Последняя граница — страница 10 из 48

– В таком случае, достаточно двух эскадронов, – решительно заявил Мизнер. – Они не могут двигаться очень быстро… Мы выиграем время, если двинем за ними моих солдат из той долины, где они стоят. Предоставляю вам снестись с ведомством. Я извещу вас, как только эти индейцы будут благополучно доставлены в тюрьму.

Агент Майлс кивнул головой, и Мизнер, держась очень прямо, вышел из комнаты. А Майлс продолжал сидеть у конторки, тупо глядя перед собой.

Спустя час, когда вошла Люси, чтобы напомнить ему о завтраке, он всё ещё сидел в прежней позе.

– Что случилось? – спросила она.

– Ничего, Люси, ничего. Я сделал всё, что мог.


***

Приказ Мизнера Мэррею был краткий и точный. В нём говорилось, что Мэррей должен догнать Шайенов и арестовать их. За отрядом будут следовать фургоны для доставки индейцев в форт. Пушку следует отправить обратно, чтобы она не задерживала движение отряда. Ио Мизнер не предвидел особых затруднений даже при отсутствии гаубицы. Главное – выяснить, где же индейцы. Помимо Стива Джески, при отряде находился следопыт-Арапах, которого звали Призраком.

– А если они будут сопротивляться? – спросил Мэррей.

– Заберите всех, кто останется в живых. Я постараюсь, чтобы ваша роль в этой операции была оценена по достоинству, капитан. Возможно повышение в чине.

Мэррей слегка поклонился, а полковник подумал:

«Угрюмая скотина, но приказ он выполнит. Уинт не такой способный; он исполнителен, но в руководители не годится. Мэррей же будет продолжать преследование до тех пор, пока не приведёт индейцев обратно, сколько бы их ни осталось. И Мэррей не потеряет слишком много солдат. Если его и можно в чём упрекнуть, так это в излишней осторожности».

Мизнер отправился обратно в форт Рино, очень довольный своими распоряжениями, а эскадроны «А» и «Б» выступили на север. Идти по следу трёхсот человек, едущих верхом, нетрудно. Ведь в путь двинулось всё племя – люди разных возрастов и разных надежд, старые и молодые, красивые и безобразные, люди, уносящие с собой все свои пожитки – вещи крупные и мелкие, вещи грубые и изящные, вещи личного и общественного пользования. Да и как могли они спрятаться! Они ехали быстро, и топот их лошадей должен был разбудить прерию на много миль кругом. Их услышат и увидят, их местопребывание укажут. Двери закроются перед ними, ставни захлопнутся, скот будет угнан с их пути. Ведь прерии, по которым они идут на север, уже не походили на те прерии, какими их помнили отцы и деды. Теперь прерии были взнузданы изгородями и осёдланы фермами. В прериях были дороги, дома, телеграфные провода, а три железнодорожные линии с востока на запад охватывали чрево земли, как три железных пояса.

Отряд двигался на север. Джески и Арапах отыскивали следы Шайенов в пыли, среди затоптанных трав, по широким колеям в пересохших руслах рек.

Земля была изрыта, и Арапах махал руками, точно крыльями, стараясь показать, с какой быстротой промчались Шайены.

Под жестоким солнцем, поглощая милю за милей, с грохотом скакали солдаты через высохшие лощины Чатогоквы. Едкая красная пыль превращалась в грязь во рту и на теле и заволакивала весь мир. Обливаясь потом и задыхаясь, молча мчались вперёд кавалеристы. Солнце, склоняясь к закату, походило на раскалённый уголь за пеленой багрового тумана. Ночью отряд остановился лагерем на Красном Притоке.

Мэррей был угрюм и молчалив, и солдаты боялись его. Он был весь покрыт грязью и потом; это раздражало кожу, но река высохла, и купаться было нельзя. Он срывал свою досаду на солдатах, издевался над ними, стараясь найти слабые места и уколоть побольнее. Они, по мере сил, избегали его.

– Отчего вы так раздражены? – спросил Уинт.

– Это моё дело, капитан.

– Допустим. Но если вам слишком жарко, всё же старайтесь владеть собой. Всем жарко.

– Виноват… – сказал Мэррей. Он как-то странно поглядел на Уинта.

– Как вы думаете, завтра мы догоним их? – спросил Уинт.

– Возможно.

– Я знаю случаи, когда Воины Собаки проезжали по сто двадцать миль в день, – сказал Уинт. – Обычно они ведут с собой сменных лошадей и каждые десять миль пересаживаются. Нет кавалерии в мире, которая могла бы обогнать их. Нет армии, способной потягаться с Воинами Собаки.

– У этих нет запасных лошадей. Те же, на которых они едут, так изнурены, что подохнут, идя шагом. А потом, с ними женщины и дети.

– И всё же они не остановятся, – сказал Уинт.

– Ну что же, пусть. Может быть, мы догоним их завтра. Может быть, через день. Сделайте раннюю побудку: в четыре тридцать.

– Люди не успеют отдохнуть как следует.

– Если скво выдерживают, выдержат и они, – рявкнул Мэррей.


***

Отряд был на ногах, едва стало светать. Солдаты тихонько ругались, офицеры с любопытством поглядывали на Мэррея. При таком освещении трудно было бы идти по следу, если бы Шайены делали хоть какие-нибудь попытки скрыть его. Но они двигались на север по прямой, как летит птица, – в этом сказывалась тоска народа по родной земле, по своим горам и долинам. На север мчались они, прямо на север. И опять взмахивал руками Арапах, показывая, с какой быстротой могут мчаться индейцы, их женщины, дети и старики, когда их зовёт земля отцов. Арапах вёл белых людей, но он гордился своим – краснокожим – народом, и гордость его всё возрастала, когда они проезжали мимо трупов павших индейских лошадок, уже обглоданных койотами и чёрных от мух.

– Загнали насмерть, – говорили друг другу солдаты. Они знали, что если индеец загнал своего коня, он и себя не пощадит.

Они сделали привал в поздние, уже знойные, часы утра, поводили лошадей, отерли с них пот. Отряд находился теперь в местности, покрытой пучками густой пожелтевшей травы; всюду лежал сухой навоз – некогда тут паслись огромные стада бизонов.

– И это было не так давно, – сказал Келли. – Каких-нибудь десять лет назад здесь так и кишело ими, земли не было видно.

Но вот Мэррей подал знак трубить отбой. От долгого пребывания в седле у него ломило тело, и он видел, как солдаты приподнимались в стременах, стараясь размять ноги, сведённые судорогой.

– Скорей бы всё это кончилось! – пробормотал он, вспоминая, что люди убивают даже собаку, когда больше не могут смотреть на её страдания.

Отряд продолжал погоню. Индейцы ехали на север, и лучи солнца, как раскалённые ножи, вонзались в спину солдат. Однако пыль здесь была не так густа, и впереди покрытые травой просторы волновались, как жёлтое море.

Эскадроны перешли Солёный Приток и остановились у хижины скваттера.

– Где индейцы? - прохрипел Мэррей.

На скваттере была поношенная одежда. Он был худ и долговяз. Лицо его напоминало лошадиную морду. Он медленно почёсывал затылок, а его жена и дети жались в дверях за его спиной. Он, видно, был не в ладах с законом. Когда схлынула волна переселенцев, он остался здесь, на Индейской Территории. Он ненавидел и боялся солдат так же, как ненавидел и боялся индейцев.

– Проезжали, – угрюмо сказал он.

– Когда?

– Утром.

– Сколько? Отвечайте! – заорал на него Мэррей. – Вы что, немой? Говорите!

– Может быть, и немой, – пробормотал скваттер. – А вам нечего вмешиваться в мои дела.

– Сколько их было? – опять спросил Мэррей.

– Столько же, сколько и вас, лодырей… Чёрт бы вас взял! – проревел он им вслед, когда солдаты помчались вперёд.

Отряд приблизился к границе Канзаса и только тогда вновь сделал привал. Солдаты с трудом слезали с сёдел, судорога сводила им ноги, многие падали и оставались лежать на траве. Поблизости было русло реки, теперь представлявшее собой только ряд грязных лужиц. Солдаты провели лошадей на водопой. Затем, разлёгшись на траве, они принялись за еду, запивая её из фляжек. Мэррей и Уинт склонились над картой.

– Индейцам нужна вода для стоянки, – сказал Уинт. – Солёный Приток пересох. Они доедут до Реки Целительной Палатки.

– Если там есть вода. Если нет, они отправятся дальше.

– Они не смогут ехать дальше.

– А вы думаете, я этого не знаю? – пробурчал Мэррей. – Ещё до отъезда из Дарлингтона их лошади были едва живы.

Уинт пожал плечами.

– Я отправлю вестового в Додж-Сити, – сказал Мэррей. – Там должно быть уже известно – телеграфировал полковник или нет. Было бы неплохо, если бы они послали один-два эскадрона на север. Они могут также отправить воинский поезд, из Санта-Фе и тогда индейцы попадут в ловушку.

– Но полковник может подумать…

– Плевал я на то, что он подумает! – сказал Мэррей. – Я хочу покончить с этим делом.

– Ну хорошо, – ответил Уинт. – Хорошо.

И вот один из солдат отправился в Додж-Сити, а остальные опять поехали на север, по следу Шайенов.

В Канзасе ранчо стали попадаться чаще, но когда ферма преграждала путь, широкий след индейцев делал петлю. Затем отряд достиг пустынного района, где не было ни души. Только два ковбоя маячили вдали.

Наконец лейтенант Фриленд подъехал к Мэррею и сказал:

– Лошади не смогут долго выдержать, сэр.

– Не смогут?

Фриленд не произнес больше ни слова. Но Мэррей и сам видел, что лошади загнаны и измучены, покрыты потом, все в мыле и дрожат даже на ходу.

Уже под вечер следопыт Джески, придержав коня, указал на струйку дыма вдали. Мэррей поднял руку, чтобы остановить отряд. Дым то разбивался на множество мелких струек, то опять сливался в одну.

– Конец следа, – тихо сказал Уинт.

И Мэррей заметил, что Уинт расстегнул кобуру револьвера. Солдаты сбились в кучу, хрипло дыша, наклонившись вперёд. Их синие мундиры были покрыты серой и коричневой пылью, а лица за три дня обросли щетиной. Без слов они смотрели на дым. Мэррей медленно повел их вниз к реке, но заросли кустарника покрывали её берега, и солдаты не дошли шагов сто до русла.

Уинт указал вверх по реке: на расстоянии примерно мили почва, постепенно повышаясь, образовала нечто вроде насыпи, и Шайены, по всей вероятности, разбили лагерь именно здесь.