– К столу, все к столу, – еще раз пригласил всех Александр, негромко хлопнув в ладоши.
Первой, естественно, уселась Алиса, ее тут же подвинула Василиса.
– Милочка, извини, но тут сижу я. Нет-нет, рядом тоже не нужно. У меня по правую руку всегда Витька. А по левую… – Василиса огляделась. – Алена, давай сюда! Вместе помянем Григория Андреевича. Я чувствую, что ты в этом вопросе врать не станешь. Ни себе. Ни другим.
– Василиса, прекрати руководить, – не выдержала Марта.
– Так я не руковожу, больно надо. Или я не имею права сесть, где обычно? И почему я не могу выбрать себе соседей? Гриша мне доверял. И Алене тоже. Ну мне так кажется. Или я ошибаюсь?
Наконец-то все расселись. Зря переживала Анна, места хватило всем. Еще и пара свободных стульев осталась. А может, ждали еще кого-нибудь?
Слово взял Александр.
– Ну что ж, разрешите сказать несколько слов в память о нашем отце. Сегодня исполнилось девять дней с момента безвременного ухода Григория Андреевича. Невозможно поверить…
Анна рассматривала сидящих за столом и пыталась понять, а кем они были для хозяина дома. Кто сегодня переживал, кому было все равно, а кто откровенно рассчитывал что-то получить по завещанию? Судя по лицам, не только она перестала слушать Александра. Все погрузились в свои мысли и оживились, только когда услышали слова про светлую память, и выпили, не чокаясь.
Официанты подкладывали закуски, все притихли, даже Василиса задумалась о чем-то своем.
– Алена, а расскажите, как умер Григорий Андреевич. Я ведь был у вас буквально накануне. Он был в прекрасном настроении, шутил, строил планы. Вроде бы ничего не предвещало. – Странно, что эти слова произнес Глеб.
Вероника от неожиданности закашлялась. Что значит – он был у них накануне? Не было его. Но вопрос был предназначен Алене.
– А что, есть сомнения, что Гриша умер от инфаркта? – как всегда не к месту выступила Василиса.
Вероника парировала тут же:
– Вася, прекрати, есть заключение врачей.
– И вскрытие было?
Анна с любопытством наблюдала за происходящим. Ну что ж за люди? Девять дней, как-никак. День памяти. Сегодня только про хорошее. Как правило, на таких мероприятиях люди делятся воспоминаниями. Ушел человек. Кем он был для каждого, за что будут вспоминать добрым словом, а тут сразу: отчего умер? Причем вопрос был задан с подтекстом, и это явно почувствовали все за столом.
Ответил Александр, чувствовалось, не выдержал, сказано было в сердцах и, возможно, излишне эмоционально:
– Василиса Антоновна, иногда вы бываете крайне беспардонной. Между прочим, у нас в семье горе, а вы лезете… – Он запнулся.
– Ну, продолжай. Свиным рылом в калашный ряд. Ты это хотел сказать?
Совершенно некстати расхохотался Виктор:
– Василиса, не переживайте. От инфаркта дед умер, от инфаркта. Но и отравить его было за что. Найдите в этом доме хотя бы одного человека, кого дед не тиранил. Разве что Алену? Но и она, скорее всего, в завещании упомянута. Так что мотивчик был у всех! Кому в этом мире не нужны деньги? Поднимите руки.
И сам тут же поднял руку, как в школе. От локтя, придерживая один локоть другой рукой и довольно оглядывая притихший стол.
Вероника вскочила со своего места:
– Господи, да что же это?!
Виктор тут же жестко прервал Веронику:
– Мать, прекрати истерить. Я не думаю, что деда кто-то убил. Он умел все держать под контролем. Свою смерть он мог организовать только сам. Так что, скорее всего, это действительно инфаркт. А вот что там в завещании? Думаю, нас всех ждут сюрпризы. Дед не жалел никого. Даже в больнице мне, прикованному к койке, сообщил, что я больше от него ни копейки не получу.
Вопрос Петра прозвучал немного насмешливо:
– Выполнил?
– Да. Пришлось самому крутиться.
– Ну, скажи ему спасибо. Мне как раз твои родители рассказывали, что ты стал классным программистом.
– Программистом стал, но тот разговор запомнил.
Вероника еще раз попыталась остановить перепалку:
– Витя! Прошу тебя, не надо.
Она встретилась глазами с сыном и тут же отвела их, полный боли взгляд поймал муж и легко кивнул: «Я с тобой». В который раз за последние дни она находила в нем опору? Та авария перевернула жизнь всей семьи. Но она не объединила, а еще больше отдалила их друг от друга.
Виктор никогда не забудет момент, когда он очнулся в больнице. Дикая боль в голове и во всем теле. Пытался поднять руку, понял, что невозможно. Скосил глаза в сторону: трубки, мониторы, рядом суетится медсестра.
– Очнулся, хорошо, сейчас доктора позову.
В глазах все поплыло, картинка смазалась, и он провалился в темноту. Периодически из темноты всплывали образы, ему казалось, что он смотрит фильм или спит и видит сны, слишком яркие, слишком красочные, до рези в глазах. Вот он летит на огромной скорости по ночной Москве. Грохот дискотеки. Открывают бутылки пива, пьют из горлышка. Кто-то капает в бутылку пива что-то из мензурки. Опять грохот музыки, и опять они едут по Москве. Мост. Шум тормозов и пустота.
Виктор уже не знал, от чего ему хуже, от чего хочет побыстрее избавиться? От дикой боли, которая тут же пронзала все тело, как только он открывал глаза, или от одного и того же кошмара, который заканчивался на мосту визгом тормозов? Что было дальше? Кто был в машине? Почему он лежит без движения?
В какой-то момент кошмары отпустили, тупая боль осталась, он мог различать лица. Вот мать, отец, Марта. Из друзей никого. И Валька все не приходил. И опять медсестра. Отец с озабоченным лицом, мать вечно заплаканная. Перепуганная Марта. Сколько все это продолжалось, он точно не мог определить.
Восстановление шло медленно. Бесконечные уколы, капельницы, потом подключились врачи-реабилитологи. Токи, массажи, лечебная физкультура. И боль, боль, постоянная боль, которая изводила, отупляла, выносила мозг. За этой болью он долго не мог осознать главного, что он не чувствует ног.
Каждый день забегал кто-то из семьи. Чаще всех, понятное дело, Марта. Она приходила как на работу к 9:30, проверяла, все ли в порядке, как умылся, как побрился. Если нужно было, то включалась в работу. Тот стыд, который испытывает лежачий больной, это отдельная тема. Но выбора нет, нужно как-то существовать дальше. Марту стеснялся меньше всего, ей доверял, она всегда была ближе всех.
Тогда понял. Дурак. Какой же дурак. Последние годы он практически с Мартой перестал общаться, кидал что-то сквозь зубы, если она заходила в его спальню, сбрасывал звонок, не перезванивал. По большому счету, он себя вел так со всеми. Жизнь все и всех расставила по местам. Где они – те, которым отвечал всегда, несся по первому зову? А Марта – вот она, рядом.
Дед не приходил, даже приветы не передавал. И это Витя тогда тоже понял. Наказывал. Слава богу, никто из пассажиров в машине не пострадал. Машина вдребезги. Да и, судя по всему, жизнь его тоже туда же.
Встречи с дедом Витя боялся. Знал, что тот в курсе лечения, держит ситуацию под контролем. Почему тогда его нет рядом? Ладно Валька, тот далеко, в своих Парижах. Хотя брат же. Он бы на его месте все бы бросил и прилетел. Не было ни брата, которого очень ждал, ни деда, которого до животного ужаса боялся. Так боялся, что при мысли о встрече с ним даже боль отступала.
Окончательный вердикт озвучил врач в присутствии отца. Тогда он впервые ощутил предательство матери. Стало быть, решила, что не хочет присутствовать. Валька что – пацан. Страшно ему. Не прилетел – и не надо, смалодушничал. Но мать? Она точно должна была быть рядом.
Витя тогда почувствовал себя ребенком. Слабым, беззащитным, захотелось уткнуться в плечо и долго рыдать навзрыд. Как же так? Этого просто не может быть.
Но тогда только и повторял:
– Как так-то?
Отец только твердил:
– Ты, Витька, не сдавайся, мы все исправим. Вот увидишь.
– Это можно исправить? – Витя повернул голову к доктору.
– Ты, парень, – мужик и должен знать правду. Нельзя исправить. Но жить можно и так. И жить нормальной, активной жизнью.
Дед пришел на следующий день. Виктор уже четко осознал все, что с ним произошло, но до конца еще поверить не мог. Не хотел.
Были ли они с дедом друзьями? Никогда. Хотя дед их воспитанием с братом занимался. Это был его собственный метод, который он считал единственно правильным. Пустые разговоры пользы не приносят. Мы занимаемся не болтовней, а делом.
Им было по пять и семь лет, когда он пригласил в дом, как он сказал, экспертов, чтобы выяснить наклонности мальчишек. Так называемая комиссия с ними играла, разговаривала, расспрашивала, чтобы выявить таланты и наклонности. Как потом выяснилось, нужно было обязательно выявить наклонности к точным наукам. Все, что касалось пения и рисования, деда не волновало. Только математика и другое нечто подобное. Ну еще книжки нужно читать. Для общего развития. Но не очень чтобы обязательно.
Комиссия способности у мальчуганов нашла. А неужели есть дети без способностей? И дед тут же определил их в школу с математическим уклоном, домой приходили дополнительные учителя, и путь их был предопределен.
Мать, как он помнил, пыталась вмешаться в процесс. Рассказывала своему отцу, что это, вообще-то, ее дети, призывала в свидетели мужа, тот мычал что-то невнятное, дед только посмеивался и гнул свою линию.
Это уже потом, когда у него появилось время для чтения книг и он увлекся философией и исторической литературой, стал всем навешивать ярлыки. Дед – тиран и монстр, который практически играл роль королевы-матери. Главное что? Отобрать наследника! Никуда не годные родители все равно ничего путного не сделают.
Мать тогда боролась, ругалась, но в итоге сдалась и занялась собой. А отец и с самого начала был не против.
Валька был ведомым и тихим. Математикой увлекся сам, играл в шахматы, а в свободное время решал олимпиадные задачи.
Виктору точные науки давались слишком легко, было время для бунта. Лет в пятнадцать он понял, что им манипулируют, а жизнь проходит мимо. Школа была элитной, учились в ней не только гении, но еще и те, чьи богатые папы хотели видеть своих детей гениями. Или банально готовили их к отъезду. Например к Оксфорду. Но тут уж как получится. Все, кто был не гением, сорили деньгами. Да, они покупали Витю. В больнице у него было время подумать, кто есть кто и среди какого мусора он застрял в последние годы.