— Это совсем уж по-арендийски, не так ли? — спросил он, внезапно улыбнувшись.
Старый барон Во Серин бросил на него быстрый взгляд, а потом и сам начал хихикать.
— Умоляю вас, милорд Релдиген, давайте забудем об этом открытии, чтобы мы не стали предметом всеобщего посмешища. Давайте не будем подтверждать мнение о том, что глупость является основной нашей чертой.
— Но почему же абсурдность всего этого не раскрылась раньше? — спросила Мейязерана. Граф Релдиген с грустью пожал плечами:
— Полагаю, ваша светлость, что это произошло потому, что астурийцы и мимбраты не разговаривают друг с другом. Мы сразу хватаемся за оружие.
— Очень хорошо, — чеканным голосом сказала королева. — Что же нужно, чтобы уладить это досадное недоразумение?
Граф Релдиген посмотрел на барона.
— Может быть, официальное воззвание? — предложил он. Старик задумчиво кивнул:
— Ее величество могла бы освободить вас от предыдущей клятвы. Это — не распространенная практика, но прецеденты имеются.
— И тогда все мы поклянемся в верности ей как королеве Арендии?
— По-видимому, это удовлетворит всем требованиям чести и правилам приличия… Да, удовлетворит.
— Но я ведь один и тот же человек, разве не так? — возразила королева.
— Формально — нет, ваше величество, — объяснил барон. — Герцогиня Астурии и королева Арендии — разные титулы. На самом деле вы — две личности в одном теле.
— Это весьма запутанно, господа, — заметила Мейязерана.
— Наверное, поэтому никто и не замечал этого раньше, ваша светлость, — сказал Релдиген. — И вы, и ваш муж имеете по два титула, следовательно, формально каждый представляет две личности. — Он улыбнулся:
— Я удивлен, что на троне оказалось место для стольких людей. — Затем лицо графа вновь стало серьезным. — Разногласия между Мимбром и Астурией укоренились столь глубоко, что понадобятся поколения, чтобы их разрешить.
— И вы также поклянетесь в верности моему мужу? — спросила королева.
— Как королю Арендии — да, но как герцогу Мимбратскому — никогда.
— Ну что ж, начнем, милорд. Давайте посмотрим, какую составить прокламацию. Давайте с помощью чернил и пергамента перевяжем самую кровоточащую рану нашей бедной Арендии.
— Хорошо сказано, ваша светлость! — сказал с восхищением граф Релдиген.
Рэн Борун XXIII почти всю свою жизнь провел в императорском дворце в Тол Хонете. Его нечастые поездки в другие города Толнедры по большей части совершались в закрытых каретах. Вполне вероятно, что Рэн Борун никогда в жизни не прошел пешком и мили, а человек, который не прошел милю, не знает, что это такое. А посему его советники с самого начала отчаялись объяснить ему само понятие «расстояние».
Совет, который в конечном счете помог решить эту проблему, пришел с неожиданной стороны. Бывший домашний учитель по имени Джиберс — человек, который прошлым летом едва избежал тюрьмы или даже кое-чего похуже, — робко выдвинул свое предложение. Доктор Джиберс теперь все делал с робостью.
Столкнувшись с почти открытым неудовольствием императора, он навсегда излечился от напыщенного самодовольства, которым ранее отличался. Некоторые из его знакомых с удивлением обнаружили, что теперь им даже нравится этот худой лысеющий человек.
Доктор Джиберс заметил, что, если бы император смог только увидеть вещи предметно, возможно, он их и понял бы. Как и другие хорошие идеи, которые время от времени возникали в Толнедре, эта тут же была принята к исполнению.
Императорский сад был превращен в точную уменьшенную копию пограничной области восточной Олгарии и находящихся напротив районов Мишарак ас-Талла. Чтобы нагляднее показать масштабность территории, из олова отлили несколько человеческих фигур высотой в дюйм, чтобы помочь императору наглядно представить себе происходящее.
Император сейчас же объявил, что для того, чтобы иметь представление о массах вовлеченных в дело людей, он хотел бы видеть больше оловянных фигурок, и так в Тол Хонете возникло новое производство. За одну ночь олово стало редким металлом.
Чтобы лучше обозревать поле боя, каждое утро император взбирался на тридцатифутовую вышку, которая в большой спешке была специально воздвигнута для этой цели. Оттуда с помощью горластого сержанта из императорской гвардии император передвигал свои оловянные полки пехоты и кавалерии в точном соответствии с последними сообщениями, поступавшими из Олгарии.
Многие сотрудники генерального штаба вскоре подали в отставку. Это были преимущественно пожилые люди, и для них было трудно каждое утро карабкаться на вышку вслед за своим императором. Все они в разное время пытались объяснить этому маленькому человечку с крючковатым носом, что они могли бы все это видеть и с земли, но Рэн Борун не хотел и слышать об этом.
— Морин, он хочет нашей смерти! — жаловался один тучный генерал камергеру императора. — Я бы лучше отправился на войну, чем по четыре раза на день взбираться по этой лестнице.
— Передвиньте драснийских копьеносцев на четыре шага влево! — приказал с вышки сержант, и дюжина человек на земле начали переставлять маленькие оловянные фигурки.
— Все мы должны выполнять то, что император требует от нас, — философски ответил Морин.
— Но я не видел, чтобы вы карабкались по лестнице, — сказал генерал.
— Наш император избрал для меня иное поприще, — весьма самодовольно заметил Морин.
В тот вечер уставший император вздыхал в своей постели.
— Это очень интересно, Морин, — сонно бормотал он, прижимая к груди обитую бархатом шкатулку, в которой были отлитые из чистого золота фигурки Се'Недры, Родара и других руководителей похода. — Но и очень утомительно тоже.
— Да, ваше величество.
— Мне всегда кажется, что я еще многое должен сделать.
— Такова уж сущность власти, ваше величество, — заметил Морин.
Но император уже заснул.
Лорд Морин взял шкатулку из рук императора и осторожно натянул одеяло на плечи спящего.
— Спите, Рэн Борун, — мягко сказал он. — Завтра вы опять сможете поиграть с вашими игрушечными солдатиками.
Евнух Сэйди тихо покинул дворец в Стисс Торе через потайную дверь, которая находилась позади комнат для рабов и открывалась на убогую, кривую улочку, которая, петляя, вела к гавани. Он дождался ливня, чтобы выйти под его покровом, и облачился в жалкую одежду докера. Его сопровождал одноглазый Иссас, на котором также было невзрачное одеяние. Принятые Сэйди меры предосторожности были обычными, но это никак не относилось к выбору Иссаса в качестве попутчика, поскольку Иссас не был ни членом дворцовой охраны, ни личным телохранителем Сэйди. Но сейчас Сэйди не волновали ни его наружность, ни приличия. Дворцовые интриги, в общем, не развратили Иссаса, и поэтому он имел репутацию человека, который безоговорочно предан тому, кто платит ему в данный момент.
Они отправились по омытой дождем улице к некоему пользующемуся плохой репутацией заведению, которое часто посещалось чернорабочими; вошли в довольно шумную пивную и пробрались к маленьким клетушкам в задней части дома, где предоставлялись другие удовольствия. В конце вонючего коридора высокая женщина с жестким взглядом, руки которой до самых локтей украшали дешевые безвкусные браслеты, молча показала им на исцарапанную дверь, затем резко повернулась и исчезла через другой вход.
За дверью, которую она указала, находилась грязная комната, всю обстановку которой составляла единственная кровать. На ней лежали два комплекта одежды, пахнувшей дегтем и морской водой, а на полу стояли две высокие пивные кружки с тепловатым элем. Не говоря ни слова, Сэйди и Иссас переоделись. Из-под грязной подушки Иссас вытащил пару париков и две накладные бороды с усами.
— Как они могут это пить? — спросил Сэйди, понюхав одну из кружек и зажимая нос. Иссас пожал плечами:
— У олорнов своеобразные вкусы. Но вам и не нужно это пить, Сэйди. Вылейте содержимое на свою одежду. Драснийские моряки проливают массу эля, когда ищут развлечений на берегу. А как я выгляжу?
Сэйди бросил на него быстрый взгляд.
— Ужасно! — ответил он. — Эти волосы и борода совершенно тебе не идут, Иссас. Иссас рассмеялся.
— А особенно не к лицу они вам. — Он пожал плечами и тщательно облил элем свою запачканную дегтем тунику. — Полагаю, что мы выглядим достаточно похожими на драснийцев, чтобы сойти за них, и уж точно, пахнем как драснийцы. Привяжите покрепче бороду, и давайте уйдем отсюда, пока не кончился дождь.
— Мы выйдем через черный ход? Иссас покачал головой:
— Если за нами следят, то черный ход находится под наблюдением. Мы выйдем так, как выходят простые драснийские моряки.
— Это как же?
— Я договорился, чтобы нас выбросили отсюда.
Сэйди никогда ниоткуда не выбрасывали, и посему он не пришел от этого в особый восторг. Двое здоровенных верзил, вышвырнувших его на улицу, обошлись с ним несколько грубовато, и в процессе этого Сэйди заполучил несколько царапин и синяков.
Иссас поднялся на ноги и стоял выкрикивая проклятия закрытой двери, а затем, пошатываясь, подошел и вытащил из грязи Сэйди. И они, изображая из себя пьяных, качаясь, двинулись в темноте к району, где жили драснийцы. Когда их с Иссасом выбрасывали из заведения, Сэйди заметил, что у двери напротив стояли двое, но они не последовали за ними.
Как только они оказались в драснийском районе, Иссас довольно быстро довел своего спутника до дома Дроблека, начальника драснийского порта. Их незамедлительно впустили и тотчас провели в комнату, где сидел чрезвычайно толстый Дроблек. С ним был граф Мелгон, посол Толнедры.
— Новый наряд главного евнуха при дворе Солмиссры, — заметил граф Мелгон, когда Сэйди стаскивал парик и бороду.
— Всего лишь маленькая хитрость, господин посол, — ответил Сэйди. — Я не очень-то хотел, чтобы эта встреча стала кому-нибудь известна.
— Ему можно доверять? — прямо спросил Дроблек, показывая на Иссаса.