока они не остались наедине.
«День сменила ночь, и сир Жан пошел спать. Но госпожа не спешила ложиться вместе с ним, чему он очень удивился. Несмотря на уговоры, она отстранилась от него и долго ходила по комнате, глубоко задумавшись. Наконец, когда все в замке заснули, — в небольшом замке только оказавшись в спальне супруги могли остаться по-настоящему наедине, не рискуя быть подслушанными прислугой, — она подошла к мужу, встала перед ним на колени и тихим голосом поведала ему о том, что с ней случилось».
Маргарита не ложилась в постель к мужу — возможно, это была та самая кровать, на которой ее связали и изнасиловали, — пока у нее не появилась возможность все ему рассказать.
После нескольких недель разлуки, Жан, разумеется, страстно желал снова оказаться в постели с женой. Но в тот момент Маргарита хотела этого меньше всего на свете. После жестокого нападения на ее теле, наверняка, остались синяки и царапины. В Средние века люди, включая знатных господ, обычно спали обнаженными и, прежде чем раздеться перед мужем, Маргарита хотела ему все объяснить. К тому же, имея возможность самой выбрать время и место для рассказа о случившемся, она могла хотя бы немного контролировать щекотливую ситуацию.
Пока Маргарита в слезах рассказывала мужу «историю подлого, жуткого и преступного деяния», жертвой которого она стала, Карруж сначала онемел от изумления, а потом пришел в ярость. Закончив рассказ, Маргарита принялась уговаривать Жана чтобы он во чтобы то ни стало добился возмездия.
Она понимала, что в таком случае под угрозой окажется и репутация мужа, и ее собственная. Отныне это печальное обстоятельство сплотит их судьбы еще сильнее, чем обычные радости супружества. Маргарита также знала, что по феодальным законам без поддержки и защиты мужа она не имела никакого права выдвигать обвинения в подобном деле.
На следующее утро Жан де Карруж собрал родных и друзей на тайное совещание. У рыцаря имелось достаточно причин ненавидеть Ле Гри и заподозрить его в содеянном. Убежденный в том, что Ле Гри плел против него интриги при дворе, рыцарь, скорее всего, легко поверил рассказу жены о жестоком нападении на нее оруженосца. Но после многочисленных ссор с графом Алансонским в последние годы торопиться обвинять его фаворита было очень рискованно. Если обвинения сочтут неубедительными, Карруж наживет себе проблемы похуже тех, что у него уже имелись. На совещании в узком кругу Карруж мог получить ценный совет от родных и друзей, не предавая постыдный эпизод широкой огласке и не затевая преждевременно разбирательство, которое могло стать для него роковым.
На семейный совет в Капомениле собрались, конечно же, Николь де Карруж, а также, вероятно, Робер де Тибувиль, кузен Маргариты, недавно вернувшийся с Карружем из Шотландии, рыцарь Бернар де Ля Тур, муж сестры Жана, еще один кузен Маргариты Томан дю Буа. Прибыв в замок, они были удивлены такой секретностью и спешкой. Жан пригласил всех в одну из комнат. «Объяснив всем причину, он попросил жену рассказать о том, что с ней произошло, не упуская никаких деталей».