– Йенс, – обратился к нему хозяин дома, – позовите мадемуазель Эберлер. Потом можете быть свободным.
Слуга удалился. Гуго оправил костюм, поймал насмешливый взгляд Маттиаса и огрызнулся:
– Не пяльтесь, ваше превосходительство. Чай, не на смотринах.
Эберлер хмыкнул, и в этот миг в комнате появилась Анна. Девушка вошла осторожно, словно ожидала узреть поле битвы, заваленное мёртвыми телами, но, увидев румяные щёки Гуго и сладкую дядюшкину физиономию, вопросительно подняла брови.
– Дорогая Анна, – объявил дядя, – разреши представить тебе капитана гвардии Гуго Шлегеля.
Не зная, как реагировать, Анна присела в реверансе.
– Господин капитан явился к нам с необычным визитом, – продолжал Эберлер. – Этот прекрасный человек и храбрый воин раскрыл передо мной сердце. Анна Магдалена! Капитан Шлегель изволит просить твоей руки!
Девушка ахнула. В тот же миг Гуго упал перед ней на одно колено.
– Я люблю тебя, Анна, – быстро произнёс гвардеец. – Прошу тебя, будь моей женой. Я слишком долго ждал… Не отнимай счастья! Я стремился к нему долгие годы…
– Я… – прошептала девушка, – я тоже тебя люблю, Гуго… Я тоже много лет ждала… Не знала, что всё случится так… неожиданно… Я согласна…
Она протянула Гуго руку, которую тот поцеловал с искренним чувством и глубоким почтением. Маттиас Эберлер торжественно перекрестил молодых людей:
– Благословляю вас, дети мои. Любите друг друга, живите в счастье и мире. Пусть не будет недостатка в вашем дому. Но уж и меня, старика, не забывайте, зовите в гости! Свадьбу сыграем как надо. Попрошу его преосвященство, пусть обвенчает вас. А коль дети пойдут, верю, не откажет фон Веннинген стать крёстным отцом маленьких капитанов Шлегелей, хи-хи-хи…
Гуго и Анна смущённо переглянулись. Эберлер прекратил трястись от утробного смеха и гаркнул:
– Поцелуй невесту, солдат!
Анна залилась краской и опустила взгляд, но перед ней возникли серые глаза Гуго. Девушка посмотрела в зрачки, подобные двум аркебузным дулам, и вздрогнула. Она увидела, что глаза жениха исчезли, сменившись чужими, жабьими, мёртвыми. Но капитан нежно приник к её губам, и Анна тут же забыла обо всём.
Маттиас Эберлер с умилением смотрел на целующуюся парочку:
– А сейчас отправляйтесь гулять. Теперь можно. Только смотрите, не увлекайтесь! Сначала свадьба!
– Спасибо, дядя Маттиас! – хором сказали влюблённые.
– Мы к набережной, на Рейн, – сообщил Гуго. – За Анну не беспокойтесь. На суженую капитана Шлегеля никто не осмелится посмотреть косо. А в понедельник я приглашаю вас поохотиться на рябчиков!
– Там посмотрим, – усмехнулся дядя. – Ну, летите, голубки!
Гуго с Анной исчезли. Эберлер довольно прислушался к топоту ног на лестнице. Потом вышел на середину комнаты, сунул большие пальцы за кушак и торжественно произнёс в пространство:
– Его превосходительство советник Маттиас Эберлер! Добрый вечер, господа!
Затем засуетился, хлопая себя по животу:
– Так… Сначала фон Веннинген… Что он там задумал, старый лис? Потом ратуша… Ах ты, господи, завтра же воскресенье… Тогда… Гонца к его преосвященству. Пусть примет меня в понедельник… Что ж это будет, боже мой… Эй, Йенс… Йенс!
Позабыв про колокольчик, Эберлер вышел в коридор. Свет заходящего солнца пробивался сквозь витраж, бросая на пол разноцветный узор. В середине зловеще, как глаз неведомого чудовища, чернел завиток герба.
Глава седьмая,в которой рыцарь отпускает дракона, комендант даёт джазу, а врач получает наглядный урок анатомии
Человек не только смертен, но ещё и внезапно смертен. Эту фразу повторяют к месту и не к месту, однако мало кто способен понять её смысл, пока сам не посмотрит в пустые глазницы скелета. Двум смертям не бывать, одной не миновать… Перед смертью не надышишься… Помни, Цезарь, что и ты смертен… Когда бомбы рвутся всё ближе, мы малодушно думаем: со мной такого случиться не может. И так до тех пор, пока удар не обрушивается на родных и близких. Цвёл юноша вечор, а нынче умер… И вот уже у тела погибшего скопились друзья, соседи, полиция, зачем-то «Скорая помощь», хотя покойнику она без надобности. Столпившиеся негромко судачат, кое-кто всплакнул… И у каждого вертится мысль: со мной такого случиться не может.
Но среди зевак и студентов как минимум один человек думал иначе.
Лука Рюттингер стоял в стороне, засунув руки в карманы, и жевал незажжённую сигарету. Тело Йонаса он отсюда не видел, но отчётливо представлял: Лаутенбах лежит ничком, голова свёрнута набок, из угла рта вытекает тёмная струйка крови. Рядом валяются разбитые очки.
Бывает и такое. Человек выпил, пошел на балкон покурить, перегнулся через перила. Закружилась голова, и вот он уже летит вниз. Шмяк темечком об асфальт – и прощай, Йонас. Может быть, ты стал бы хорошим адвокатом, а то и судьёй. Сидел бы в мантии, разбирал дела, произносил речи… А теперь кто-то другой скажет речь над твоим гробом. И, скорее всего, это будет не студент медицинского факультета Лука Рюттингер. Смерть нанесла меткий удар и готовилась к новому прыжку…
Подошла Магдалена.
– Какой ужас, – сказала девушка испуганно. – Бедняга Йонас!
Лука посмотрел на неё пустыми глазами.
– Мужайся, Лука, – добавила Магда. – Я знаю, он был тебе другом…
Рюттингер дико усмехнулся и произнёс странную фразу:
– Он первый, кого забрали.
Магда подумала, что студент не в себе. Потом смысл сказанного дошёл и до неё.
– Прости, не понимаю. Ты хочешь сказать… его убили?
– Не убили. Забрали.
– Кто?
Лука отвернулся и уставился на толпу. Санитары заталкивали в машину носилки с пластиковым мешком. Полицейские ходили, осматривая и фотографируя. Один беседовал с Винсентом, записывая показания. Рядом трясся старый знакомый – Безумный Фотограф. Его схватили в тот момент, когда он пытался художественно уложить руки погибшего «для большей выразительности». Фотоаппарат пеннера висел на запястье следователя.
– Лука! – потребовала Магдалена. – Что ты болтаешь? Кто забрал Йонаса?
– Прости, Магда, я ничего не могу рассказать, – тускло ответил Рюттингер. – Будет только хуже.
– Кому?
– Нам. И тебе в том числе.
Магда подумала, что Лука находится в состоянии шока. Она дружески потрепала его по плечу:
– Ты испугался и расстроился. Я понимаю. Но это же явно несчастный случай. Такое могло приключиться с каждым…
Лука раздражённо отступил:
– Думаешь, я спятил? Нет, всё гораздо хуже… До гибели Йонаса я надеялся, что это – дурацкая ошибка или выдумка, вроде плохого фильма ужасов… А теперь мне ясно виден финал. Только я до него не доживу.
Магдалена увидела, что Рюттингер беззвучно плачет. Девушка вытерла ему щёки рукавом и приобняла:
– Ничего, ничего… Это потрясение… Всё пройдёт, мы будем жить дальше….
– Беги отсюда, – Лука взял Магдалену за плечи. – Попытайся скрыться. Чем дальше ты от Базеля, тем слабее он… Нам не удастся уничтожить его, но хотя бы эту жизнь проживём спокойно… Уезжай, Магда, как можно скорее!
– Совсем чокнулся! – отстранилась девушка. – О ком ты говоришь?
– Магдочка, милая! – раздался плаксивый возглас, и на шее Магдалены повисла зарёванная Юлия. – Господи Иисусе, что ж это такое!
– Тихо, Юлия, ты меня чуть с ног не сбила, – поморщилась Магда. – Где Нико? С ним всё в порядке?
– О, Нико – храбрец! – улыбнулась Юлия сквозь слёзы. – Ни капельки не испугался. Настоящий мужчина! Порывался обследовать тело, кричал, что он лучший в мире сыщик и патологоанатом. Сейчас с ним полицейский, сидят в машине, амуницию осматривают… Лука, миленький!
Фрау Вальтер вновь зарыдала, размазывая тушь по кукольным щёчкам.
Подошёл Винсент.
– Всё в порядке, – озабоченно сказал он, – если, конечно, так можно выразиться. Два человека свидетельствуют, что Йонас сам упал с балкона: тот бродяга с фотокамерой и комендант общежития. Он как раз собирался спуститься в подвал, проверить счётчик.
– Бернд Рибель всё видел?
– Ах его Берндом зовут? Не знал… Да вот он сам идёт…
Цифровые фотографии этого человека тоже хранятся в полиции вместе с анкетными данными. Но какую роль сыграл он в деле о василиске, так и осталось неизвестным.
Невысокий дядька пятидесяти лет. Лысый, но с пышными рыжими усами. Лицо круглое, весёлое, сейчас немного расстроенное. Изрядный животик и пухлые щёки выдают любителя пива и свиных рёбрышек на гриле. Голос – торопливый бегучий тенорок. На голове шляпа в национальном стиле. Он долго жил в Эльзасе, поэтому говорит с забавным акцентом. Бернд – большой любитель карнавала и состоит в одном из старых карнавальных кружков, именуемых кликами. Он только что вернулся с генеральной репетиции карнавала и держит в руках футляр с флейтой. Работа коменданта ему нравится, задания он выполняет с удовольствием, насвистывая на ходу. Со студентами на дружеской ноге, всех жильцов знает по именам и умеет разрешать конфликты.
– Какое несчастье, какое несчастье! – забормотал Бернд. – Бедный Йонас! Я знал его. Такой чудный парень! Я обязательно займусь балконными перилами. Их надо поднять сантиметров на тридцать. Не дай бог, ещё кто-нибудь упадёт… Бедный Йонас! Лишь бы не дошло до суда…
– Какой суд, Бернд? – сказала Магдалена. – Вы-то здесь при чём?
– Что значит «при чём»? – округлил глаза Рибель. – Такое ЧП во вверенном мне общежитии! Да с меня администрация стружку снимет! Начнётся: экспертизы, комиссии, бюрократические дрязги… А кто отвечает за безопасность? Комендант! Эх…
– Не переживайте, Бернд! – вставил Винсент. – Йонас сам упал. В подпитии чего только не слу-чается.
– Может, и сам, – раздался голос капитана Райнле, – а может, кроется тут кое-что…
Лука поёжился. Жан-Кристиан подошёл ближе:
– Мы с коллегой из крипо[4] проверили фотоаппарат бродяги. Этот псих, оказывается, давно торчал под окнами. Нащёлкал кучу кадров, в основном совершенно бессмысленных. Есть и снимок Йонаса на балконе за несколько секунд до гибели. Качество отвратительное, но создаётся впечатление, что за балконной дверью кто-то стоял…