Карл V обычно принимал просителей во внутреннем дворе Венсенского замка утром, после посещения мессы в местной часовне, или днем после обеда. Но Карл VI, пока еще слишком юный и не освоившийся в роли верховного судьи Франции, скорее всего, заслушал апелляцию Карружа в богато убранном зале заседаний на втором этаже главной башни.
Это был просторный зал со сводчатым потолком, обшитым балтийской древесиной, который поддерживали каменные арки, выкрашенные в яркие красный синий и золотистый цвета. Опорой всем аркам служила одна единственная колонна в центре залы. Капитель колонны украшал резной узор в форме лилий, а своды над ней были украшены розеткой с королевским орнаментом. На стенах висели шелковые и шерстяные гобелены с изображениями античных и религиозных сюжетов. На небольшом помосте возвышался обитый синим бархатом и украшенный золотом королевский трон, сразу привлекая к себе внимание. Около нескольких арочных проемов стояли стражники, охранявшие входы в зал, а также представители знати, духовенства и прочие придворные.
Войдя в приемную короля, Карруж поклонился и встал на одно колено, готовясь изложить свою просьбу. Его адвокат тоже встал на одно колено рядом с ним.
Сидя на троне под присмотром бдительных дядей регентов, юный монарх свысока смотрел на преклонившего перед ним колено рыцаря, который был почти три раза старшего него самого.
Встав на одно колено, Карруж вынул из ножен меч, единственное оружие, которое ему разрешили взять с собой на аудиенцию у короля, и поднял его вверх, стараясь не размахивать оружием перед королем. По традиции поднятый вверх меч символизировал призыв к поединку и говорил о готовности Карружа насмерть сражаться за свое дело.
Подняв меч вверх, рыцарь сказал:
— Мой милостивый и полновластный господин, я, Жан де Карруж, рыцарь и твой верный слуга, явился добиваться твоего правосудия.
Юный король ответил:
— Сир Жан де Карруж, я готов выслушать твою просьбу.
Громко и отчетливо, так, чтобы все присутствующие могли слышать его слова, рыцарь сказал:
— Достопочтенный и полновластный господин мой, настоящим заявляю, что на третьей неделе января сего года в Капомениле некто Жак Ле Гри, оруженосец, совершил тяжкое преступление, вступив в насильственную плотскую связь с моей женой, госпожой Маргаритой де Карруж, против ее воли. И я готов за это обвинение поручиться собственной головой и в назначенное время вступить с ним в бой и либо убить, либо победить его, чтобы доказать правдивость моих обвинений.
Произнеся эти торжественные и роковые слова, рыцарь запустил в движение медленные жернова королевского правосудия и положил начало цепи событий, в которые окажутся втянутыми он сам, его жена, Жак Ле Гри, семьи и друзья рыцаря и оруженосца, а также много других представителей французской знати.
Изложив свою просьбу и поблагодарив короля, Карруж с адвокатом покинули зал заседаний, а затем и главную башню замка. Теперь рыцарю предстояло ждать, возможно несколько недель или даже месяцев, следующего этапа — официального вызова на поединок. Следуя закону, король сразу же передал апелляцию на рассмотрение парижского парламента, в юрисдикции которого находились все дуэли. Он должен был изучить дело во всех деталях. Но поскольку сам Карл председательствовал в парламенте как верховный судья, то ему и самому предстояло внимательно и с интересом следить за делом Карружа — Ле Гри.
Вызов на поединок требовал множества приготовлений. Из Венсенского замка отправили курьером письмо с королевской печатью во Дворец правосудия в Париже. В великолепных готических залах дворца на берегу Сены писари парижского парламента подготовили официальную повестку в суд для Жака Ле Гри, которого рыцарь указал в качестве ответчика. Затем повестку с гонцом отправили в Аржантан или в другое место, где можно было бы застать оруженосца в Нормандии.
Когда Жак Ле Гри получил повестку явиться в суд в Париже, он не удивился этому, а скорее сильно обеспокоился. Граф Алансонский ранее написал королю, чтобы предотвратить подачу апелляции Карружем. Но решительный рыцарь добился слушания дела при дворе короля, и повестку, обязывающую Жака Ле Гри предстать перед парижским парламентом, игнорировать было нельзя.
Приехав в Париж, Ле Гри, тоже сразу нашел себе адвоката. Главным советником Ле Гри стал Жан Ле Кок, очень известный и востребованный адвокат. Ле Кок вел записи по этому делу в своем рабочем дневнике, аккуратно записывая факты и наблюдения на латыни. Его дневник, один из старейших сборников примеров из юридической практики, дошедших до наших дней, содержит ценные заметки как о самом деле, так и характере Ле Гри, поскольку Ле Кок записывал в дневнике и собственные мысли о клиенте и об их конфиденциальных разговорах.
На момент судебного процесса Жану Ле Коку было лет тридцать пять. Будучи сыном видного адвоката, которого тоже звали Жан Ле Кок, он унаследовал вместе с именем и профессией еще и тесные связи отца с королевской семьей. Среди клиентов Ле Кока младшего числились брат короля Людовик Валуа, герцог Орлеанский, а также влиятельный дядя короля Филипп, герцог Бургундский.
Парижский парламент мог назначить Ле Кока представлять интересы Ле Гри, что иногда случалось с делами, вынесенными на апелляцию. Либо, зная о тесных связях адвоката с короной, родственники Ле Гри или граф Пьер Алансонский специально выбрали его для защиты оруженосца, которому грозила смертельная опасность.
Вскоре Ле Кок обнаружил, что защищать оруженосца, обвиненного в изнасиловании и Маргариты де Карруж, непросто, во многом потому, что Ле Гри не всегда следовал советам адвоката. Ле Гри проявил свое упрямство уже на раннем этапе, когда адвокат посоветовал ему воспользоваться правом на «неподсудность духовенства светскому суду».
Поскольку Жак Ле Гри был не только оруженосцем, но и клириком — представителем духовенства, имевшим образование — он мог вовсе избежать рассмотрения дела в парижском парламенте и добиться рассмотрения в церковном суде, где возможность поединка полностью исключалась. Ле Кок пишет, что настоятельно рекомендовал своему клиенту так поступить, чтобы избежать риска сражения на дуэли.
Но, как с сожалением записал адвокат у себя в дневнике, оруженосец «выразил категорическое несогласие» и отверг совет Ле Кока, «отказываясь себе помочь».
Ле Гри крепко стоял на своем, поскольку из тщеславия не мог допустить, чтобы его считали трусом, особенно теперь, когда о конфликте знал король, его придворные, и постепенно узнавали по всей Франции.
После того как Карруж подал апелляцию королю, а Ле Гри получил повестку от парламента прибыть в Париж, обоим требовалось найти себе поручителей для процедуры официального вызова на поединок. И тому и другому следовало подыскать себе жилье в городе на продолжительный срок и уладить множество других вопросов. Если Маргарита к тому времени еще не приехала в Париж, Карружу, конечно, нужно было вызвать ее к себе или вернуться за ней самому. На ближайшие несколько месяцев жизни Карружа и Ле Гри полностью поглотит их дело, которое теперь неумолимо жило своей собственной жизнью.
Как это обычно случается в судебных делах, разбирательство не только отнимало много времени, но и было довольно затратным. Это представляло определенный риск для рыцаря при его шатком финансовом положении. Нередко случалось, что стороны, участвующие в затяжном судебном споре, занимали деньги у родственников или друзей, либо брали ссуды, чтобы покрыть расходы. Если Ле Гри был богат, да и граф Алансонский наверняка охотно бы помог своему фавориту, у Карружа было гораздо меньше средств, как и друзей, на которых он мог положиться.
Но к этому времени, когда в воздухе витала реальная угроза поединка, оба поставили на карту гораздо больше, чем просто деньги.
В конце весны или начале лета 1386 года рыцарь и оруженосец получили официальные письма с требованием явиться во Дворец правосудия и предстать перед королем и парламентом. Явку назначили на понедельник, 9 июля. Почти через шесть месяцев после предполагаемого преступления Жану де Карружу наконец предстояло встретиться со своим врагом в высшем суде Франции, обвинить его в ужасном преступлении против своей жены и предложить доказать правоту своих обвинений в бою. Рыцарь давно ждал этого момента, но все еще не было никакой гарантии, что, официально вызвав оруженосца на поединок, он действительно получит возможность сразиться с ним. Это предстояло решить парламенту.
Для вызова на поединок выбрали одно из самых торжественных мест в Париже. Дворец правосудия, представлявший фактически комплекс зданий на северной стороне острова Сите, очень удачно перестроили в начале 1300-х годов под официальную резиденцию короля, однако теперь здесь располагался парижский парламент, а король во дворце бывал только по важным государственным делам. В северо-восточной части дворца, на берегу реки, куранты на часовой башне, построенной по приказу Карла V, звонко отсчитывали часы.
К западу, вдоль реки, стройной линией выстроились еще три башни дворца — Цезарь, Бобек и дʼАржан. К югу от дворца, соединенная с ним закрытой галереей, стояла восхитительная часовня Сент-Шапель.
Утром 9 июля рыцарь и оруженосец явились во дворец с противоположных концов Парижа. Жан де Карруж пришел из восточной части города, где проживал на улице Святого Антуана, рядом с дворцом епископа и дворцом Сен-Поль. Жак Ле Гри приехал с запада, где он остановился вместе с графом в его резиденции Алансон в не менее престижном квартале среди множества других роскошных частных домов, находящихся под сенью Лувра. Обоих соперников сопровождали их адвокаты, поручители, родственники и друзья.
Каждый из них вместе со своей свитой перешел с правого берега Сены на остров Сите по большому деревянному мосту, построенному на сваях, забитых в речной ил, миновал королевскую часовую башню и вошел на территорию дворца через ворота на восточной стороне.
Здесь им пришлось потолкаться на шумной и суматошной Кур дю Май, просторной площади Дворца правосудия, где казалось собрался весь Париж. Пришедшие по делу во дворец адвокаты, истцы и ответчики то и дело наталкивались на лавочников, хлопотавших вокруг своих прилавков, и торговавшихся с ними покупателей, нищих, просящих милостыню, и просто зевак, наблюдавших за бесконечным спектаклем городской жизни.