Все одинаковы, и равны мы будем только в могиле. Там нас одинаково будут точить черви. А может, есть иной мир? Если есть, то и там мы не будем одинаковы. Будет то же самое, что на этой грешной земле. Так что пусть лучше этого мира не будет, — Ингуна разгорячилась, глаза ее сверкали возмущением и ненавистью. Такой ее Розниекс никогда не видел.
— Так-то, господин Розниекс. Я знаю вас очень давно. Мне было пять лет, когда я бывала у вас дома. В детском саду я дружила с вашим старшим сыном Андреем. Потом мы ходили в одну школу. Странно, не правда ли? А вы были знакомы с моим отцом — Виктором Дроздовским-Силиньшем. Моя мать умерла рано, и я осталась у отца одна — единственное сокровище для него.
Розниекс сразу вспомнил высокого, сильного, энергичного мужчину с пшеничными усами, кудрявыми волосами, широким носом, с горящим, как у цыгана, взглядом и громоподобным голосом. Таким был Дроздовский — начальник отдела колхозного строительства Пиекрастского исполкома. Он был бесстрашен и бессовестен до необычайности. Жулик, который мог среди бела дня украсть и продать груз дефицитнейшего стройматериала, если ему и его друзьям хотелось выпить. Образования у него никакого не было, зато был партбилет. Он был членом бюро райкома партии и к тому же хорошо спелся с районным начальством и с начальником отдела по борьбе с хищениями и спекуляциями в милиции. Дроздовский мог, не моргнув глазом, осушить бутылку водки, даже две. Однажды в милиции появился молодой инспектор, который поймал Дроздовского с поличным на взятке и на воровстве. Но до прокуратуры дело не дошло. Дроздовского перевели на другую работу — председателем потребительского общества. А бедного инспектора с помощью центрального комитета перевели на работу в другое место — сельским участковым, чтобы знал свое место. Прокурор Кубулис тогда пытался его отстоять, но потом махнул рукой. Самое интересное, что Дроздовский был избран третьим секретарем райкома партии — по хозяйственным вопросам. Там он был на своем месте — собирал дань со всех учреждений и организаций района. Он уже не ходил больше в куртке нараспашку и не орал дурным голосом. Теперь он ходил в костюме и при галстуке, говорил солидно и важно. У него были хорошие отношения с рижским начальством, потому что он его регулярно поздравлял со всеми праздниками, днями рожденья, а также по торжественным и неторжественным случаям. Вскоре Дроздовского перевели в Ригу, в центральный комитет партии, где он опять был на хозяйственной работе. А потом Москва перевела его на партийную работу в Узбекистан… Там было обширное поле деятельности…
— Помню, помню вашего батюшку, — недовольно буркнул Розниекс. — Как же не помнить. Большой был комбинатор. Где он теперь, что делает? Вернее сказать — чем занимается?
Ингуна пропустила его укол мимо ушей, хотя очень хорошо разбиралась в интонациях Розниекса.
— Он мультимиллионер, — просто сказала она, как если бы речь шла о каком-то инженеришке. — Он президент трех совместных фирм. Работает в основном с нефтью, а также с золотом и алмазами. Сотрудничает с зарубежными фирмами. Имеет и несколько коммерческих банков. Но не это главное. Не об этом я хотела рассказать…
Розниекс с интересом смотрел на Ингуну.
— Так вот, — продолжала она бесстрастно. — Операцией «Черные козлы» руководил мой отец — Виктор Дроздовский. Он с помощью известного вам Яниса Озолиньша, или Джона Узолинга, установил контакт с арабами из организаций «Хамаз» и «Хисбулла», которые поддерживали Иран и Ирак. Переговоры вел Озолиньш. Мой отец раздобыл транспорт, грузовые поезда и суда для перевозки ракет по воде и по суше. Львиную долю от прибыли получал мой отец и вкладывал в свои новые фирмы по добыче нефти и золота. Вы ведь, наверно, помните, что мой отец еще в те годы отличался размахом. Часть аванса за ракеты один иранский миллионер вносил на счет на имя Эрики Пигачевой в банках в Тегеране и в Бейруте. Это была лишь незначительная часть, остальные деньги перетекали на предприятия отца другими путями. Эрика, конечно, даже понюхать эти деньги не сумела. Ее ждала другая расплата — по другой категории и ставке. Эглону и другим досталось то же самое. Операция «Черные козлы» — это только один этап деятельности моего отца, один эпизод. В его руках было еще одно из объединений рэкета, объединение квалифицированных автомобильных воров и целый трест квартирных воров. Но и это было в его руках лишь короткое время, послужило ему, как говорится, трамплином. Через надежных посредников отец снабжал их техникой и идеями. Но никто из них не был знаком с отцом непосредственно. Они не знали даже, как он выглядит, где находится.
— И это, конечно, были ваши идейки, — Розниекс осуждающе покачал головой. — Неплохо придумано — ничего не скажешь.
— Почему мои? Виктор Дроздовский никогда глупостью не отличался. Не исключено, что я кое-что унаследовала от его умственного потенциала, — Ингуна не удержалась и все же продемонстрировала чувство собственного превосходства. — Отец гарантировал всем, кто работал на него, безопасность и неприкосновенность с помощью этого вонючки Силава и других.
— Почему вонючки?
— От него воняло в прямом и переносном смысле этого слова. Вы разве не чувствовали? Он отпетый негодяй. Когда он делал эти свои подлости, то, по-видимому, сильно потел от волнения, а может, от удовольствия — кто ж это знает… Вот тогда он отчаянно вонял. Интересно, где этот хорек сейчас? Отец его всегда хорьком называл.
— На пенсии! — неохотно ответил Розниекс. — Живет за Калнгале, построил трехэтажную виллу из красного кирпича, с террасами и гаражами. Охраняют его три злые и натасканные овчарки. Сам Силав выращивает дорогостоящие сорта цветов, а его жена продает их в Риге, на цветочном базаре напротив магазина «Сакта». А еще у него есть фирма, которая предоставляет бизнесменам кредиты под большие проценты. Вот так и живет!
— Ничего не скажешь — каждый живет, как может. Такие уж настали времена. Налоги он, конечно, не платит, — ухмыльнулась Ингуна.
Но Розниекс не реагировал. Он был в шоке от признаний Ингуны и обдумывал про себя услышанное.
— За деньги и черт спляшет, — вслух произнес Розниекс. — А Виктор Дроздовский не брезговал и убийствами и изнасилованиями.
— Ну нет, — возмутилась за отца Ингуна. — Если вы имеете в виду квартиру Борзова, то могу сказать, что эту операцию мой отец не планировал. Совсем наоборот, это ему очень сильно помешало, ведь относительно Борзова у отца были совсем другие планы — он хотел весь бизнес Борзова прибрать к своим рукам, что сделал бы совсем иначе.
Неизвестно, каким образом, но Эрика пронюхала, что Борзов установил контакты с теми же военными российской армии. Она же вела с ними переговоры. Она узнала, что Борзов интенсивно подыскивает покупателей в Африке. Испугавшись конкуренции, Эглон и Эрика без ведома отца решили Борзова устранить, но предварительно вытянуть из него, кто из членов банды рассказал Борзову про ракеты и свел их с русскими военными. Для этой цели они взяли толстого Бегемота, не знаю, какое у него настоящее имя, чтобы тот изнасиловал жену Борзова Сильву на глазах у мужа. Тома привлекли к операции только потому, что он один из всех мог проникнуть в квартиру — он был альпинистом. Но у Тома были свои планы — он решил, что использует такой случай для того, чтобы взять богатства Борзова и уйти из банды. Рискованный, но смелый шаг. Именно он до этого установил контакты с Борзовым, а потом свел его с русскими военными. Затем он должен был переметнуться на сторону Борзова, возвратить ему украденные вещи и стать главарем новой структуры. А потом уже прибрать к рукам и банду Эглона. Это фактически и входило в расчеты моего отца: он давно хотел избавиться от бандита Эглона и поставить во главе бизнеса Тома. Том был умница, одаренный и ловкий. Эглон его за это ненавидел. Когда Борзов, прижатый к стенке, хотел назвать имя Тома, тот, вынужденный защищаться, выстрелил в Борзова. Не сделай он этого, Кот и Калачик разорвали бы его на куски. А дальше вы все знаете. Эглон и Эрика не хотели подчиняться и начали свою самодеятельность, что их в конце концов и погубило. Отец устроил Тома в наркобизнес, связавшись с Узбекистаном, где раньше работал. Но Эглон и Эрика снова решили действовать самостоятельно — организовали убийство. Узнав об этом, отец решил их сурово наказать в соответствии с собственными принципами. Он был разъярен. Но передумал, потому что операция «Черные козлы» уже набирала обороты. Ничего такого, что могло бы помешать ей или вызвать подозрения, делать нельзя было ни в коем случае. Надо сказать, что отец вообще не признавал убийств. Он всегда говорил: «Можно делать все, что угодно, но без крови. Мокрые дела можно оправдать только крайней необходимостью, когда нет никакого другого выхода».
Розниекса передернуло, словно на него брызнули холодной водой.
— И вы помогали своему отцу во всех этих делах, — он уже не спрашивал, а утверждал.
Ингуна горько усмехнулась.
— Был такой момент, когда я его осуждала. Я даже нападала на него, обзывала негодяем, вором, бандитом. У меня начинались истерики. Я кричала и готова была броситься на него с кулаками.
Но отец ничего не говорил мне в ответ, только смотрел на меня любящими глазами, как смотрят на капризного ребенка. Однажды он молча вышел и оставил меня одну — две или три недели не показывался на глаза. Так что у меня было достаточно времени все обдумать. Тогда я поняла: я не Павлик Морозов, не слепая идеалистка и потому своего отца никогда не предам. Перевоспитывать его мне тоже не под силу. Я поняла: все, что он делает, предназначено мне — любимой и единственной его дочери. Все для меня и ради меня. Ведь он для меня всегда был и отцом и матерью. Отец очень хотел, чтобы я была счастлива. Он имел свои представления о счастье, какие разделяет большинство людей. Он считал, что счастье только в богатстве, позволяющем вести беззаботную и праздную жизнь. Он очень хотел, чтобы я была счастлива.
Ингуна тяжело вздохнула. Ей хотелось заглянуть Розниексу в глаза, чтобы прочесть в них его мысли. Но Розниекс сидел, отвернувшись. То, что рассказывала ему Ингуна, было трудно пережить. Умом он понимал, что иначе и быть не могло, но душа его никак не могла с этим согласиться.