По обеим сторонам от центра имелись дополнительные трибуны для женщин. Они были устроены таким образом, что дамы могли «по желанию» выйти, например, если устанут или не вынесут жестокости представления. И наконец, следуя вниз по социальной лестнице, имелись трибуны для «горожан, купцов и людей еще ниже по положению», хотя большинству из них придется искать себе место просто на поле и смотреть бой сквозь решетки крепкого деревянного забора.
Различное вспомогательное оснащение для поединка либо привозили, либо собирали прямо на месте. На противоположных концах поля, в продольном направлении, плотники построили два помоста, на которые поставили тяжелые стулья, по форме напоминающие трон. Здесь должны были сидеть противники, пока их не позовут давать присягу. Рядом с каждым стулом было оставлено место для палатки или шатра — их разбивали за один-два дня до поединка.
В каждом из этих небольших военных лагерей имелась небольшая скамеечка, по которой участник поединка мог сесть на боевую лошадь непосредственно перед битвой. Лагерь Жана де Карружа, как апеллянта, находился с правой стороны от королевской трибуны, а лагерь Жака Ле Гри, ответчика, располагался слева.
Как только все конструкции на поле были отремонтированы или перестроены, перешли к подготовке самой арены. Землю внутри ограждения перекопали, чтобы очистить ее от любых инородных предметов или неровностей вроде корней и камней. Затем каждый дюйм земли посыпали слоем чистого просеянного песка. Песок делал поле гладким, ровным, пригодным для честного боя. Он впитывал кровь, пролитую воинами во время битвы, поэтому закованные в латы противники не рисковали поскользнуться, когда оставляли лошадей и продолжали бой пешими.
У огражденного поля монастыря Сен-Мартен было много ранних предшественников, поскольку судебный поединок берет начало с эпохи античности. В «Илиаде» Гомера, действие которой происходит в конце Бронзового века (примерно 1200 до н. э.) описан поединок из-за Елены Троянской. Битва шла на тщательно подготовленном поле. Перед поединком произносили молитвы и приносили в жертву животное. Римляне строили специальные арены для кровавых поединков гладиаторов, которые процветали во времена раннего христианства. И хотя в Римском праве не было определения судебного поединка как такового, античные арены, которыми была усеяна средневековая Европа иногда использовались для таких боев.
В Нормандии традиция проводить поединки возникла в XIX веке с приходом викингов. Они часто проводили такие битвы на островах, где камнями выкладывали круг, выделяя поле сражения. У скандинавов было принято вызывать соперника на дуэль, чтобы оспорить его претензии на участок земли или даже на жену.
В конце XIV века даже короли предлагали сразиться друг другу на закрытом поле чтобы разрешить территориальные споры. Во времена Столетней войны короли Франции и Англии регулярно вызывали друг друга на дуэли. В 1388 году король Ричард II, которому тогда было всего шестнадцать лет, предложил поединок четырнадцатилетнему Карлу VI и его дядям-регентам. Но тогда ничего из этого не вышло, поскольку предложение было скорее переговорной тактикой нежели настоящим вызовом.
Существует легенда о том, как однажды перед собором Нотр-Дам соорудили арену для поединка между человеком и собакой. История гласит, что в 1372 году одного королевского фаворита нашли убитым в его поместье под Парижем. Убийство раскрыть не удалось, пока не заметили, что собака жертвы, огромная борзая, очень преданная своему хозяину, каждый раз начинала рычать и лаять при виде одного человека. Все знали, что этот человек, Ришар Макер, завидовал покойному, его положению при дворе короля. Когда королю рассказали о том, как ведет себя собака, он расценил это как обвинение и приказал, чтобы Макер и собака сразились на судебном поединке.
В назначенный день огромная толпа собралась вокруг деревянного ограждения, установленного перед собором Нотр-Дам. Макер вооружился дубиной, а собаке дали большую бочку, открытую с обеих сторон, где она могла укрыться. Согласно одному отчету: «Как только собаку спустили с привязи, она без промедления ринулась на своего противника, зная, что первым должен нападать апеллянт. Но Макер, угрожая огромной дубиной, не подпускал собаку близко, и она бегала вокруг него на безопасном для себя расстоянии. Выжидая, собака крутилась тут и там и, наконец, улучив удобный момент, она прыгнула на противника и вцепилась зубами ему в горло. Собака схватила Макера зубами так сильно, что повалила на землю. Макер закричал, моля о пощаде». После того как Макера высвободили из клыков собаки, он сознался в преступлении и был повешен на Монфоконе».
Этот случай фигурирует во многих книгах по истории Франции, и поэты даже слагали о нем стихи, хотя маловероятно, что это произошло на самом деле. Но даже если это выдуманная история, она иллюстрирует популярное верование, что в кровавом поединке между «равными» мог быть вынесен справедливый вердикт. Король, который, по некоторым сведениям, присутствовал на поединке человека и собаки, счел итог поединка «знамением чудесного суда Божьего».
В середине сентября, когда парламент вынес решение в деле Карружа — Ле Гри, король Карл и его дяди уже уехали из Парижа во Фландрию, чтобы собрать там великую армаду для нашествия на Англию. Летом в присутствии Карла рыцарь вызвал оруженосца на поединок, и юный монарх с интересом следил за развитием конфликта вплоть до отъезда из Парижа. Король был в Аррасе, по пути в порт Слёйс, когда его известили о том, что парламент назначил поединок на конец ноября. Впереди было еще целых два месяца, а Карл планировал вернуться с триумфом из Англии гораздо раньше.
Но вмешалась плохая погода. Сильный шторм потопил многие корабли, буря вырывала с корнем деревья, много народу и лошадей погибло от ударов молнии. Во Франции тоже наблюдались странные явления, которые можно было расценить как предостережение. В Плезансе на берегу реки Марны, молния ударила в церковь, пройдя через храм насквозь. Внутри сгорела вся деревянная мебель и даже церковная утварь, и только фрагменты освященного лика Христа чудом уцелели. Около Лаона произошла «странная и неслыханная вещь»: повсюду летали огромные стаи ворон с горящими углями в когтях. Птицы побросали угли на крыши хранилищ с зерном, начался пожар и здания сгорели дотла. В конце концов, король и регенты решили отложить военную кампанию на следующий год.
В середине ноября, готовясь к отъезду в Париж, Карл очень хотел успеть на поединок, назначенный на конец этого месяца. Будучи всего семнадцати лет отроду, он очень любил жестокие состязания, особенно рыцарские турниры, и часто сам в них участвовал. Годом ранее на турнире в Камбре он с энтузиазмом бился с фламандским рыцарем, сиром Николасом д’Эспинуа[20].
Карл так любил рыцарские турниры, что несколькими годами позже, когда сорок английских рыцарей сражались с тремя французскими соперниками на трехдневном турнире в Сен-Инглевере, он посетил состязание инкогнито и в сопровождении всего одного придворного, чтобы смешаться с толпой и посмотреть бой поближе.
Желая присутствовать на бое между Карружем и Ле Гри, король забеспокоился, что может задержаться в пути из-за плохой погоды или по другой причине и не успеет вернуться вовремя. Его дяди, герцоги Беррийский, Бургундский и Бурбонский, тоже хотели застать сражение, и посоветовали юному монарху вмешаться. Всего за неделю до назначенного поединка, Карл послал гонца в Париж с приказом отложить дуэль до его возвращения. В качестве наиболее подходящей даты король указал субботу после Рождества — 29 декабря.
Парижский парламент спешно собрался на совещание 24 ноября — всего за три дня до назначенного поединка — последовали пожеланию короля и назначили новую дату, отложив бой более чем на месяц, хотя арена монастыря Сен-Мартен была уже практически готова, а оба участника поединка вели последние приготовления к битве.
Жан де Карруж и Жак Ле Гри узнали о переносе поединка сразу, поскольку их вызвали в парламент, где в их присутствии было вскрыто и зачитано письмо короля. Перенос поединка с конца ноября на конец декабря предоставили рыцарю, оруженосцу, а также Маргарите еще тридцать с лишним дней жизни. Но ни для кого из них это ожидание не было легким и спокойным, особенно для Маргариты, над которой нависла угроза смерти на костре.
Король и его дяди покинули Слёйс 26 ноября. На следующий день, когда изначально должен был состояться поединок, Карл прибыл в Аррас, а 5 декабря, через два дня после своего восемнадцатилетия, король вернулся в Париж.
В Париже юного короля ждала его супруга, шестнадцатилетняя Изабелла Баварская, на которой он женился в прошлом году. Как и большинство королевских браков этот союз устроили старшие родственники, которых больше беспокоили политические выгоды, нежели счастье будущей пары.
Амбициозные регенты короля давно стремились заключить военный альянс с отцом Изабеллы, герцогом Стефаном III Баварским. Герцог тоже искал союза с французским королевским домом. Но к всеобщему удивлению и радости, на черствой почве политического прагматизма расцвела роза романтической любви, потому что Карл и Изабелла страстно полюбили друг друга[21].
Во время переговоров о браке между двумя династиями, Изабелла согласилась соблюсти все традиции французского королевского дома. Она даже согласилась раздеться перед придворными дамами, которые должны были осмотреть ее полностью обнаженной. Подобный осмотр устроили еще до того, как Изабелла встретила Карла, и даже раньше, чем Карл узнал, кто его будущая невеста. Нужно было удостовериться, что девушка «способна вынашивать детей». Изабелла любезно согласилась на такую проверку, которую провели три французских герцогини, и видимо легко ее прошла.
Вскоре Изабеллу, теперь уже в изысканных одеждах, в дорогих украшениях, представили Карлу в присутствии придворных, кот