Восстанавливаясь после схватки, Карруж пустил лощадь легким галопом и вернулся на свою часть поля. Он бросил на землю бесполезное копье и выдернул из щита застрявшее в нем острие вражеского копья. Теперь он вынул из кольца на седле топор. Ле Гри на другой стороне поля проделал тоже самое.
С топорами наготове рыцари снова поскакали навстречу друг другу, но на этот раз медленнее, то и дело маневрируя и выбирая лучшую позицию. Встретившись на середине поля, они еще некоторое время кружили на лошадях, медленно сближаясь, пока нос одной лошади не поравнялся с хвостом другой. Теперь дистанция между противниками стала минимальной, и они могли начать бой.
Пока их лошади продолжали кружиться на одном месте, отбрасывая копытами песок в стороны, Карруж и Ле Гри сражались практически вплотную. Лезвия топоров так и сверкали у них над головами. Во время этого рыцарского танца смерти они несколько раз крепко сцепились топорами и раскачивали друг друга в седле из стороны в сторону. Каждый хотел «чтобы противник потерял равновесие и упал с лошади на землю».
Расцепившись, рыцари расходились, но потом снова сближались, высоко подняв топоры, словно хотели разрубить друг друга пополам. Пока они яростно обменивались ударами, лошади под ними ходили ходуном, а латные сапоги в стременах то и дело со звоном бились друг о друга.
Иногда каждый из них сражался одной рукой, а во вторую брал щит и защищался им. Но одной рукой не получалось наносить полновесные удары, поэтому в основном и тот и другой участник поединка предпочитали держать топор двумя руками, используя его и для атаки, и для защиты. Щиты большую часть времени висели у бойцов на шее или за спиной. Попеременно раздавался то звон стальных лезвий, то глухой звук от удара рукоятки о рукоятку.
Бой на топорах разгорался все сильнее, но ни одному из бойцов не удавалось получить преимущество. Постепенно оба выбились из сил. «Несколько раз они разъезжались отдохнуть и отдышаться, а потом возобновляли бой, но тщетно».
Наконец Жак Ле Гри пришпорил лошадь и поехал назад, будто ему снова потребовалась передышка, но потом вдруг резко развернул коня и поскакал прямо на рыцаря. Карруж поднял щит, готовясь отразить удар Ле Гри. Достигнув точки атаки, Ле Гри схватил топор обеими руками, размахнулся и со всей силы нанес удар. Лезвие топора по касательной прошло по щиту Карружа, лишь слегка задев его, и со всей силы обрушилось на шею лошади, угодив прямо между пластин конского доспеха.
Лезвие пронзило позвоночник лошади, животное заржало и вздрогнуло. Лошадь подогнула ноги и стала оседать на песок, из ноздрей и шеи у нее полилась кровь. Карруж поспешил соскочить с лошади, не выпуская топора из рук.
Не останавливаясь, Ле Гри развернулся и атаковал Карружа снова. Он грозно занес топор над головой выбитого из седла рыцаря, но теперь развернул его другой стороной, чтобы бить не лезвием, а молотом c острым шипом на конце. Таким металлическим зубцом можно было пробить шлем и размозжить голову, особенно если удар наносил всадник по пешему противнику. с
Карруж, видя, как Ле Гри несется на него с поднятым топором и слыша, как позади него в предсмертных судорогах бьется его конь, отпрыгнул в сторону чтобы не попасть под копыта. Он встал лицом к летящему на него противнику, держа наготове топор. Но когда Ле Гри приготовился к очередному удару с двух рук, Карруж отпрыгнул в сторону. Преследуя движущуюся мишень, Ле Гри еще больше изогнулся в седле и чуть было не потерял равновесие. Чтобы удержаться в седле, ему пришлось задержать удар.
Когда конь Ле Гри проносился мимо Карружа, тот неожиданно сделал выпад вперед и ударил шипом топора в живот лошади, прямо под подпругой. Топор до рукоятки утонул у коня в животе — наконечник, лезвие, шип проткнули животному кишки словно гарпун.
Издав жуткий хрип, конь Ле Гри рухнул на землю и врезался в бьющегося в агонии коня Карружа. Ле Гри вместе с конем выбросило вперед, но он удержался в седле и не выронил топор. От неожиданности он замешкался и еще некоторое время сидел над двумя умирающими лошадьми, не зная, что предпринять дальше.
Оставшись без топора, Карруж достал меч. Это был эсток, короткий меч с рукояткой для захвата одной рукой, который он носил на поясе. Длинный двуручный меч все еще был в ножнах в седле под умирающей лошадью.
Ле Гри бросил топор и поскорее выбрался из седла, чтобы не попасть под удары копыт агонизирующего животного. На бегу он выхватил меч и, стоя за грудой из двух умирающих лошадей, повернулся к Карружу.
Оба рыцаря с минуту переводили дыхание. За это время толпа не издала ни единого звука, зрители наблюдали за всем молча, стоя как завороженные. Маргарита схватилась обеими руками за деревянные перила помоста и подалась вперед. Она вся напряглась, а ее лицо стало смертельно бледным.
Карруж первым нарушил паузу. Он обошел лошадей и встал лицом к своему врагу. Ле Гри замешкался, словно прикидывал есть ли у него шанс забрать топор или извлечь из-под умирающей лошади один из двух длинных мечей. Помимо короткого меча на поясе у каждого из рыцарей висел кинжал.
Когда Карруж приблизился, Ле Гри сделал несколько шагов назад по направлению к королевской трибуне. Здесь он прочно занял позицию на ровном участке поля и поднял меч в ожидании Карружа.
Изнуренные напряженной битвой на копьях и схваткой на топорах, оставшись без лошадей, оба рыцаря стояли и чувствовали на себе всю тяжесть доспехов весом в шестьдесят фунтов (27 кг). При бое на мечах им приходилось каждую секунду удерживать равновесие, будь то выпад вперед при нападении, или отскок назад при защите, или разворот при парировании вражеского удара. Им было жарко, и их тела под доспехами взмокли от пота несмотря на суровую зимнюю погоду. Теперь они уже не могли остановиться и утолить жажду вином, и даже просто поднять забрало шлема и вытереть струящийся по лицу пот.
Они медленно и осторожно кружили перед королевской трибуной, каждый выискивал удобный момент для нападения. Наконец они сошлись, «ринувшись друг на друга и атакуя яростно и бесстрашно». Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее они размахивали мечами, то нанося, то отражая удары. Оба сражались «очень мужественно».
Звон острых стальных клинков, бряцание доспехов, глухие удары по деревянным щитам сливались в воздухе в одну брутальную песню, которая эхом отзывалась в стенах монастыря. Тусклый свет зимнего солнца почти не отбрасывал тени бойцов на поле, но его лучи отражались в натертых до блеска латах и сверкавших стальных клинках, из-за чего становилось все сложнее наблюдать за быстро развивающейся дуэлью через бреши в толстой деревянной стене.
Бойцы передвигались по полю очень быстро, топча арену тяжелыми латными сапогами и поднимая вокруг себя клубы песка и пыли. Зрителям было очень сложно следить за этой круговертью. Но все увлеченно и даже с азартом смотрели на арену и с нетерпением ждали исхода дуэли.
Сражаясь в пешем порядке в тяжелых доспехах, Жан де Карруж чувствовал слабость после приступа лихорадки накануне. Может быть, болезнь затормозила его реакцию. Может быть его на секунду ослепила вспышка солнечного света на мече противника. Или может быть он бросил взгляд на Маргариту, и в этот момент Ле Гри застал его врасплох.
Какой бы не была причина, но пока противники кружили по полю «атакуя, разя и парируя удары», Ле Гри улучил момент, сделал выпад и вонзил меч Карружу в ногу, ранив его в бедро. Острие меча пронзило плоть, и Карруж почувствовал острую боль. Кровь хлынула из раны и потекла по ноге.
«От вида крови зрители содрогнулись», по толпе прокатился негромкий гул. Ранение в ногу как таковое и особенно ранение в бедро представлялось очень опасным, поскольку могло вызвать быструю кровопотерю и лишить воина подвижности, ограничив ему свободу маневра при защите, не говоря уже о нападении.
Жан де Карруж теперь сильно рисковал проиграть бой, и «все, кто его любил, страшно перепугались за него». У Маргариты замерло сердце, когда она увидела, что ее муж ранен и истекает кровью. Всего через несколько секунд все может быть кончено. «Сильный страх охватил всех, кто наблюдал за битвой. Никто не перешептывался, люди затаили дыхание».
Но тут Ле Гри допустил серьезную ошибку. Вместо того чтобы дальше развивать свое преимущество, он вынул клинок из бедра рыцаря и отошел назад. «Рана могла стать фатальной для Карружа, если бы его противник не убрал из нее клинок. Но оруженосец сразу вынул свой меч».
Думал ли Ле Гри, что он смертельно ранил рыцаря, и тот просто умрет от потери крови через несколько минут? Или он не решился остаться в непосредственной близости с раненым, но все еще опасным противником, отошел за пределы досягаемости его меча? Так он мог на безопасном расстоянии подождать, пока Карруж совсем ослабнет от ранения и потери крови, а затем подойти и прикончить его.
В момент, когда противник отступил, Карруж увидел для себя шанс. Несмотря на болезненную рану, «рыцарь, еще далеко не побежденный, лишь выказал еще большее рвение сражаться. Он собрал все силы и мужество и пошел на врага». Идя на изумленного Ле Гри, Карруж крикнул так, чтобы его все слышали:
— Сегодня все будет решено!
То, что произошло далее, изумило зрителей. «Левой рукой Жан де Карруж схватил Жака Ле Гри за шлем, притянул к себе и, сделав несколько шагов назад, уронил своего врага на землю. Тот растянулся во весь рост, и тяжесть доспехов не давала ему подняться».
Это был неожиданный и спонтанный ход. С его помощью Карруж изменил ситуацию в свою пользу. Поверженный Ле Гри лежал на земле. Доспехи сковывали его движения, он не мог больше свободно размахивать мечом и наносить удары.
Рыцарь с мечом наготове стоял прямо над врагом. Он легко мог отразить любой неуклюжий удар Ле Гри, если тот вдруг попытался бы сопротивляться.
В искусно изготовленных доспехах воин был очень сильным и мог быстро передвигаться. Но стоило ему в них оступиться и упасть, то подняться уже было не так просто, особенно, если над ним стоял противник, готовый его снова сбить с ног мечом или точным ударом латного сапога. С упавшими рыцарями часто расправлялись словно с беспомощными омарами.