– Виола, – вмешался в их диалог я. – У меня следующее предложение. Ты оставляешь в этой квартире все как есть, через час сюда приезжают мои люди и вывозят все вещи подчистую. Вполне возможно, ты нашла не все потенциальные артефакты.
– И… – не поняла она. – Дальше-то что?
– Возможно, они опасны, а значит, подлежат уничтожению.
– Только после того, как я проведу исследования, – встрял Ричард. Он уже разложил свой чемоданчик на кровати рядом со свалкой вещей и тут же начал проводить какие-то замеры.
– Я против, – замотала головой девушка. – Здесь игрушки Тиффани, я не могу просто так от них избавиться. Она не простит, когда очнется. Да и остальные вещи. Здесь полно дорогих мне предметов.
– Она права, – встрял Ричард. – Нет смысла гробить без разбора все. Нужно провести анализы, сравнить сигнатуры этих предметов с уже известными безопасными артефактами. Если здесь только безобидные безделушки, зачем разводить варварство?
Виола сделала незаметный шаг к моему брату, четко показывая, на чьей она стороне в этом вопросе.
Третий укол в сердце.
Нет! Что-то определенно не так. Наверное, пока мать в отъезде, стоит вызвать другого специалиста, желательно кардиолога. Пусть проверит.
– Хорошо. Уговорил, исследуй, – кивнул брату, ловя себя на мысли, что распоряжаюсь в чужом доме, словно хозяин. Наверное, это невежливо. – Виола, если ты согласна, тогда мы переходим к другому вопросу. А именно – новому месту твоего проживания.
Она замотала головой.
– Я никуда не уеду. Вот еще.
– А спать на полу будешь? – вкрадчиво поинтересовался я. – Говоря, что увезти нужно все, я имел в виду действительно ВСЕ. Даже кровать и одежду.
Виола обиженно вспыхнула. Умная ведь девочка, понимает, что я прав, и будет безопаснее очистить эту каморку, вот только все равно обернулась и смотрит на Ричарда, словно ищет от него поддержки.
– На меня не гляди, – развел руками он. – Я фактически живу в лаборатории, максимум могу выделить кладовку этажом ниже рядом со швабрами.
– Я согласна, – почти выпалила она, но брат остановил ее жестом.
– Хотя нет, кладовку тоже не смогу. После взрыва все свободные помещения заняты оборудованием, пока идет ремонт. Так, что… либо снимай гостиницу, либо…
Договорить он не успел, его перебил я.
– Знаю, что обещал не привлекать к тебе внимание, но у меня огромный дом за городом. Охраняемый и безлюдный. Там вполне безопасно для временного пребывания.
Хотелось бы мне знать, о чем сейчас она думает, потому что ее лицо, казалось, не выражало ничего. Наверное, действительно прикидывала, где ей лучше снять гостиницу, ведь зарплата теперь позволяла.
– Хорошо, – неожиданно согласилась она. – Но это временно, и Ричард должен пообещать, что не станет затягивать с исследованиями.
– Я уже приступил, – кивая на разложенный чемодан, ответил он.
Глава 16
Почему я так легко согласилась? Все просто.
У меня бы не хватило кредитов на гостиницу, потому что аванс после двух недель работы мне еще не светил, а те небольшие деньги, что были скоплены, пришлось потратить еще в начале трудоустройства – на приличную спортивную форму, в которой ходила на работу.
Без этого, увы, никак не обойтись.
Поэтому я была вполне согласна потесниться в каморке со швабрами, но даже ее не выделили. Герберт же еще две недели назад пообещал, что не станет лезть в мою жизнь без необходимости, и выполнял это обещание, пока я сама его не позвала.
Так что глупо было играть в гордость, осознавая, что люди в данный момент действовали в моих интересах.
Как и обещал Сакс, спустя час и даже раньше, в квартиру приехали его люди. Из дома они позволили мне забрать только небольшую сумку с вещами и книгу по артефактологии.
Уезжала фактически босой – в одних тапочках. Потому что в последний момент выяснилось, что мои кроссовки, которые я всегда нахваливала за износостойкость, тоже оказались артефактными.
Машину Герберта заранее подогнал его робот-водитель ко входу, и теперь я ехала к инкубу домой даже без зубной щетки и расчески.
Предварительный срок, на который я останусь гостить в чужом доме, был озвучен в неделю, и теперь я пыталась сообразить – каково это, жить с мужчиной под одной крышей, пусть даже очень большой? Помня размеры особняка Сакса, я здраво прикидывала, что мы можем с ним даже не встретиться ни разу, если каждый решит не мозолить друг другу глава. Вот только к чему эти ухищрения?
Первым тишину в салоне нарушил Герберт.
– Тебе ведь утром на работу? – спросил он и, дождавшись моего кивка, продолжил: – Я выделю тебе водителя и другую машину, чтобы отвозил и привозил.
– А как же не привлекать внимания?
В голове мигом представились лица других тренеров школы или директрисы, если они увидят меня, выходящей из дорогого кара.
– Думаю, если ты будешь высаживаться в соседнем квартале, а не у порога здания, то все будет в порядке.
Пришлось согласиться, хотя такие «меры безопасности» выглядели смешно в свете опасений Герберта, что мною могут заинтересоваться криминальные личности. Правда, чем больше проходило времени, тем больше я убеждалась, что все наши домыслы лишь паранойя. И тем не менее, шприц с маячком все равно даже сейчас был в моей сумке.
В особняк инкуба мы приехали далеко за полночь, никаких долгих диалогов и провожаний спать. Роботы-горничные уже успели приготовить комнату, в которой я ночевала в прошлый раз, поэтому, отделавшись парой дежурных фраз, я отправилась спать.
Усталость сказалась быстро, я вырубилась, едва голова коснулась подушки, а утром проснулась от звука будильника на визофоне и мурчания Пятого, который уже вальяжно возлежал на соседней подушке.
– Извиняй, пушистый, – виновато развела руками я, когда кот попытался залезть ко мне на руки. – Времени в обрез. Пора работать.
За завтраком Герберт казался задумчивым, под глазами залегли глубокие круги, словно он не спал всю ночь, а когда он вызвался ехать в город на одном каре со мной, я поняла, что угадала.
– Я думал всю ночь по поводу артефакта-запонки, – начал он. – Ты сотворила его затем, чтобы я начал чувствовать хоть что-то к своим детям, но…
Было видно, что слова даются мужчине с трудом, словно он признавался мне в чем-то постыдном. И эта пауза была тому подтверждением.
– Что «но»?
– Я их боюсь, – вздохнул он. – Ты хотела, чтобы я испытал любовь, а я испытываю… наверное, страх. Многие из моих дочерей больны, брошены матерями, но я не знаю, как могу после всего просто явиться перед ними и сказать – я ваш отец, знал про вас все эти годы, но мне было плевать только потому, что вы родились девочками. А сейчас вот – передумал.
– В глаза смотреть им боишься? – догадалась я.
– И не только, – подтвердил он. – Не представляю, о чем говорить, как оправдываться…
– С чего ты решил, что придется оправдываться? Возможно, они будут рады твоему появлению. Их ведь бросили матери, такие дети цепляются за любое проявление любви.
– Я не умею любить…
– Научишься когда-нибудь. Еще два месяца назад ты не умел улыбаться, а сейчас вполне успешно это делаешь.
Говорила и сама не очень верила в свои слова. Точнее верила, но частично. Потому что не представляла, как можно поместить в свое сердце и любить сотню детей. И уж тем более не была уверена в том, что Герберта простят некоторые из них, особенно когда повзрослеют и поймут, кем был их отец.
Слово больно резануло сознание. К тому моменту, как дочери Сакса вырастут, его самого, скорее всего, уже не останется в живых, но, наверное, это не то продолжение разговора, которое от меня ждал Герберт.
– Думаю, тебе стоит хотя бы попытаться повидаться с дочерьми. Если ты не сделаешь этого, будет только хуже. Груз не свалится с души, если ничего не предпринимать.
Судя по выражению лица Герберта, он и так все прекрасно понимал, вот только отчего-то медлил.
– Я могу попросить тебя поехать со мной? – неожиданно спросил он. – Хотя бы просто побыть рядом. Может, подсказать, если что-то сделаю или скажу не так…
– О-оу, – рассеянно протянула я.
– Я всегда был уверен, что прекрасно знаю людей. Это легко, когда читаешь мысли, но сейчас… Как на минном поле. Помоги мне, Виола, пожалуйста.
Разве могла я отказать ему, особенно когда просят так искренне и смотрят прямо в душу. На мгновение я даже потерялась, утонув в этом взгляде, впервые поймав себя на мысли, что глаза у Герберта удивительно необычные. Серые и одновременно голубые, что вкупе со светлыми волосами и угольно-черными ресницами смотрелось колдовски-притягательно.
– Хорошо, – пробормотала я, с усилием вырывая себя из этого наваждения.
– Тогда отправимся сегодня. Я заеду за тобой после работы.
Машина высадила меня за два квартала до спортивной школы. Дальше день шел своим чередом, я занималась со своими крохами, в обеденное время сбегала в ближайший супермаркет и купила расческу с зубной щеткой. В идеале нужно было бы забежать и прикупить что-нибудь из одежды, но до первой зарплаты лишних средств у меня не было.
После обеда звонил Ричард, долго восторгался в трубку моими талантами, а после попросил прибыть к нему в лабораторию для дополнительных замеров. Но я была вынуждена отказать, попросив перенести встречу на другой раз.
Как и обещал, Герберт позвонил ровно по окончании рабочего дня, сообщил, где припаркован его кар и что готов меня забрать.
Когда я села в салон, выглядел инкуб неважно: нервно вертел в руках запонку, кожа на лице болезненно побледнела, да и сам он словно ссутулился. Слишком открытая реакция расстройства для такого как он – совершенно не контролируемая и одновременно обнаженная.
Тут же вспомнились слова матери, относящиеся скорее к житейской мудрости, нежели к психологии. Когда на папу накатывала хандра, на работе не ладилось, или еще какие-то неприятности, она всегда старалась его утешить, зная, что он ответит тем же. В один из таких дней, когда папа не слышал, она устало поведала, что мужчины только внешне сильные и что любой человек только снаружи старается быть железным, но каким бы ни был запас прочности, рано или поздно он иссякает. И если женщина может позволить себе быть слабой, то для мужчин – это убийственно для самооценки.