Мне представлялось, как кто-нибудь найдет эти вещи в следующем сезоне, если я так и не вернусь. И задумается о том, что стало со мной. Соберет сплетни, разузнает о девчонке, помешанной на Ломанах. Которой наверняка было что скрывать.
Точно так же мы состряпали историю Сэди — девушки, которая хотела умереть.
Эта мысль побудила меня вновь позвонить Коннору — просто чтобы хоть кого-нибудь предупредить, — но он так и не отозвался на звонки. Я задумалась, не оставить ли сообщение, понимая, как это будет выглядеть, но, с другой стороны, свидетельства моим звонкам ему уже имелись. Вдобавок детектив Коллинз видел нас вместе.
В стремлении узнать правду нет ничего предосудительного.
— Привет. Не видела тебя сегодня утром на пристани, но хотела сообщить, что уезжаю из города. — Я не знала, какой еще информацией поделиться — о перечислениях, о банковских счетах, флешке в моей сумке? Не знала, можно ли доверять моему чутью или самому Коннору. Но Коннор был знаком с моей бабушкой. Знал моих родителей. И неизменно, всегда превосходил меня умением вглядеться и заметить нечто новое. — Я тут попыталась выяснить, в каком банке открыты эти счета, — я перевела дыхание. — Узнала, что один из счетов принадлежал моей бабушке.
И я покатила прочь из Литтлпорта — по многолюдным улицам центра, в гору и прочь от пристани, по серпантину горных дорог, с нарезанным ступеньками тротуаром, мимо зелени и голых обочин, вдоль которых попадались только дешевые забегаловки, ларьки с мороженым и заправки на одну колонку, и так до самого шоссе.
Я направлялась на юг и подобно всем, кто покидал Литтлпорт, двигалась в потоке транспорта в сторону больших городов до поворота на девяносто пятое и Портленда, где открывались разные дороги, шоссе разбегались паутиной во все стороны.
Близилось время ужина, когда я зарулила на парковку отеля в городе, ничем не отличающемся от всех прочих, через которые я проехала по пути сюда. Коннор оставил мне голосовое сообщение, которое я прослушала, сидя в машине, словно опасаясь чужих ушей.
— Только что вернулся на пристань и прослушал твое сообщение. Позвони, когда получишь мое. В любое время.
Номер в отеле был стандартным, простым — тесная, как обувная коробка, комната, точно такая же, как тысячи других комнат по всей стране. Я и забыла, как все в Литтлпорте напоминает о том, где находишься, — даже мотели вдоль побережья с их ракушками и памятными свечками, вдавленными в песок. С ловушками для омаров, переделанными в скамейки и элементы декора. С сетями и буйками, украшающими вестибюли ресторанов, в том числе и удаленных от побережья. А здесь ничего этого не было — только стены оттенка слоновой кости и ботанические иллюстрации в рамках.
Может, так и должно быть. Такую и надо было вести жизнь — в размеренной безопасности. Где ничто не угрожает тебе, но ничто и не приводит в трепет. Где ничем не рискуешь.
Понадобился вот этот шаг — выезд за пределы Литтлпорта и возможность оглянуться на него, — чтобы увидеть мою родину глазами постороннего человека. И наконец уловить то же, что чувствовала мама в моем возрасте. Не то, что заставило ее остаться, а причина, по которой она вообще остановилась там.
В Литтлпорте у нас развивалась зависимость от крайностей. Где бы ты ни очутился, ты адаптировался как к взлету, так и к падению. Все носило временный характер, как и место, которое ты занимал в происходящем. Мы понимали это. Это чувствовалось всегда — в силе моря, в высоте гор. В летней многолюдной сутолоке и зимнем тоскливом безлюдье. Увядал сладко пахнущий шиповник, таял быстро наметенный фут снега. Все отмечало прошествие времени и вместе с ним — еще один шанс для тебя.
Я перезвонила Коннору сразу же, как обосновалась в своем номере. Он ответил, и я услышала фоновый шум, словно он вышел куда-то в люди.
— Я не вовремя?
Шум постепенно затихал.
— Минутку, — попросил он. Я услышала скрип прикрытой двери.
— Ты не дома?
Как ему удалось забыть обо всем и свалить на тусовку к друзьям? Он же посоветовал мне прекратить поиски и, видимо, тоже вплотную занялся собственной жизнью.
— Нет, дома, только что пришел. В соседней квартире вечеринка. Народ столпился в коридоре.
— А-а.
Я даже не знала, где он теперь живет.
— В общем, слушай, — он понизил голос. — Тот детектив ошивался на пристани, когда я уходил, а когда я вернулся, он все еще был там. Весь день там провел. И спрашивал, не видел ли я тебя.
— А ты что?
— А ты как думаешь? Сказал, что не видел. Но вчера он застукал нас вместе и хотел узнать, зачем мы встречались. Ну я и объяснил: старые друзья, то-се. Его это не касается.
Я прислонилась к изголовью кровати, подтянула колени к груди и уставилась на свое отражение в зеркале над комодом у противоположной стены.
— Он считает, что это кто-то с вечеринки, Коннор. Что это один из нас. А теперь я нашла на той флешке бабушкин банковский счет и не знаю, что и думать.
— Ты сейчас где? — спросил он.
— В Коннектикуте. Хочу поговорить кое с кем из знакомых Ломанов.
— Надо было дождаться меня. Я бы тоже поехал…
— Коннор, — прервала я, потому что на этот раз нам следовало быть откровенными друг с другом. Все проходит, и это тоже. Мы заключили союз в силу необходимости, потому что оба оказались втянутыми в это дело. Но, как только мы выпутаемся, незримые силы растащат нас в разные стороны, — я здесь для того, чтобы поговорить с Лусианой Суарес. И лучше мне сделать это одной. Ты говорил, она видела, что случилось на той вечеринке, правильно? С окном?
Молчание. Я услышала негромкое постукивание, представила, как он стискивает и разжимает зубы, и вдруг заметила, что сижу, затаив дыхание. И гадаю, не доверилась ли я не тому человеку, не подвело ли меня чутье.
— Расскажи мне потом, что узнала от нее, — наконец произнес он. Голос звучал негромко и холодно.
— Конечно, — отозвалась я. Но, если бы он разбирался в оттенках моего голоса так же тонко, как я — в его, он понял бы, что это ложь.
Глава 23
В последний раз я видела Лус на панихиде в Коннектикуте. Когда она не спускала с меня глаз. Я не знала точно, когда она рассталась с Паркером и почему. На вечеринке они разругались, но к панихиде, казалось, снова сошлись. Я не знала, действительно ли это пауза, как выразился Паркер, и, если да, чем вызван разрыв.
К половине шестого я проснулась, заняться было нечем, кроме своих мыслей. В сумке лежал свернутый клочок бумаги с подробностями вечеринки.
«Я — 18:40
Лус — 20:00
Коннор — 20:10
Паркер — 20:30».
Я продолжала вспоминать события того вечера, пытаясь увидеть среди них нечто новое. И гадала, действительно ли каждый присутствующий отчитался за все проведенное на вечеринке время.
После того как все собрались, Грег Рэндолф затеял игру; Лус показала мне разбитое окно; отключилось электричество, и Элли Арнолд упала в бассейн — или ее столкнули; потом Паркер помог мне навести порядок в ванной; следом состоялась его ссора с Лус наверху, а Коннор стал пробираться к выходу, но я его не отпустила.
В половине восьмого утра я уже стояла у боковой двери медицинского центра при больнице, ожидая, когда ее отопрут. Мягкий щелчок автоматического замка — и я в здании.
Я разыскала ее кабинет в белом лабиринте коридоров. На табличке ее фамилия значилась вместе с тремя другими. Хотя, согласно табличке, прием начинался с половины девятого, я знала, что она должна явиться заранее.
Первой я увидела тень — без звука шагов, — выплывающую из-за угла. Затем женщину: туфли на резиновой плоской подошве, классические брюки, синяя облегающая блузка. Зачесанные назад и заколотые в хвост низко на затылке волосы, кофе в одной руке, телефон в другой. Лус. По-прежнему глядя в свой телефон, она остановилась сразу же, как только вывернула из-за угла, будто почувствовала что-то не то. Нечто неуместное.
Подняв голову, она дважды моргнула, ее лицо не выражало ничего.
— Привет, — подала голос я.
Она все так же смотрела на меня, словно не узнавая.
А потом что-то как будто прояснилось, поместило меня в контекст, вытащило из памяти.
— Эйвери? — спросила она. И оглянулась через плечо, словно я могла ждать кого-то другого.
— Я надеялась застать тебя до начала приема, — я постучала по табличке на ее двери — в напоминание, что просто ориентируюсь на общедоступную информацию. — Надеялась поговорить с тобой.
— Все хорошо? — Она направлялась ко мне, и я задумалась, имеет ли она в виду Паркера. Близки ли они все еще и теперь она волнуется за своего парня — просто потому, что они взяли паузу, а может, и не брали вовсе. Может, она осталась дома только из-за работы, а Паркер соврал. И уже далеко не в первый раз.
— Да. То есть нет, не поручусь. Церемония в память о Сэди на этой неделе, помнишь? Паркер уже там. А с этим расследованием все не так просто, как оказалось.
Она сунула телефон в сумочку, вынула ключи, отперла дверь.
— Я и не думала, что просто, — с самого начала. — Она придержала дверь для меня ногой, поманила за собой в кабинет, включила верхний свет и бросила сумку за стойку у входа. Кабинет был маленьким, со стульями вдоль стены напротив стойки и узким коридором, в котором с того места, где мы стояли, виднелось несколько открытых дверей.
Она бросила взгляд на часы:
— У нас есть минут десять в запасе до прихода секретаря. Она всегда является рано.
Под моим пристальным взглядом она нахмурилась. Но это я просто от удивления. Она совсем не походила на девушку, с которой я познакомилась прошлым летом, — девушку в белых капри, с золотыми украшениями и безупречно подстриженными волосами длиной чуть ниже ключиц. Неужели и я показалась ей другой, не такой, как в пределах Литтлпорта? Этот город наделял людей особыми свойствами. Потому они и съезжались туда. В окружении гор и океана они словно вырастали, какими не были больше нигде. Превращались в тех, кто способен провести каяк через буруны прибоя, взойти на вершину горы и посмотреть поверх деревьев на склоне вдаль, на океан, в полной уверенности, что этот вид принадлежит им по праву. В тех, кому проще простого вернуться домой вовремя — как раз к вечернему ужину с омарами под шампанское. В тех, кто достоин всего, что только могут предложить здешние места.