ленно добавил: «Клянусь Богом, я только и хочу этого!»
– Нет-нет, это вовсе не мятеж, – поспешно сказал Майлс. – Ничего похожего. Хозяевами положения являемся мы. Дела за последние месяцы шли всё лучше и лучше. Суть в том, что северные индейцы не привыкли к дисциплине, принятой в резервации. За побег этих трёх следует наказать остальных. Они должны понять, что их поселили на Территории раз и навсегда.
– Что ж, я пошлю к ним в деревню небольшой отряд, – улыбнулся Мизнер. – Мы покажем им, что такое закон, и отправим их вождей к вам в контору, чтобы вы задали им хорошую головомойку. А вы между тем подумайте о соответствующем наказании. И предупреждаю вас, агент Майлс: пусть оно будет пожёстче. Я-то знаю этих проклятых Воинов Собаки!
– Я предпочёл бы осторожность, – сказал Майлс неуверенно.
– Ну, я не страдаю излишней осторожностью. – Тон полковника стал отеческим. – Хорошенько проучите их, а мы вас поддержим. В этих краях армия – по-прежнему единственное лекарство…
Отряд состоял из сержанта Джонаса Келли, рядового Роберта Фрица и Стива Джески – следопыта, который постоянно околачивался возле форта и продавал свои немногочисленные таланты за ночлег, еду и выпивку. Стив врал с такой же лёгкостью и вдохновением, как и любой из знаменитых следопытов прерий, чьи биографии десятки раз печатались в десятках восточных газет, и он часами мог рассказывать небылицы какому-нибудь приезжему за бутылку неочищенного виски.
Одеждой ему служили грязная, старая рубаха и рваные кожаные штаны. Волос он не стриг. У пояса висел высохший скальп индейца, служивший вывеской его ремесла и удостоверением того, что он опытный профессиональный следопыт и истребитель индейцев. На носу у него торчала огромная рыхлая бородавка. Его рубаха и длинная, чуть не по пояс, борода были испачканы табачным соком.
Но среди его немногочисленных талантов было и кое-какое знание шайенского языка.
Знание это было весьма скудное и элементарное, но он считал его более чем достаточным и делал вид, что он многоопытный переводчик. Прекрасный, богатый и гибкий язык этих индейцев был, на его взгляд, просто тарабарщиной, и он переводил с него соответствующим образом. К тому же английский словарь Джески был настолько ограничен, что он всё равно не сумел бы правильно перевести, даже если бы понимал всё, что говорили индейцы. И мало кто мог бы уличить его: армия США знала столь же плохо язык народа, который она поработила, как и большинство оккупационных армий.
И вот он ехал впереди двух солдат, благоразумно соблюдавших известную дистанцию, и не без основания.
Сержант Келли и солдат Фриц, оба закалённые и жилистые, провели в прериях долгие годы. У них была загорелая, здоровая кожа, небольшие ясные глаза. За свою долгую службу в армии они научились не задавать лишних вопросов. Это были опытные и исправные солдаты; безрассудной храбрости они не проявляли, но при нужде и от дела не уклонялись. Сейчас им приказано охранять следопыта, и они только это и будут делать. А то, что они едут к индейцам, настроенным более или менее враждебно, мало их тревожило.
Они вели разговор только между собой, не обращаясь к следопыту, точно его тут и не было, но тот давно привык к пренебрежению со стороны щеголеватых военных. Сержант Келли только что исповедался у заночевавшего в форте патера; он говорил Фрицу:
– Заметь, я не возжелаю язычницы, ибо душа её чернее её сердца.
– В таком случае никогда не езди к Апачам, – поддразнивал его Фриц. – Их женщины обнажают грудь, как мы снимаем перчатки.
– Врёшь!
– Ты так считаешь? А всё-таки, красные женщины или чёрные, это всё же лучше, чем вообще без женщины. У тебя никогда не было скво, сержант?
– У тебя у самого не было индеанки. И предупреждаю тебя: держи руки подальше от скво.
Я буду держать руки подальше от них, – откликнулся Фриц. – Чёрт побери, я так давно торчу в этом проклятом форте, что надо хоть моим глазам полакомиться.
– Шайены перережут тебе глотку, если ты будешь заглядываться на их женщин.
Фриц сплюнул: – Всё это краснокожая сволочь. Я видел недурных скво, но они очень скоро сморщиваются, как лежалое яблоко.
– Я знавал одну, – произнёс Келли после продолжительного молчания.
– Да? Где же?
– И вспоминать не хочу, – ответил Келли. – Но ты напрасно думаешь, что индейцы все на один манер. Шайены преотчаянные. Это тебе не Команчи, не Поуни или Кайовы какие-нибудь. Они гордые и молчаливые, вроде ирландцев.
– Никогда я не видел молчаливого ирландца, – заметил Фриц.
– У них душа молчаливая. Тебе этого не понять, – возразил Келли.
Они продолжали ехать, пока следопыт не поднял руку. Сквозь чахлые деревья виднелись высокие тонкие жерди кожаных палаток.
– Здесь, – сказал Джески.
– Я поеду туда один, – заявил Келли. – Они относятся к мундиру с должным уважением.
– Видел я, как они с должным уважением продырявили пулей этот мундир, – насмешливо заметил Джески.
Маленький отряд пробирался через сосновую рощу. Залаяла собака. Дети побежали к селению. Солдаты расстегнули кобуры своих револьверов.
– Опусти ружьё, – приказал Келли следопыту. Селение Шайенов раскинулось полукругом по берегу пересохшей реки, образуя букву «С». Лошади находились вне этого полукруга, в загоне, окружённом плетнем. Когда солдаты и следопыт приблизились к селению, индейцы выбежали из палаток. У некоторых было в руках оружие. Их скудная одежда едва прикрывала тело: на одних были короткие штаны, на других – только набедренные повязки. Большинство – высокие, худые, широкоплечие люди с усталыми, суровыми лицами. Их было немного: в селении насчитывалось не более трёхсот человек.
Оба солдата и следопыт въехали в деревню с поднятыми руками. Когда они очутились в центре селения, индейцы сомкнулись вокруг них кольцом. Но их изможденные лица выражали скорее горестное удивление, чем ненависть. Оправившись от первого испуга, дети вскоре начали высовывать головы из палаток и пробираться между ногами мужчин. Их быстрые чёрные глаза, спутанные волосы и медного цвета кожа невольно напоминали Келли чертенят из полузабытых детских сказок. Женщины держались поодаль. Они или стояли в задних рядах, или прятались в палатках.
– Где вождь? – спросил Келли. – Я хочу говорить с вождём. – И, обернувшись к следопыту, он приказал: – Спроси, где вождь. Завяжи с ними знакомство, поддерживай разговор.
Джески затараторил что-то по-шайенски. Трое или четверо пожилых индейцев проталкивались к Келли.
– Спроси, где Маленький Волк, – сказал Келли. Широкоплечий индеец кивнул.
– Я рад видеть тебя, – заявил Капли, слезая с лошади и протягивая руку индейцу.
Они обменялись рукопожатием, затем оба солдата и следопыт пожали руки другим вождям.
– Скажи им, что не всё в порядке, – продолжал Келли. – Мы не хотим неприятностей, а всё-таки неприятность вышла: несколько индейцев убежало. Передай им, что полковник приказал им всем до одного явиться к агенту Майлсу. Скажи, что Великий Белый Отец хочет говорить с ними.
Джески передал всё это на ломаном шайенском языке. Двое из вождей нахмурились, но Маленький Волк слегка улыбнулся. Тупой Нож что-то проговорил сдержанно и неторопливо, и Джески ещё раз с трудом перевёл его слова. Наконец следопыт плюнул и обратился к Келли:
– Эти проклятые псы издеваются надо мной. Они, видите ли, не поедут в агентство… Право же, полковнику следовало бы послать сюда солдат и хорошенько угостить этих дикарей свинцом. Вот это они поймут.
– Повтори им ещё раз, – сказал сержант.
– Не думаю, чтобы они понимали его, – вмешался Фриц.
– Неправда, понимают! – рявкнул Джески. – Всё это одно притворство. Каждый индеец отлично умеет голову морочить!
– Продолжай говорить с ними, – настаивал Келли. Вожди отвечали неторопливо, с расстановкой. Джески перевёл:
– Они собираются сняться с места и двинуться дальше вверх по реке. Агент пусть убирается ко всем чертям. Келли кивнул головой.
– Пресвятая дева! – тихо сказал он. – Хорошо, что я хоть успел в своих грехах исповедаться. Поехали обратно в форт!
Полковник Мизнер был рад, что Майлс уже уехал в Дарлингтон. Майлс будет мямлить, брызгать слюной, а в конце концов начнет изливать свои человеколюбивые чувства к индейцам. И Мизнер сказал командиру эскадрона «Б» Чарлзу Мэррею:
– А пока он будет канителиться, пылающие фермы и оскальпированные трупы явятся ясным доказательством мудрой политики индейского ведомства. И до тех пор, пока агентства будут оставаться в руках вот таких слюнтяев-квакеров, подобные истории неизбежны.
– Но ведь со стороны индейцев нет ещё никаких враждебных действий, – решился возразить Мэррей.
– Милый капитан, когда у вас будет в отношении индейцев такой же опыт, как у меня, вы поймете, что исправлять их безобразия всегда слишком поздно, но предотвращать их можно.
– Значит, вы решили телеграфировать в Вашингтон о разрешении устроить на них облаву?
– У меня имеется формальное разрешение на поддержание порядка в этой резервации. Это мой долг. Если же позволю безобразничать шайке головорезов, значит я пренебрёг моими обязанностями. А если посажу их всех в тюрьму, я свой долг выполню. Всё.
Капитан Мэррей кивнул. Он недолюбливал Мизнера, но Мизнер был его начальником, поэтому он ограничился кивком, надеясь, что не его пошлют с отрядом, чтобы забрать в тюрьму целое селение.
Вопросы справедливости не слишком интересовали Мэррея, но он был из тех офицеров, которые заботливо берегут жизнь своих солдат. Ему внушали и он сам был глубоко убежден, что долг хорошего офицера состоит не в том, чтобы губить своих солдат, а сохранять их жизнь. Ему же приходилось воевать с Шайенами, и он считал, что даже целого полка будет недостаточно, чтобы засадить в тюрьму одно шайенское селение.
– Возьмите ваш эскадрон и арестуйте индейцев, – приказал Мизнер.
– Сэр?…
– Я сказал, чтобы доставили их сюда. Не прибегайте к силе без необходимости, но если придётся…