Черный, по традиции цвет траура и смерти, часто носили палач и его жертвы, включая ведьм, еретиков, приговоренных сожжению на костре. Черный цвет одежды Маргариты говорил о том, что ее жизнь в тот день висела на волоске.
Родственники и друзья Маргариты, да и, наверное, многие зрители в толпе переживали за нее. Среди друзей ее мужа были уважаемые представители знати, которые принимали супругов у себя в Париже и выступили в качестве поручителей, обеспечивая тем самым выход рыцаря на поле поединка. По словам Жана Ле Кока, адвоката Ле Гри, многие верили в то, что правда на стороне рыцаря, и сочувствовали его жене.
Но адвокат замечает, что многие поддерживали и Ле Гри, среди его сторонников было много влиятельных королевских придворных и, возможно, сам король, поскольку Ле Гри был фаворитом графа Алансонского, кузена короля. Семья Ле Гри и его друзья люто ненавидели Маргариту за то, что она запятнала его имя и поставила его жизнь под угрозу, обвинив в таком тяжком преступлении. Они очень надеялись увидеть поражение рыцаря и смерть Маргариты на костре на исходе дня.
Среди зрителей чувства и симпатии к какой-либо из сторон не были так явно выражены. Многие из них даже не знали подробностей конфликта. Для случайных зевак поединок был редким событием, которое им никогда не приходилось видеть ранее, развлечением, дополнившим неделю рождественских празднований. Часть собравшихся, несомненно, относилась к Маргарите с состраданием, но многие распускали на морозном воздухе недобрые слухи, все сильнее накручивая себя и других перед дуэлью, и распаляясь от предвкушения даже еще более зрелищной казни женщины на костре, которая может последовать после.
Кто она? Ведьма? Колдунья? Соблазнительница? Холодный порывистый ветер бил Маргарите в лицо, дергал за траурные одежды. Она, наверняка, кожей чувствовала эти тысячи взглядов, устремленных на нее со всех сторон, а в них — смесь сочувствия, враждебности и любопытства. Даже присутствие на разбирательстве в парламенте несколькими месяцами ранее не могло подготовить ее к такому испытанию.
Последним на поле выехал Жак Ле Гри со своей свитой из родственников и друзей, включая придворных графа, которые выступали его поручителями. Как человек, которого обвинили в тяжелом преступлении, Ле Гри тоже вызывал у собравшихся жгучее любопытство.
За ним так же следовали слуги, которые несли его щит и другое снаряжение, и паж, который вел под уздцы боевого коня. По иронии судьбы на гербе Ле Гри присутствовали те же цвета, что и на гербе Карружа, только в сочетании наоборот — серебряное поле, перечеркнутое красной лентой.
Поравнявшись с огражденной ареной, рыцарь и оруженосец проследовали каждый на свою сторону арены: Карруж и его свита подъехали к воротам справа от королевской трибуны, а Ле Гри и его свита — к воротам слева. Каждый остановился рядом с собственным небольшим военным лагерем с шатром, стулом и лесенкой, по которым ему предстояло взбираться на боевого коня. Маршал поединка покинул свое место рядом с троном короля и поехал к правым воротам. За ним также верхом последовали герольд и двое из четырех рыцарей, выступавших в качестве официальных свидетелей. Еще один герольд и два оставшихся рыцаря направились к левым воротам.
У правых ворот маршал поединка приостановил свою лошадь рядом с лошадью апеллянта и потребовал, чтобы тот громко назвал себя и причину, по которой он явился во всеоружии на поле боя.
Громко и отчетливо, чтобы его хорошо было слышно всем собравшимся, рыцарь ответил:
— Многоуважаемый сеньор, маршал поединка, по велению нашего государя короля, я, Жан де Карруж, рыцарь, явился к вам верхом и во всеоружии, как подобает благородному человеку, который обязан выйти на арену и сразиться против Жака Ле Гри, оруженосца, в распре, касающейся гнусного преступления, совершенного против моей жены, госпожи Маргариты де Карруж. В этот день я взываю к Господу нашему, Пресвятой Деве Марии и святому Георгию Победоносцу как свидетелям моей правоты. Я явился лично выполнить свой долг и прошу тебя предоставить мне мою часть поля, ветра и солнца и все, что в подобном случае необходимо и полезно. Настоящим я клянусь, что буду исполнять свой долг при помощи Божьей, Пресвятой Девы Марии и святого Георгия Победоносца. Я заявляю, что буду сражаться верхом или пешим, как сочту лучшим для себя, используя собственное оружие по своему усмотрению, как для нападения, так и для защиты, как перед боем и во время него, как позволит мне Бог.
После того как апеллянт сказал свое слово, на поле официально вызвали ответчика. По сигналу маршала герольд выкрикнул:
— Месье Жак Ле Гри, выйди и исполни свой долг против месье Жана де Карружа!
Маршал верхом пересек поле и, поравнявшись с Ле Гри, также потребовал, чтобы тот назвал себя и причину, по которой явился во всеоружии на поле боя.
Ле Гри громко ответил:
— Многоуважаемый сеньор, маршал поединка, по велению нашего государя короля, я, Жак Ле Гри, оруженосец, явился к вам верхом и во всеоружии, как подобает благородному человеку, который обязан выйти на арену и сразиться против Жана де Карружа, рыцаря, по причине постыдного обвинения, которое он обманным путем и несправедливо вынес против меня, очернив мое доброе имя и честь. В этот день я взываю к Господу нашему, Пресвятой Деве Марии и святому Георгию Победоносцу как свидетелям моей правоты. Я явился лично выполнить свой долг и прошу тебя предоставить мне мою часть поля, ветра и солнца и все, что в подобном случае необходимо и полезно. Настоящим я клянусь, что буду исполнять свой долг при помощи Божьей, Пресвятой Девы Марии и святого Георгия Победоносца.
После того как соперники высказались, они представили письменные версии взаимных обвинений. Каждый держал в руке сверток пергамента с кратким изложением его дела. Эти грамоты были приготовлены заранее адвокатами соперников. Сидя верхом и взирая друг на друга с противоположных концов поля, Карруж и Ле Гри размахивали свернутыми грамотами в воздухе словно мечами. Словесная дуэль в суде вот-вот должна была уступить место настоящей битве на поле. Маршал попросил короля объявить поле открытым для поединка.
По сигналу короля, маршал приказал участникам поединка спешиться и каждому проследовать в свой лагерь. Соперники уселись на огромные стулья, установленные рядом с их шатрами и теперь наблюдали друг за другом с противоположных концов поля.
Поскольку участники явились на поле боя в назначенный день, их поручителей освободили от ответственности. Всех лошадей, кроме двух боевых коней, подготовленных специально для поединка, увели с поля.
Когда Карруж и Ле Гри заняли свои места, а маршал и герольды начали приготовления к поединку, Маргарита продолжала сидеть в карете на краю поля, ожидая, когда участники произнесут торжественные клятвы и начнут бой. Но очень скоро король Карл приказал ей занять свое место на сооруженном специально для нее помосте, задрапированном черным. Отсюда хорошо была видна вся арена. Здесь Маргарите предстояло «ждать милости Божьей и удачного исхода поединка».
Как только Карруж, Ле Гри и Маргарита заняли свои места, герольдмейстер в сопровождении двух официальных свидетелей, полагавшихся каждому из участников поединка, начал проверять у каждого из них оружие. Следовало удостовериться, что участники не принесли с собой никаких незаконных приспособлений и что копья, мечи, топоры и кинжалы у них одинаковой длины.
Пока проверяли оружие, один из герольдов вышел на поле, чтобы зачитать публике правила поведения на поединке.
— Слушайте все, сеньоры, рыцари, оруженосцы и остальные собравшиеся здесь! Приказом нашего государя короля Франции строго запрещено, под страхом смерти и потери имущества, всем кто здесь присутствует быть вооруженным, иметь при себе меч, кинжал и любое другое оружие, если только этот человек не является одним из официальных стражников поля или если он получил на то отдельное разрешение короля.
Далее, приказом нашего государя короля строго запрещено всякому, независимо от его положения, сидеть на лошади во время боя, за исключением участников поединка, а всякий вельможа, который так поступит, лишится своей лошади, всякий челядин, который так поступит, лишится уха.
Далее, приказом нашего государя короля строго запрещено всякому, независимо от его положения, выходить на поле поединка или находиться на арене, за исключением тех, кто специально уполномочен для этого, и всякий кто ослушается, лишится жизни и имущества.
Далее, приказом нашего государя короля строго запрещено всякому, независимо от его положения, вставать со своего места на скамейке или на земле и заслонять вид другому, под страхом лишиться руки.
Далее, приказом нашего государя короля строго запрещено всякому, независимо от его положения, разговаривать, жестикулировать, кашлять, сплевывать, кричать и делать что-то подобное во время поединка под страхом лишиться жизни и имущества.
Очевидно, что судебные поединки не были шумным развлечением, прерываемым выкриками и свистом толпы. За любое вмешательство, даже невольный выкрик могли серьезно наказать. Очевидцы пишут, что зрители наблюдали за боем как завороженные в абсолютной тишине, затаив дыхание.
С этого момента во всех церемониях поединка прослеживалась пугающая симметрия. Выработанные правила и ритуалы призваны были сделать бой справедливым, не оставляя ничего на волю случая или Провидения — «кроме, конечно, самого исхода». Следовало не только удостовериться, что оружие у участников одинаковой длины, но и соперники должны были выступать на равных. Жан де Карруж был рыцарем, а Жак Ле Гри только оруженосцем. И теперь Ле Гри вышел на поле и преклонил колено перед маршалом, чтобы тот посвятил его в рыцари.
Посвящение в рыцари — или дарование титула — не всегда являло собой подробный ритуал, включавший ночное бодрствование перед алтарем в церкви накануне, опоясывание оружием и тому подобное. Не всегда рыцарство даровалось за храбрость, проявленную на поле боя. Иногда воинов посвящали в рыцари накануне сражения, чтобы таким образом их мотивировать. В таком случае для посвящения оруженосца в рыцари сеньору требовалось лишь три раза ударить его по плечу плоской стороной меча и сказать: «Во имя Господа, Святого Михаила и Святого Георгия посвящаю тебя в рыцари, будь храбр, смирен и верен!»