– Не нравятся мне эти кусты, – сказал Мэррей. Лейтенанты Фриленд, Гатлоу и Ауслендер подъехали к капитанам. Они были в сильном возбуждении и кусали себе губы, чтобы не разразиться потоком слов. Им предстоял первый бой, и в своём воображении они уже представляли, как, вернувшись на восток, рассказывают увлекательные истории о настоящих сражениях с индейцами. Гатлоу, розовощекий рыжеватый юноша двадцати двух лет, был сыном постоянного жителя прерий, и ему не терпелось поведать обо всех этих событиях отцу как мужчина мужчине. Ауслендер старался сохранить невозмутимость и достойный вид. А Фриленд неудержимо улыбался, словно мальчишка.
– Возвращайтесь на своё место и постройте людей, – мягко сказал Мэррей. Он казался очень утомлённым, тёр себе глаза и зевал. – Келли! – позвал он. – Эй, Келли!
Когда явился Келли, капитан устало кивнул ему, затем указал на реку:
– Сержант, возьмите следопыта и двух-трёх солдат и прочешите кусты!
– Слушаю, сэр! – ответил Келли.
Мэррей и Уинт, сидя рядом, следили, как пятеро солдат, рассыпавшись по кустам, продвигались к реке. Солнце стояло уже низко, и длинные, плоские тени верховых скользили по колеблющейся траве. С севера подул свежий ветер, и полосы дыма потянулись в разные стороны.
Сержант Келли вышел из кустов и помахал руками.
– Всё чисто! – крикнул он.
Мэррей повел своих солдат к реке. Кусты были полны птиц; они взвивались и кружились над головами запыленных кавалеристов. Бурая вода почти на фут покрывала песчаное дно, и, переезжая через реку, солдатам приходилось туго натягивать поводья, чтобы не дать лошадям пить. На другом берегу отряд, распустив знамя, выстроился колонной по четыре человека в ряд. Люди и тени слились в одно, и точно длинная змея поползла среди травы и низкорослых деревьев.
Солдаты ехали вверх по течению реки не спеша, давая отдых лошадям, и вскоре на вершине холма они увидели силуэты людей верхом на пони.
– Они увидели нас, – сказал Уинт.
Мэррей отдал приказ горнисту. Звуки трубы, чистые, как серебро, точно тонкие стрелы полетели в поздний розовый закатный свет. Лошади приободрились, и колонна перешла на рысь. Мэррей поднял руку и остановил отряд.
Отделившись от группы индейцев, находившейся на вершине холма, какой-то всадник плавно понесся вниз, к тому месту, где отряд перестраивался для атаки. Он сидел выпрямившись, руки были подняты над головой, длинные пряди волос развевались по ветру. Маленький пони бежал под ним легко, с какой-то дикой грацией. Солнце опустилось ниже, и внезапно склон холма погрузился в тень, а на его гребне ещё покоился огненный шар. Индеец вынырнул из тени, и его лошадка остановилась. Всё ещё держа над головой руки, он подъехал к капитану Мэррею и остановился в двадцати шагах.
– Маленький Волк! – воскликнул Уинт.
Старый вождь медленно опустил руки. Улыбка на его лице, тёмном, как земля, была полна не то грусти, не то жалости. Обнажённый по пояс, безоружный, он сидел на лошади, олицетворяя собой спокойную мудрость веков.
Точно два столетия ожесточенной, кровавой борьбы между индейскими племенами и белыми людьми нашли своё воплощение в этих двух стоящих друг против друга людях – капитане Мэррее в пропылённом синем мундире и старом полуобнажённом шайенском вожде.
Но единственным ощущением, которое испытывал Мэррей, был гнев, угрюмый гнев на самого себя, на Маленького Волка, на солдат и на все те действующие силы, которые принудили его к двухдневному жестокому преследованию.
– Спроси, что ему надо, – сказал Мэррей Стиву Джески.
Маленький Волк заговорил медленно, покачивая головой в такт словам. Было трудно поверить, что это дикарь, говорящий на языке нецивилизованного народа. Речь его казалась речью умудрённого жизнью старика, говорящего с пылким юношей. Солдаты напряжённо слушали, что он говорит, хотя не понимали Ни слова.
– Он не хочет войны, – сказал Джески.
– Очень хорошо, – кивнул Мэррей. – Скажи ему, чтобы он привел сюда своих людей, и мы арестуем их. С ними будут хорошо обращаться. А завтра придут фургоны с продовольствием и одеждой.
– Он этого не хочет, – сказал Джески. – Они не вернутся, они поедут на север, и если надо будет, он поведёт их через канадскую границу.
– Это бесполезно, – утомлённо сказал Мэррей. – Скажи ему, что мы собираемся атаковать их и вернуть обратно его племя, хотя бы нам пришлось перебить всех его людей. Скажи, что завтра придут войска из Додж-Сити и ещё солдаты приедут по железной дороге аз Санта-Фе. Ни за что на свете не добраться ему до Канады или даже до Вайоминга.
Маленький Воли опять улыбнулся и протянул руку Мэррею, но тот не взял её. Джескн пробормотал:
– Он говорит, что будет делать то, что он должен, а вы делайте то, что вы должны. Иногда для людей лучше смерть, чем рабство.
Тогда Мэррей крикнул:
– Скажи ему, чтобы он убирался отсюда ко всем чертям, пока я не приказал пристрелить его!
Теперь уже весь склон холма погрузился в глубокую тень, и на гребне не было никого. Половина солнечного диска лежала на нём, как глазированный апельсин на торте.
Маленький Волк повернул свою лошадку и рысью поехал к погруженному в тень склону, но тут же вернулся, точно желал продолжить разговор с Мэрреем.
Мэррей дал волю своему бешенству и досаде. Он выхватил револьвер и выстрелил в вождя Шайенов. Маленький Волк не шевельнулся. Не сводя глаз с дымящегося револьвера, Мэррей бросил Фриленду:
– Трубить атаку!
Маленький Волк повернул пони и ускакал. Звуки трубы резко разорвали тишину, и, гулко вторя им, застучали копыта, словно барабаны неведомого оркестра. Солдаты пустили коней во весь опор.
Уинт поднял руку, указывая на вершину холма, где внезапно, четко вырисовываясь на фоне пылающего неба, появилась длинная цепь всадников. Их было более восьмидесяти, все мужчины племени – глубокие старики, зрелые воины и почти мальчики.
Оба кавалерийских эскадрона рванулись вперёд, и неистовый топот почти тысячи копыт заглушил звуки трубы. Сабли сверкнули и померкли, когда эскадроны поскакали вверх по склону холма, погруженного в тень, но силуэты людей на вершине всё ещё оставались, неподвижными.
Вдруг Шайены перемахнули через гребень холма, и их боевой клич дополнил хаос нестройных звуков. Они мчались навстречу коннице, яростно атакующей их, готовой принять их на вытянутые вперёд остроотточенные сабли. И вот, внезапно разделившись надвое и рассыпавшись, точно стёклышки калейдоскопа, воины Шайенов, как бы танцуя на своих выносливых скакунах, так что тёмные перья их головных уборов развевались, охватили отряд и понеслись мимо него и через него.
Горнист протрубил отбой, и эскадроны «А» и «Б», придерживая измученных лошадей, повернули и перестроили свои ряды. Сделав поворот на погруженном в темноту склоне холма, они увидели внизу разрозненные группы индейцев, мчавшихся к реке, И единственным объектом для их атаки был Шайен, лежавший на спине с раскроенной головой и милосердно укрытый сумерками.
Мэррей, дважды разрядивший свой револьвер и всё ещё державший его в судорожно сжатой влажной руке, сделал знак капитану Уинту и крикнул ему, чтобы он, взяв свой эскадрон, зажал индейцев у реки.
Отряд разделился, и часть его помчалась вниз. Солдаты, хрипло крича, опять выхватили сабли. Рядовые Гардинг и Дефрей плелись позади. У одного было прострелено плечо, у другого ударом томагавка перебита рука.
Когда отряд спустился к реке, Шайены уже перебрались на другой берег. Лошади эскадронов мгновенно измолотили копытами кусты, но песчаное дно замедляло продвижение отряда. Утомленные долгим дневным переходом, кони могли идти только медленной рысью, и многие из них скользили, пытаясь выкарабкаться на противоположный берег. А в это время индейцы, давшие перед атакой своим выносливым лошадкам отдохнуть, произвели несколько выстрелов по отряду и, проскакав вверх по течению, снова перешли реку, оставив покрытых грязью, павших духом и измученных кавалеристов на противоположном берегу.
Почти совсем стемнело, но бледное небо всё ещё розовело над холмом. Солдаты спешились и, стоя около тяжело дышащих лошадей, наблюдали, как Шайены гуськом возвращаются к тому месту, где они оставили своих женщин и детей.
Уинт растерянно улыбался. Он шепнул Мэррею:
– Мне однажды пришлось наблюдать, как лисица отводила охотников от своей норы, в которой находились лисята…
– Нам надо было ворваться в их лагерь. Они сейчас же вернулись бы, если бы мы захватили их женщин и детей. В другой раз я учту это.
– Их лошади были еле живы, ещё когда они выехали из Дарлингтона, и всё-таки они перегнали нас.
– Никакой гонки больше не будет! – сказал Мэррей.
Напоив лошадей, отряд Мэррея вновь переправился через реку и расположился в полумиле от холма вниз по реке. Ранено было шесть человек, но не очень серьёзно, и все они могли сидеть в седле.
Рядовой Темпор, бородатый человек средних лет, прослуживший санитаром всю войну Севера с Югом, перевязал раны как умел.
Пока солдаты подкреплялись пищей, Мэррей с Уинтом поехали по направлению к холму. Костры Шайенов были скрыты гребнем, но розовый отблеск, поднимаясь веером вокруг вершины, придавал ей фантастический вид маленького действующего вулкана.
– Они, кажется, не очень-то встревожены, – сказал Уинт.
– Запасов продовольствия у них не может быть, – заметил Мэррей. – Майлс, видимо, просто морил их голодом.
– Дело не в продовольствии, а в воде. Пищей им могут служить и лошади.
– О нет! Индейцы ведь не едят лошадей.
– Разве? Ну, Шайены будут. Они нарушат любое табу, только бы не сдаться.
– Неприятное дело… – сказал Уинт. – Мы будем атаковать их сегодня ночью?
– Хотелось бы. Не думаю, чтобы у них имелось много оружия – несколько пистолетов, может быть один-два карабина. Когда их переселили на Территорию, у них было всего несколько сот патронов. С таким запасом долго не постреляешь.
– Может быть, они и не будут стрелять. Тот старик не дурак.