– Запри меня, – взмолилась, вырывая свои руки из его ладоней и хватая за ворот рубашки. – Я опасна, мне нельзя находиться среди людей. Ты боялся бомбы, так это я – ходячая и замедленного действия.
Меня несло, а Герберт озадаченно вглядывался в мое лицо, а после резким движением приблизился и накрыл мой рот поцелуем.
Он словно вырвал весь воздух из груди, которого хватило бы еще на целую тираду. Забрал его, чтобы я начала задыхаться, попыталась вырваться, но меня не отпустили.
Сильные руки притянули ближе, гася любые попытки встрепенуться.
Он целовал, не давал мне вздохнуть, пока в глазах не начало темнеть, а в голове – затихать вспышки истерики.
Поцелуй закончился так же резко, как и начался. Герберт просто выпустил меня и отпрянул на шаг назад, я же судорожно хватала кислород, чтобы вместе с каждым вдохом наполнить разум свежими мыслями.
– Успокоилась? – спросил он, когда мое дыхание начало медленно выравниваться. – А теперь еще раз и с самого начала. Что произошло в лаборатории?
Нет, я не успокоилась. Просто меня выбило из колеи настолько, что я выложила Саксу все, что вспомнила из того дня. Выложила внешне абсолютно спокойно, хотя в душе бушевал торнадо.
Кажется, вокруг меня превышена концентрация смертей и несчастных случаев. И дело даже не в случайностях… Будь Ричард рядом, он бы наверняка вывел какую-нибудь закономерность, вот только он исчез. И виновата в этом я.
Что, если даже в аварии родителей найдется моя вина? Пожалуй, теперь я бы не удивилась этому. Я ведь была подавлена в тот день из-за серебряной медали, и кто знает, как могла повлиять на кар или встречный грузовик.
Кажется, мне лучше было умереть именно тогда.
– Твои выводы любопытны, но… – Герб взял многозначительную паузу, – … я в очередной раз поражен женскому таланту «сама подумала – сама решила», даже если нет ни единого доказательства.
– Я чувствую, что права, – всхлипнула в ответ.
– А я чувствую, что нет, – в тон мне парировал инкуб. – И в отличие от твоих, мои выводы хотя бы имеют под собой немного доказательной базы.
– Какой?
– Мать сказала, что отец заранее знал о потере «не того сына». А это уже несколько не вяжется с твоей причастностью.
Наверное, он пытался меня утешить этими словами, вот только сосуд внутри меня был пуст, лишь на дне колыхались капли сил. И лишь это меня одновременно успокаивало и нервировало. Я бомба без взрывчатки. Разминирована и жду накопления нового заряда, чтобы потом вновь рвануть и сотворить очередные жертвы.
– Так что истерика была абсолютно лишней, – закончил свою мысль Сакс. – И будь на твоем месте кто-то другой, я бы предпочел оплеуху поцелую. Говорят, действует одинаково хорошо.
Я подняла на мужчину взгляд. По всей вероятности, он был прав. Боль от пощечины шокировала бы меня не меньше, чем получившийся поцелуй. Вот только почему он предпочел одному другое?
– Не смотри на меня так, словно хочешь испепелить, – произнес Герберт. – Я просто хотел тебя успокоить, ничего кроме.
– У тебя это прекрасно вышло, – ответила ему. – А теперь я бы хотела побыть одна.
Мне было необходимо подумать, и желательно наедине с собой. Хотя теперь даже собственные мысли казались мне опасными. Кто знает, как проявится мой дар в следующий раз. Я была обязана взять себя в руки. И ничего лучше, чем с остервенением притянуть к себе «Артефакторику» и погрузиться в ее изучение, я не придумала.
Для себя я рассудила так: если в исчезновении Ричарда виновата я, то, познав свой дар, сумею найти Стоуна. А если прав Герберт, и я ни при чем, то создам артефакт для поиска ученого. Главное, обуздать капризную магию.
Глава 28
Пять лет. Я провел здесь именно столько.
Видел, как меняется Квартал, как Марджери становится той, кем я всегда ее считал – сильной женщиной, которая держала в ежовых рукавицах огромную империю, пусть даже состоящую из куртизанок.
Она была скрытна, и, даже существуя с ней под одной крышей, я не сразу сумел ее разгадать. Да мне и не особо хотелось, по крайней мере, вначале. Я помнил, зачем устроился в это место – для связей и денег. И если с первым были проблемы, то вторые я медленно копил.
Иногда меня накрывала апатия, страх, что у меня ничего не выйдет, и я умру в этом, чуждом мне мире. Но я отбрасывал эти мысли в сторону. Как ни странно, но я мог даже не спешить. А размеренно все изучать и двигаться в нужном мне направлении.
Мой план по возвращению был безумно прост – сколько бы я ни провел времени здесь, вернуться собирался в то же время, откуда исчез. Плюс пару дней.
Меня вело откровенное тщеславие и желание утереть ученому свету нос. Еще бы – первый путешественник во времени, и я сумею всем это доказать. Эта мысль давала мне силы не жалеть о пролетающих годах. Кроме того, была еще одна причина задержаться в этом времени подольше – Марджери и рецептура ее омолаживающего снадобья.
Я помнил, ради чего затеял весь эксперимент, мне хотелось помочь Герберту, и раз я уже оказался здесь, то у меня появился уникальный шанс не только узнать способ приготовления, но и прихватить пару колб для последующего синтезирования в лабораторных условиях.
Но все это были планы на будущее, пока же я исправно исполнял роль дворецкого-горничной. Собирал из подручных средств вещи, способные облегчить мне бытовые обязанности. Так в огромном доме появился арсенал всевозможных швабр и подобие механического пылесоса, сметающего в себя мусор.
Мардж ни о чем подобном в доме не догадывалась, она присматривала за моей работой только первые месяцы, а после и вовсе перестала обращать внимание. Я стал для нее подобием мебели, чем-то самим собой разумеющимся. Все наше общение сводилось к приказам подать чай гостям и нескольким разговорам ни о чем, когда погода на улице становилась абсолютно безобразной.
Хотя однажды я попросил у нее увеличить жалование, и она не отказала. Я же покупал энергетические артефакты.
Небольшие, недорогие, но максимально стабильные. Тестировал их нагрузки и максимальные возможности, которые смогу выжать из каждого, когда настанет час.
Таким образом, к концу пятого года в особняке Мардж появились самонагревающийся чайник и простейшая стиральная машина по принципу вращающегося мотора, медленно перемешивающего вещи в воде.
Хозяйке дома все эти новшества я не показывал. Сейчас у меня в планах было собрать утюг и облегчить себе жизнь еще немного, чтобы больше времени уделять проекту.
Я как раз перебирал артефактные камни в поисках подходящего, когда раздался звон дверного колокольчика. Метнувшись к двери, как всегда натянув вежливую улыбку, я встретил хозяйку дома, вернувшуюся особенно поздно – за полночь и не одну, а с незнакомым мужчиной.
– Приветствую, госпожа, – поклонившись, произнес я. – Сэр.
Незнакомец шагнул в дом, скользнул по мне колючим взглядом и обвел окружающую обстановку. От него веяло опасностью и неприятностями.
И судя по бледному лицу Мардж, которой я помог снять меховое манто, она считала так же.
– Мистер Молтон, может быть, чаю? – предложила она, когда тот, не снимая припорошенного снегом сюртука, прошел в дом.
– Не нужно. Я здесь не за этим.
Она кивнула, а после жестом показала мне исчезнуть и не мелькать перед глазами. Происходящее мне не нравилось, но я был вынужден подчиниться, чувствуя себя при этом полным ничтожеством.
До самого утра я не спал, прислушиваясь к малейшим шорохам. Но было тихо, разве что вьюга завывала за окном.
Молтон ушел около восьми утра, мне пришлось закрыть за ним двери.
Я был уже не мальчиком, чтобы не понять, чем именно занимались взрослые мужчина и женщина наедине в комнате наверху. Но моя роль слуги была крошечной – молчать.
В привычное время я подал завтрак в северную гостиную, туда, где каждое утро Марджи пила чай. Но она так и не спустилась. Ни через полчаса, ни через час.
И я пошел к ее спальне в нарушение всех правил – не ходить к хозяйке дома без приглашения, постучался в двери и, не услышав «войдите», рванул за ручку на себя.
В моей груди, несмотря на мои знания о дате ее смерти, все равно жил иррациональный страх за жизнь девушки. Кто знает, почему всю ночь в доме была тишина, и что мог сотворить с ней Молтон?
Марджи нашлась на кровати, в позе эмбриона, зарывшаяся под мятые простыни и едва слышно всхлипывающая.
Глядя на это, не было смысла спрашивать, что именно сделал с ней вчерашний гость, понятно лишь, что никакой добровольности у Марджи не было. А если и была, то лишь та, которую она сама из себя выжала.
– Почему ты молчала? – Я не видел смысла тратить время на расшаркивания и пиететы. – Ты должна была кричать! Звать на помощь!
– Никто бы не пришел. – Ее голос сквозь ткань звучал глухо и придавлено.
– Я бы пришел. – Я говорил честно, хотя понимал: мне нужно было прийти к ней в любом случае, а не сидеть, как крысе в своей норе, и чего-то ждать. Я ведь чувствовал неправильность происходящего.
На этот раз Марджи не ответила, лишь еще глубже вжалась в простыни.
Мне пришлось ненадолго оставить ее одну, чтобы набрать ванную, но после вернуться и перенести ее из спальни в горячую воду. Она не сопротивлялась, скорее, наоборот, была обмякшей и податливой.
Я опустил ее в ванную прямо в одежде. Тонкая ночная рубашка мокрыми фалдами вначале всплыла, а после потонула, очерчивая тонкое тело.
Мне пришлось отвернуться, чтобы не смотреть. Еще до попадания сюда я знал, что Мардж идеальна, но сейчас только лишний раз в этом убедился.
– Кем он был? – спросил я, сверля взглядом противоположную стену. – Почему ты позволила это ему?
– Ревизор, – спустя минуту полного молчания все же произнесла она.
– Ревизор? От кого? Ты ведь Хозяйка Квартала.
Послышался плеск воды и хриплый смешок.
– Я – ширма, которая слишком зарвалась. И таким образом настоящие владельцы Квартала напомнили мне, что нужно не забывать свое место. Иначе стану еще и шлюхой.