Солдаты Мэррея тем временем крепко спали. Даже шумное прибытие ещё двенадцати фургонов не прервало их сна. Восемь из этих фургонов доставили провиант из форта Додж, а остальные четыре были отправлены Мизнером и прошли долгий путь от Индейской Территории. Прибытие фургонов разбудило Мэррея. В фургоне с медикаментами нашлось виски, и Мэррей сделал несколько глотков. Но когда он попытался снова заснуть, то не смог и лишь беспокойно ворочался на своей походной койке. Наконец он встал, сам оседлал своего коня и, миновав часовых, поехал по направлению к индейскому лагерю. Индейцы не спали, и их смутные силуэты двигались взад и вперёд при слабом свете догоравших костров. Мэррей остановил лошадь на этом берегу ручья, недалеко от индейцев, и они заметили его. У него было странное чувство: если он проедет в их лагерь, никто не станет стрелять в него, они вежливо встретят и будут приветствовать его на своём певучем, журчащем языке.
Он простоял на берегу с четверть часа, затем поехал обратно.
Едва в небе забрезжил рассвет, он разбудил Траска.
– Я прошу извинить меня, капитан, за вчерашнее, – смиренно сказал Мэррей. – Я ездил к лагерю индейцев. Они не убегут. Вероятно, они очень устали.
Траск, невыспавшийся, смущённый, только кивнул головой. Он никак не мог понять Мэррея.
– Мы атакуем в пешем строю, – быстро проговорил Мэррей, стремясь предупредить возражения Траска. – У большинства индейцев имеются ружья, патронов маловато, но все они прекрасные стрелки. Их вождь – Маленький Волк… Я ещё такого индейца не встречал. Он хладнокровен…
– Кавалерийская атака… – начал было Траск.
– Нет, нет! – прервал его Мэррей. – Мы уже раз пытались атаковать в конном строю. Я потерял нескольких солдат, сержанта и лейтенанта. Единственно правильное – это идти в пешем строю. Если бы даже лошадям и удалось прорваться сквозь их ряды, в их лагере полно женщин и детей. Я хочу быть хозяином положения.
– Это не первые индейцы, которых мне приходится видеть! – нетерпеливо заявил Траск.
– Знаю, но это Шайены, они дёшево не отдадут свою жизнь. Поймите. И это не побег. Они просто хотят вернуться в свой родной край – на север, на берега Пыльной Реки. Они понимают, что это почти невыполнимо, и именно потому утратили чувство страха. Они считают себя уже мёртвыми, и надо знать Шайенов, чтобы понять смысл этого. Раз они уже мертвы, то ничего худшего с ними случиться не может.
– Всё это неубедительно, капитан, – пожал плечами Траск.
– Весьма сожалею.
– Хотите, чтобы мои люди шли впереди или прикрывали вас?
– Прикрывали? – медленно спросил Мэррей. – Я хотел, чтобы и Мастерсон со своими ополченцами оставался с вами.
Траск кивнул.
Мэррей тяжёлым шагом вернулся к своим солдатам. Он поднял Уинта и трубача, встал в холодной, мокрой траве и выжидал неизбежного повторения слишком знакомых событий.
Они двинулись к ручью, выставив вперёд фургоны. У Мэррея был план подойти как можно ближе, используя шестнадцать громоздких фургонов в качестве заслона. Достигнув ручья, он приказал разместить фургоны в его русле полукругом, упряжками внутрь.
Индейцы выжидали, скрывшись в выкопанных ими траншеях. Женщины, дети и пони находились в тылу, защищённые небольшим холмом. Временами показывалась голова воина да луч утреннего солнца вспыхивал на стволе ружья. Из траншей не доносилось ни звука. Их вождь, Маленький Волк, на виду у всех спокойно сидел на краю траншеи и курил трубку. Мэррею казалось, что он улыбается. Но расстояние было слишком велико, и Мэррей не был уверен в этом.
«Всё равно, – подумал он. – Долго улыбаться ему не придётся».
Индейский вождь походил на ком земли, на сжатый кулак: иссохший, древний-древний, как пожелтевший холм, видневшийся за ним. И он улыбался…
Мэррей расположил своих людей позади фургонов длинной цепью. Солдаты теснились к упряжкам. В каждой из них было шесть мулов. Близость людей беспокоила животных. Они встряхивали своих погонщиков, которые висли на уздечках, чтобы удержать животных на месте. Погонщики бранились, заявляя, что как только начнется стрельба, мулы понесут. Кавалеристы, закинув сабли за спину, сжимали обеими руками карабины. В двадцати-тридцати ярдах от них Траск рассыпал своих солдат цепью, а за ними расположились оставшиеся ополченцы; угрюмые, раздраженные, они испытывали к солдатам такое же чувство ненависти, как.и к Шайенам. Они едва сдерживались и были готовы и к паническому бегству и к бешеной атаке.
А сбоку, над извилистым ручьём, низко стояло утреннее солнце, особенно ярко сверкавшее на бледно-голубом небе.
Уинт был очень бледен. Мэррей улыбнулся и кивнул, испытывая странное, внезапно возникшее чувство жалости к младшему товарищу. Уинт коснулся плеча горниста, раздался звук трубы – и, как по волшебству, из высокой травы вылетела стая птиц. Кавалеристы продвинулись между фургонами и образовали редкую стрелковую цепь. Мэррей был впереди, Уинт – ближе к краю. Мэррей, то и дело оборачиваясь к своим солдатам, сигнализировав саблей – сжимать ли цепь или растягивать её. Некоторые усмехались, другие взволнованно кусали губы; у иных лица были смертельно бледные, иные крались, точно звери. Позади солдат Мэррей увидел старого следопыта, взгромоздившегося на один из фургонов. Возбуждённый, с раскрытым ртом, он наблюдал за происходящим, как будто это был необычный спектакль, устроенный только для него.
Люди шли, соблюдая полный порядок, пригибая стебли высокой травы, доходившей им до пояса.
Мэррей говорил себе: «Не надо больше оборачиваться. Это произойдёт скоро, очень скоро».
Его сердце бурно колотилось и, казалось, разбухало. Рот у него пересох, глаза были влажны. При каждом шаге он боролся с желанием убежать, вскрикнуть, сделать всё что угодно, только бы не идти вот так – неуклонно и спокойно к индейскому лагерю. Уинт был теперь несколько впереди. Обернувшись, он улыбнулся. Он казался весёлым и небрежно подсекал саблей траву. Отряд настолько продвинулся вперёд, что Мэррей мог различить, как вздувались и опадали щеки Маленького Волка, когда старый вождь затягивался трубкой.
– Огонь! – хрипло крикнул Мэррей.
Вероятно, Уинт отдал горнисту команду, но тонкие звуки сигнала затерялись среди треска выстрелов. Солдаты низко пригибались и бежали вперёд; и тогда Шайены дали залп – всего один. Старый вождь не шевельнулся.
Мэррей остался один на ногах. Уинт что-то громко кричал ему, но он не понимал слов, если вообще это были слова.
Теперь Мэррей находился всего в двадцати ярдах от траншей Шайенов; его солдаты залегли в траве. Вождь вынул трубку изо рта. Мэррей, точно на прогулке, медленно пошёл обратно, удивляясь, что всё ещё жив.
– Сумасшедший! – крикнул ему Уинт. – Ложитесь! Мэррей, внезапно придя в себя, как человек, очнувшийся от наркотического сна, бросился в траву и, перевернувшись несколько раз, докатился до солдата, который лежал, изогнувшись, точно лук. Лицо солдата было обращено к небу; на нём так и застыла напряженная улыбка. Мэррей коснулся лежащего и убедился, что тот мёртв; затем пополз в траве мимо стрелявших солдат и дополз до Уинта. Уинт, согнувшись, неуклюже пытался забинтовать носовым платком свою раненую руку.
– Давайте-ка я, – сказал Мэррей.
Уинт насвистывал какой-то мотив, пока Мэррей закручивал платок.
Где-то неподалёку скрывавшийся в траве Кембрен крикнул, покрывая треск выстрелов:
– Капитан! Капитан!
– Да?
– Не атаковать ли их?
– Вести огонь.
– Идем в атаку?
– Нет!
Мэррей осторожно приподнялся. Над траншеей плыл пороховой дым. Старый вождь исчез.
– Капитан Мэррей! – крикнул Гатлоу.
– Ну?
– Капитан Траск прислал связного. Он говорит, что ополченцы уехали.
– Ну и ладно. Уинт встал:
– Вот дураки!
Мэррей приподнялся на колени, его голова едва возвышалась над травой. Он увидел, как конные ополченцы переправляются через ручей в полумиле к востоку. Их силуэты резко вырисовывались на сияющем небе. Он видел, как они вскарабкались на высокий берег, столпились, а затем рассыпались и поскакали в обход индейского лагеря. Очевидно, индейцы также заметили их маневр. Из-за выступа отвесного берега, на котором они разместились, появилась группа всадников; Шайены двигались широкой дугой. Ополченцы помчались на них во весь опор.
Всё смешалось, как в разбитом калейдоскопе. Закипела яростная схватка. Только индейцы в конном строю способны придать кавалерийской атаке такой всесокрушающий напор. Ополченцы отступили. Устремившись за ними, Шайены врезались в их ряды, точно острые вертящиеся ножи.
– Прикажите людям отступать к лошадям! – закричал Мэррей.-Я иду на поддержку ополчения! Чем больше Шайенов вам удастся выманить, тем скорее всё кончится!
Они встретили пехоту Траска внизу, в русле ручья.
– Не давайте индейцам передышки, – сказал Траску капитан.
Когда Мэррей со своими солдатами очутился под защитой фургонов, Траск бегом повёл своих людей в атаку на траншею индейцев. При виде того, как залп из траншеи подкосил пехотинцев, Мэрреем овладело чувство горечи и беспомощности.
Его люди садились на коней, когда мулы, запряженные в фургоны, понесли. Остатки роты Траска бросились ловить мулов.
Ополченцы также были разбиты. Они отступали, оставляя убитых и раненых, и память об их поражении осталась на долгие годы в Додж-Сити.
Мэррей повел свою кавалерию прямо на траншею Шайенов, но на этот раз индейцы оказались уже верхом;
они с невероятной быстротой вскочили на своих пони. Они кружились перед отрядом, то приближаясь, то удаляясь, испускали воинственные крики, насмехались над солдатами.
Поднявшись на вершину холма, Мэррей увидел, что индейский лагерь уже снялся с места, оставив заслон от преследования – редкую цепь всадников.
Один из фургонов, в котором находились боеприпасы, опрокинулся в полумиле от ручья. Небольшая группа индейцев, рассеявшая ополченцев, – бросилась к нему, захватила патроны и умчалась прочь.