Он посмотрел на Аню другими глазами. В ней все не сочеталось. В последнее время Валентин все чаще ловил себя на том, что перестал разбираться в людях. Его это пугало. Раньше камертоном были внешность и общение. В первую очередь, конечно, то, как человек выглядит. Внешность многое говорит о человеке. Как одет, во что одет, прическа и ухоженные ногти. Да, еще обувь. А дальше манера общения. Мгновенно можно определить семью, образование.
Анна не вызвала в нем никакого чувства опасности. Девушка как девушка. Скорее всего, не москвичка. Сегодня таких много, и это не плюс и не минус. В баре напилась? С кем не бывает. В бар пришла? Кто не ходит? А после утреннего разговора она и вовсе ему понравилась. А ведь она постоянно задавала вопросы. О себе не говорила, а вопросы задавала. Ну дела…
Вот произнесла Анна вроде бы ничего не значащую фразу, и тут же все изменилось. А действительно, кто она такая? И права Марта: как он мог притащить ее к ним в дом? Тем более в такой день.
Когда-то давно он смотрел документальный фильм о внушаемости человека. Аудитории студентов показали фотографический черно-белый портрет. Сначала им сказали, что это убийца, и попросили дать характеристику, опираясь на данную фотографию. И тут же со всех сторон полетели возгласы про холодный сверлящий взгляд, огромные руки, которыми только и убивать, морщины на лбу, которые говорят о тугодумии, и так далее.
А в параллельной аудитории попросили на этой же точно фотографии охарактеризовать детского хирурга. И вот поди ж ты. Сразу появились усталые, натруженные руки, добрый взгляд с прищуром и морщины через весь лоб: врач много думает и переживает.
Валентин занервничал. Зачем Анне было проникать к ним в дом? И как теперь с ней себя вести? Как ни странно, Анна, напротив, не нервничала, была совершенно спокойна. Серьезный взгляд и небольшая растерянность. Анна смотрела Валентину прямо в глаза.
Валентин еще раз повторил свой вопрос:
– Какое отношение ты имеешь к нашей семье? Как ты здесь оказалась?
– Ты меня привез! И до этого момента я здесь никогда не была, клянусь тебе.
– Но твоя фамилия Фальк?
– Тебе паспорт показать? А это какая-то ваша подпольная фамилия? Вроде бы фамилия деда Фролов? А ты, я так понимаю, Артемьев? И не спрашивай, откуда мне это известно. Твоя мать за завтраком несколько раз таким образом обратилась к своему мужу. Я просто наблюдательная.
– Да, я Артемьев. Про Фальков, честно говоря, слышу впервые.
Аня отвечала уверенно, глядя парню прямо в глаза. Она не сомневалась: Валентин не попросит показать паспорт. Могла попросить мать, это естественно, но Анна решила пойти ва-банк. Другого выхода просто не было. На какой-то момент Валентин засомневался, он почувствовал, что упустил что-то важное, понял, что Аня куда-то его с главной мысли увела. Все же математик.
Он начал отвечать медленнее, чем обычно, видимо, пытаясь понять, где потерял нить разговора, что пошло не так:
– Погоди, Емельян звонит.
Аня выдохнула: ну все, больше он тот разговор не вспомнит. Слишком много новостей, теперь еще звонок Емельяна. Какое-то время она точно выиграла.
Валентин отвечал односложно и нервно. Как же раздражает семью этот Емельян. Понятное дело, он выполняет инструкции деда, но он знает то, что не знает никто! Ему явно доставляло удовольствие хоть ненадолго стать в этом не очень дружелюбном мире главным и дать всем почувствовать, что они зависят от него. А всем остальным как жить с этими знаниями? Это же просто несправедливо! Вот, еще один день для себя выторговал.
– Просит тебя.
Аня взяла телефон и отошла к витой скамейке рядом с клумбой. Валентин занервничал. Что за манера уходить с телефоном в сторону? Никого рядом нет. Что это за разговоры у него за спиной? С какой стати?
Емельян раздражал Валентина всегда. Он долго не мог понять почему, а потом понял. Емельян был как будто стерильным, если можно так сказать о человеке. Ни ярких эмоций, ни запоминающейся внешности, ни какого-то ясного отношения к любым происходящим событиям. Всегда в костюме, модном, но нейтральном, обязательно светлая рубашка и узкий галстук. Внешность завершали дорогие ботинки и портфель-сумка из мягкой кожи на двух ручках. Идеальный во всем. Такая же прическа и небритость, переходящая в крохотную бородку на подбородке. Создавалось впечатление, что парикмахера Емельян посещал ежедневно. А еще голос. Как у робота, ничего не выражающий. Только сейчас Валентин понял, что Емельян не улыбается. Никогда. Все очень сухо, односложно и по делу. Казалось, что юрист все время немного торопится. Он, конечно, тебя выслушает, своими ледяными глазами осмотрит, но, если ты его задержишь хоть на секунду, его мир сойдет с рельс. Это было общее впечатление, поэтому никто из семьи, как заметил Валя, долго с Емельяном не разговаривал.
Интересно, а какие отношения у них были с дедом? И работал ли Емельян еще где-нибудь? А может, у него есть семья? Может быть, дети или престарелые родители, за которыми он ухаживает? Нет, вряд ли. Все это никак не вязалось с человеком-роботом.
Валентин не слышал, о чем говорила Анна, только видел, что на какое-то время разговор прервался, потом был еще один звонок. Дальше девушка, как он понял, отправила кому-то СМС. Или даже попереписывалась, судя по тому, как она то замирала, то опять начинала печатать.
Валентин подошел, когда все разговоры уже завершились и Аня просто смотрела в сторону, все еще держа телефон в руках. Анна повернула к нему голову. Растерянный взгляд, извиняющаяся улыбка:
– Дело принимает какой-то странный оборот. Видимо, мне придется остаться. Это удобно? Во всяком случае, меня об этом попросил ваш Емельян.
– А о тебе никто не будет беспокоиться?
– Нет, мама живет в другом городе, я квартиру в Балашихе снимаю.
– Про Балашиху что-то припоминаю. А что тебе говорил Емельян?
– Валя, я пока сама не очень понимаю, о чем речь. Правда. Он спросил, действительно ли моя фамилия Фальк. Видимо, твоя мать уже рассказала. Вопросы идиотские задавал: в каком городе родилась моя мама, в каком году родилась. И попросил никуда не уезжать, дождаться его. Ну а потом позвонила девушка какая-то, вроде бы его помощница, опять про маму спрашивала, про отца, про бабушку.
– Выходит, твоя семья как-то связана с моей?
– Не знаю… Да откуда? С какой стати? Думаю, что нет. Думаю, они исключают какие-то варианты. Но судя по всему, есть что-то, чего не знаете вы, самые близкие родственники – Бред.
– А кто этот Емельян? Почему он знает больше, чем вы? Это же как-то странно.
– Ты понимаешь, меня же тут не было практически шесть лет. Я всегда его видел урывками. Вошел в кабинет деда, вышел из кабинета. Кивнул в мою сторону невидящим взглядом. Как-то доверенность мне оформлял. Тоже все без эмоций, только по делу. Нет, я его вообще не знаю, со мной он всегда говорил коротко, в основном законами, не расшифровывая. Но, судя по всему, дед ему доверял.
– А своей дочери? Ваш дед юристу доверял больше, чем собственной дочери?
– Да сложно все. С мамой у них были отношения, как в итальянском кино. Она вечно устраивала тут спектакли. Выбегала из его комнаты в слезах, хлопала дверью.
– Почему?
– По кочану! Тебе не кажется, что ты задаешь слишком много вопросов?
– А ты теперь и во мне видишь конкурентку? Думаешь, меня могли упомянуть в завещании? Если что, то мне тут ничего не нужно. Обещаю, что я от всего откажусь. Правда! Я к этому точно никакого отношения не имею. Даже если ты вдруг окажешься мне родственником. Я этот дом не строила и тут не жила.
Валентин взъерошил волосы руками.
– Бред. Все мы тут с ума посходили. Но ты права: как только ты вошла в круг избранных, у меня появилось к тебе какое-то недоверие, а если начистоту – раздражение.
– Может, я лучше пойду погуляю? Или страшно меня сейчас одну оставлять? Я же и украсть что-то могу?
Валентин был рад шутке.
– Пойдем лучше в дом. А про мать, думаю, ей было слишком много всего позволено. То есть все позволено. И она не смогла правильно интегрироваться в эту жизнь. Прости, все же я математик.
– Странно все это.
– Не странно, а закономерно. Поэтому дед нам с Витькой спуску не давал. Муштра с детства.
– У вас вроде родители имеются.
– Родители имеются, но живут-то они за счет деда, поэтому он и на нас имел полное право.
– Вот как.
– Так что если тебе интересно, то мне это завещание, знаешь, никак. Главное в этой жизни – ты сам, твое место, твоя свобода. Зависеть от денег, от усадьбы у меня желания нет. Считай, что мы с тобой играем на одном поле.
Глава 3. Вероника
Суббота
14:00
До новой высотки в престижном районе Вероника доехала быстро. Летом в Москве нет этих страшных пробок, и даже от езды по городу можно было получить удовольствие. Она не сразу нашла нужное ей здание. Город в городе. Вытянутые вверх стекляшки напоминали медицинские колбы, между ними правильно выстроенное пространство с детскими и баскетбольными площадками, велодорожками и тротуарами для пешеходов. Машины только для высадки пассажиров и разгрузки.
Вероника сначала все перепутала, зашла в жилой дом и была поражена стильному и современному интерьеру. Бывает же такое. Вроде как подъезд, но в центре фонтан, по бокам две скульптуры, изображающие атлантов, правда, метра три ростом, консьержка не в будке за стеклом, а в центре за стойкой. Белая рубашка, черный брючный костюм, выученная улыбка.
– Вам в соседнее здание. – Вышла из-за стойки и показала направление.
Как бы Вероника хотела жить в таком доме, возможно, даже в совсем небольшой квартире. Панорамные окна, вид на Москву, эта самая улыбающаяся девушка по утрам, завтрак в кафе, без всяких обязательных вымученных семейных застолий. Устала. Она от всего устала. Единственное, чего она хотела от этой жизни, – свободы и своего личного пространства. Первое, что она сделает, когда получит наследство, она выставит усадьбу на продажу, купит себе квартиру мечты, а на остальные деньги просто будет жить. Она заслужила. Ей сорок пять лет, а она только и делает, что прислуживает.