Если Маргарите предстоит сгореть на костре, король Франции тоже сможет понаблюдать за ее смертью. В Средние века люди, от короля до самого бедного крестьянина, охотно шли смотреть жуткие спектакли с пытками и смертью. Даже дети регулярно становились свидетелями сожжения на костре, обезглавливания, повешения, утопления, погребения заживо и других мучительных казней. По хроникам можно предположить, что те, кого сжигали на костре, могли мучиться полчаса и больше, прежде чем наступала смерть.
Очевидец едва ли преувеличивал, написав, что Маргарита очень нервничала, наблюдая за происходящим на поле, где решалась ее судьба. Он даже предположил, что она пожалела о том, что настояла на своих обвинениях и поставила под угрозу свою жизнь и жизнь мужа. Но он признает, что, конечно, не мог знать ее истинные мысли и чувства в тот мучительный момент, так как никогда не говорил с ней.
Глава 3Смертельный бой
Наконец все церемонии завершились, все нужные слова прозвучали и настало время поединка. Жан де Карруж и Жак Ле Гри проследовали в свои шатры, где слуги в последний раз тщательно проверили их доспехи и оружие. Тем временем священники спешно унесли с поля алтарь, распятие и Евангелие. Двое помощников разровняли песок на том месте, где стоял алтарь, снова превратив арену в чистый белый лист. Король, придворные и вся огромная толпа с нетерпением ожидали начала дуэли.
Когда участники дали знать, что они готовы к бою, в центр поля снова вышел герольд. Он повернулся лицом к королю и ждал, пока воцарится полная тишина. Публика замерла в предвкушении. Слышно было только как ветер треплет флаги над красным и серебряным шатрами, и фыркают боевые кони в ожидании всадников.
Герольд громко и отчетливо, чтобы его хорошо слышали на любом конце поля, объявил:
— Выполняйте свой долг!
Прежде чем он успел прокричать эту команду в третий раз, как того требовал закон, участники с оружием наготове вышли из шатров. Забрала на их шлемах были опущены. Каждого окружала группа суетящихся слуг.
Гремя доспехами, Карруж и Ле Гри размашисто прошагали к боевым коням. Каждый поставил ногу в латном сапоге на ступеньку лестницы, готовясь по команде сесть в седло.
Герольд покинул поле и на его место вышел маршал поединка. Четыре официальных свидетеля, двое с одной стороны поля и двое с другой, заняли свои места у открытых ворот и скрестили копья, преграждая выход на арену. Маршал поединка стоял в центре поля, держа в руках белую перчатку. Все взгляды были устремлены на него. Оба участника стояли наготове рядом с боевыми конями, внимательно наблюдая за маршалом. Тот медленно поднял перчатку высоко над головой и вдруг резко выкинул ее вперед со словами:
— Приступайте же!
Не успела перчатка коснуться земли, а маршал выкрикнуть команду в третий раз, участники схватились за луки и вскочили в седла при поддержке слуг. Дежурившие рядом оруженосцы протянули рыцарям копья и щиты. У обоих участников поединка на поясе уже висели меч и кинжал, а второй более длинный меч и топор были закреплены на седлах. В последнюю очередь оруженосцы подали соперникам их громоздкие копья, которые те закрепили вертикально в упоре седел. Как только бойцы оказались верхом и в полном вооружении, слуги отпрянули назад. Посадка на коней была последним разрешенным контактом бойцов с другими людьми перед боем. С этого момента каждый из участников поединка мог рассчитывать только на себя.
Жан де Карруж и Жак Ле Гри тут же пришпорили лошадей. Четверо свидетелей, преграждавших выезды на арену, расступились, пропуская всадников, мчащихся друг на друга с противоположных концов поля. Стража тут же закрыла тяжелые ворота и заперла их. Маршал поединка спешно покинул поле через маленькую дверцу в стене в центре арены напротив королевской ложи, закрыв ее за собой.
Карруж и Ле Гри остались один на один на закрытой арене. Все пути к бегству блокировали двойная деревянная стена и живая изгородь из стражников со стальными пиками. Соперники приостановили коней и пристально смотрели друг на друга сквозь опущенные забрала шлемов. Лошади нетерпеливо топтались на месте. «Оба уверенно держались в седле и хорошо владели оружием. И первым лицам Франции, пришедшим смотреть поединок, было отрадно видеть это».
Пока огромная толпа все больше и больше сгорала от нетерпения, два смертельных врага внимательно изучали друг друга. Горячее дыхание обдавало забрала их шлемов, а одежда под доспехами уже стала влажной от пота. Каждый жаждал смерти сопернику подобно тому, как огонь и вода стремятся уничтожить друг друга.
Закрытая арена, поначалу отрезавшая противникам пути к отступлению, сулила обоим тяжелое испытание, в результате которого один будет повержен, а другой оправдан во имя справедливости. Карруж и Ле Гри будут биться беспощадно, пока не случится одно из трех. Либо один убьет другого, доказав правдивость своих обвинений и вину своего врага; либо один вынудит другого признать, что тот солгал, давая клятву, и это повлечет за собой казнь виновного через повешение; либо один изгонит другого с арены, и изгнанного сочтут виновным и казнят.
Они будут биться не только беспощадно, но и без правил. В смертельном бою, в отличие от дружеского состязания, ничто не мешало одному ударить другого кинжалом в спину или сквозь прорези для глаз в шлеме, ослепить, кинув песок в глаза, поставить подножку, ударить, прыгнуть на соперника, чтобы тот поскользнулся и упал. На поединке в 1127 году во Фландрии, измученные долгой схваткой, соперники под конец побросали оружие и стали бороться друг с другом, дубася друг друга латными перчатками, пока один не засунул другому руку под доспехи и не оторвал ему тестикулы, убив противника на месте. Рыцарский дух присутствовал на спортивных состязаниях и даже на церемониях, предшествовавших дуэлям, но как только начинался бой, о благородстве забывали.
Жан де Карруж на правах обвинителя начал бой, атакуя первым. Он опустил копье вперед, крепко прижал его к себе правой рукой и точно прицелился им в противника. Затем он пришпорил коня и ринулся вперед. Увидев, что Карруж сорвался с места, Ле Гри сразу выставил вперед копье и тоже пришпорил коня, поскакав прямо на врага.
В тот момент, когда всадники ринулись друг на друга, их разделяло метров шестьдесят. Но сильная боевая лошадь после резкой остановки могла перейти в галоп за несколько секунд. Даже легкой рысью, на скорости 15–25 километров в час, две лошади, скачущие навстречу друг другу, покрывали это расстояние чуть более чем за пять секунд.
Маргарите, наблюдавшей за происходящим на поле со своего помоста, эти несколько секунд могли показаться вечностью. Она видела, как ее муж опустил копье перед собой и пришпорил коня, как напряглись мышцы на ногах лошади, и из-под копыт вылетела горсть белого песка. Через мгновение с другого конца поля пришпорил коня Жак Ле Ги, и воздух наполнился грохотом тяжелых копыт. Все взгляды были обращены на атакующих рыцарей и их копья.
На поединках в отличие от спортивных состязаний в центре поля не строили ограждение, которое бы служило ориентиром для всадников и предотвращало столкновение лошадей. Но Карруж и Ле Гри «шли ровно по прямой, словно между ними протянули невидимый канат». Противники стремительно сближались, и острые стальные наконечники их копий резали воздух словно смертоносные снаряды. Общий вес несущейся галопом лошади, наездника, доспехов и копья составлял почти тонну, придавая мощный импульс копью, которое при ударе с ходу могло пробить щит, панцирь и поразить тело до кости. Оно могло зацепить металлический наплечник и сломать противнику ключицу, выбить его из седла, повергнув наземь, а падение в тяжелых доспехах было чревато переломами конечностей и другими повреждениями.
На копьях рыцарей трепетали треугольные флажки, сквозь облака песчаной пыли мелькали конские доспехи. Отполированные стальные шлемы и доспехи рыцарей блестели на солнце, отбрасывая вокруг себя причудливые блики.
Белая перчатка маршала поединка по-прежнему лежала в центре поля. Прямо рядом с ней противники с оглушительным грохотом столкнулись «нанеся друг другу точные и мощные удары по щитам с такой силой, что обоих чуть было не сбросило на землю». От громкого удара зрители вздрогнули, видя, как оба рыцаря «выгнулись назад до крупа лошади». Но Карруж и Ле Гри были опытными наездниками и потому «со всей силы обхватили бока своих коней ногами и удержались в седле». Одновременное столкновение и тщательно рассчитанная атака уравновесили удары соперников. Никто из них не был ранен, не вылетел из седла, не выронил копье или щит. Каждый вернулся на свой край поля, чтобы немного отдохнуть, отдышаться и восстановить силы.
Перед второй схваткой каждый из бойцов направил копье чуть выше, чем в первый раз, целясь противнику в голову. Карруж опустил копье перед собой, «крепко прижал к себе щит и пришпорил коня. Увидев это, его противник не замешкался и ринулся навстречу».
Сблизившись друг с другом, рыцари снова с чудовищным лязгом столкнулись, «ударив друг друга копьями по стальным шлемам, метко и с такой силой, что посыпались искры». Но «копья соскользнули по шлемам, и оба проехали мимо, даже не ранив друг друга».
Разогревшись, бойцы перед третьей схваткой снова сделали перерыв. Затем, «крепко прижав к себе щиты и внимательно осмотрев друг друга сквозь забрала шлемов», они пришпорили коней и атаковали друг друга «копьями, крепко держа их пред собой». В этот раз они снова целились друг другу в щиты. С грохотом промчавшись по полю, они ударили друг друга «со всей яростью». Каждый воткнул лезвие копья противнику в щит. Звуки ударов эхом отозвались в каменных стенах монастыря. Удары были нанесены с такой силой, что лезвия копий надломились, а мелкие осколки взлетели «так высоко, что просто так и не добросишь».
И у одного, и у другого копье надломилось рядом с местом захвата, а стальной наконечник вместе с расщепленным древком крепко застрял в щите противника. От удара «лошади зашатались», а всадники выгнулись назад, едва не вылетев из седла. Но треснувшие копья приняли на себя большую часть удара, и оба бойца сумели удержаться верхом. «Если бы копья не сломались, либо один, либо оба упали бы на землю».