аходится под подозрением — ну, хотя бы по поводу спекуляции контрабандными товарами. Как вам кажется?
— Не очень занимательно, но терпимо. — Улдис снова улыбнулся своей мальчишеской улыбкой. Сидя на диване, он с профессиональным интересом смотрел на женщину.
Это могло кого угодно вывести из терпения. Но Эдит совладала с собой. Она даже улыбнулась.
— Кажется, мы найдем общий язык.
— А на каком основании?
— Прежде всего, Лиесма Паэглите. Она — моя подруга, и я не хочу, чтобы она была обвинена в чем-то и пострадала ни за что.
Улдис почувствовал, что выражение лица чуть не выдало его.
— Не притворяйтесь незнайкой! — погрозила пальцем Эдит. — Я вижу хорошо, а ощущаю еще лучше. Вы все время следили за Лиесмой и за мной, подсмотрели, когда она в тот раз пришла ко мне, слонялись подле ее дома, фотографировали, искали свидетелей — разве не так? Вы из отдела по борьбе со спекуляцией. Арестовали Лиесму, а теперь подбираетесь ко мне.
— И вы хотите выменять свою подругу на снятую пленку?
— Слишком упрощаете. Пленка — только повод для того, чтобы вынудить вас к откровенности. Я хочу, чтобы вы поняли, что идете по ложному пути. Буду говорить совершенно открыто, — кокетливое существо куда-то исчезло, от него остался только пестрый японский шелк. Перед Улдисом, сложив руки на груди, сидела энергичная, деловая женщина, последовательно излагавшая свою жизненную позицию. — Да, мне действительно нравятся дорогие и красивые вещи. Время от времени я приобретаю колечко или браслет, прибывшие из-за границы. Уступс, надо полагать, уже рассказал вам. Но покупаю я для себя, а не для продажи. Ношу, а если со временем вещь мне надоедает, естественно, продаю. Как говорите вы, юристы: спекуляция — это скупка с намерением продажи с целью получения прибыли. Но я этим не занимаюсь.
— А Лиесма?
— Она — моя добрая знакомая. Ее муж был моряком.
— А сейчас находится в надежном месте. За контрабанду.
— Вот видите, я не ошиблась: вы как раз тот человек, какой мне нужен. Да, муж Лиесмы осужден, но и сейчас один-другой знакомый моряк ей кое-что подбрасывает. Разрешается ведь ввозить определенное количество вещей. Это не считается контрабандой. И Лиесма, бывает, приносит мне разные мелочи.
Эдит произнесла это с выражением явного превосходства. «Для меня мелочь, для тебя это — целое богатство», — читалось на ее лице.
— И помогает продавать, — закончил за нее Улдис.
— Не отрицаю. Когда вещь мне надоедает. Но и это — не преступление. Так что у вас есть все основания отпустить Лиесму. Семидесяти двух часов еще не прошло, санкции прокурора у вас пока нет.
— Вы прекрасно ориентируетесь. И только затем меня пригласили сюда?
— Нет, разумеется. Затем, чтобы побыть в приятном общении наедине со столь выдающейся личностью, — попыталась уязвить его Эдит. Однако Улдис пропустил шпильку мимо ушей.
— Ну, а если Лиесма расскажет куда больше, чем вы сейчас?
— Не расскажет.
— У вас есть гарантии?
— Возможно.
— Такие же, как и против меня?
— Может быть, куда более сильные. Поверьте мне: она не расскажет. Так что не тратьте зря время и силы. Видите, я совершенно откровенна и ожидаю от вас того же.
— И все же вы меня боитесь.
— А вы меня? — кокетливо прищурилась она.
Улдис поднялся, не спеша надел пиджак.
— Снимки, если они получились хорошо, можете подарить мне. Я приобщу их к рапорту, который напишу моему начальству, докладывая о проделанной работе и сегодняшних событиях. Всего!
Эдит прикусила губу.
— Не шалите! — помахал ей Улдис, как делают, прощаясь с маленькими детьми.
Эдит повернулась к нему спиной.
«Ну и денек, — подумал Улдис, спускаясь по лестнице и насвистывая веселую песенку. — Сплошные новости. Одна подружка исчезла, у другой земля под ногами горит. Вода замутилась. Может, и удастся вытащить рыбку-другую? Однако, куда же девалась эта Лиесма? — Он вдруг ощутил тревогу. — Не забрали ли ее дружки из управления! Все карты мне спутают. Узнать срочно!»
XXX
Розниекс заперся в лаборатории, предупредив секретаршу, чтобы его не беспокоили. Запасшись целой пачкой фотографий, он вырезал из групповых снимков отдельные лица, переснимал, увеличивая почти до натуральной величины, не сделав с самого утра ни малейшего перерыва. Закончив, он разложил увеличенные снимки на столе и принялся изучать, сравнивать, перекладывая с места на место, по-разному комбинируя. Потом, вооружившись ножницами, разрезал фотографии по вертикали пополам и стал к одной половинке прикладывать вторую, от другого лица, и фотографировать полученные таким образом изображения. Потом стал отрезать подбородки, носы, глаза, лоб, складывал их в разных вариантах, как делают дети с картинками на кубиках, и снова снимал.
От этого странного занятия его отвлек Стабиньш, вломившийся в лабораторию, невзирая на протесты секретарши. Он был взволнован. Таким Розниекс его никогда не видел.
— Паэглите исчезла! — развел руками Стабиньш. — Третий день ее нет ни на работе, ни дома.
Розниекс недовольно выключил красный свет и зажег лампу.
— Может быть, уехала в деревню? — сказал он первое, что пришло в голову, не успев еще переключиться на новые мысли.
— Некуда ей ехать — ни родных, ни друзей. Муж сидит за контрабанду, — все еще стоя у дверей, Стабиньш перевел дыхание.
— Может, задержана за что-нибудь? Не такая уж она овечка…
— Проверял. Не задержана и в больницу не попала. Начинаю опасаться, что она кому-то помешала, и ее убрали.
— Ну, ну. Кому же это? — Валдис все еще жмурился после долгого сидения в темноте.
— Хотя бы Уступсу. Я же говорил, что этого парня надо арестовать, и Лиесму тоже надо было. Тогда не грозило бы новое убийство! — с явным беспокойством сказал Стабиньш.
— Почему же сразу такие выводы? Может быть, она что-то почуяла и сбежала?
— Непохоже. В ее комнате в санатории ничто не тронуто. Белье, украшения, туалетные принадлежности — все на месте. Без этих вещей женщина не пустилась бы в путь. И дорожная сумка цела. После работы зашла к санаторной парикмахерше, потом надела лучшее платье и ушла. Сказала другой официантке, что у нее свидание с необычным мужчиной.
— Не окажется ли она с этим необычным в своей рижской квартире? Съезди туда. Может быть, нежится на перине.
— Ерунду говоришь. За квартирой я слежу. Там никого нет, и никто не появлялся.
— Разве она больше не встречается с Уступсом?
— Последнее время она его избегала.
— Избегала — или не встречалась из-за того, что жила в Пиекрастес?
— Избегала. И, кажется, даже опасалась его.
— Давно она работает в санатории?
— Два месяца. Мне так и кажется, что нить ко всему этому непонятному делу — где-то совсем близко.
— В санатории?
— Да. За ним надо очень внимательно наблюдать.
— А где сейчас Уступс?
— С ума сходит, из кожи вон лезет, разыскивая Лиесму. Полреспублики исколесил на своей телеге. Автомобильное начальство в расстройстве: нет ни машины, ни шофера, ни плана.
— Не игра ли это?
— А черт его знает. Каша заваривается все круче. Только бы не стала подгорать. Не знаю, как ты, а я за это нераскрытое преступление схлопочу подзатыльник. А тут еще эта Лиесма…
— Что ты советуешь?
— Съездим вместе в санаторий. Я там уже возился, сколько мог. Но может быть, ты свежим глазом…
— Обожди, Улдис, — отмахнулся Розниекс. — Не лезь на стенку, а то ты сегодня словно белены объелся. Присядь, и подумаем. У Паэглите, наверняка, есть какая-нибудь подруга. И она, наверное, знает, где ее искать. Хотя бы та же Эдит Мелнсила.
— Мелнсила и сама встревожена и думает, что Лиесму арестовали. Я вчера познакомился с этой дамой поближе. Махровая спекулянтка. Скупает и перепродает контрабандные ценности. Но делает это чужими руками. Лиесма — ее ближайшая подруга.
— А что у них общего с Зиедкалне, с магазином?
— Совершенно ничего. Заколдованный круг. Ищем одно, находим совсем другое.
На листе бумаги Розниекс рисовал круги и вписывал в них имена.
— Смотри. Зале, Канцане, Пуце, убитая Зиедкалне, ее бывший муж Виктор, ну, еще Вершинин — с одной стороны. Уступс, Паэглите, Мелнсила — с другой. Что их связывает?
— Только то, что Зиедкалне была сшиблена машиной Уступса.
— И еще — странная дружба Лубенса с Ромуальдом. Думай, думай, голова, шапку купим.
— Думаю.
— И что?
— Вчера вечером, проголодавшись, зашел в рижский вокзальный ресторан. И знаешь, кого я там увидел?
— Откуда мне знать.
— Зале, вместе с Пуце и Канцане.
— Что удивительного?
— Ничего — если бы за их столик не сел инженер Лубенс.
Улдис помолчал, ожидая реакции друга.
— Гм, — проворчал Розниекс. — Надеюсь, они тебя не заметили?
— Лишний вопрос. Мне очень хотелось узнать, о чем они там совещаются, но никак не получилось, к сожалению.
Отойдя, наконец, от двери, Улдис заметил на столе изрезанные фотографии.
— Новая методика колдовства?
— Да нет, старая, но освеженная. Вот Ромуальд.
Стабиньш взглянул поверх плеча Розниекса.
— Похож. Почему ты волосы и шею обрезал?
— Чтобы резче выявить черты лица. А вот Ольга Зиедкалне, — он положил рядом другую фотографию. — Похожи?
— Ни малейшего сходства.
Взяв ножницы, Розниекс разрезал фотографии на пять частей, отделив лоб, глаза, нос, рот, подбородок.
— Теперь дальше. Заменим им глаза. Подходит?
— Нет.
— Рот?
— Тоже нет.
— То есть, лицу Ромуальда не свойственна ни одна черта его матери.
— Может быть, он в отца?
— Пробовал. Тоже ничего не выходит. Комбинировал лица отца и матери. Но ничего, похожего на Ромуальда, не получилось.
Улдис разогнулся, потер затекшую спину и сел на табуретку в углу.
— Иногда дети выходят в деда или бабушку.
— Бывает, — согласился Розниекс, — но что-то от родителей все-таки должно быть. Я изучил фотографии Ромуальда в различных возрастах, но без толку. Я уже давно заметил, что он не похож на родителей, а сейчас решил проверить основательно.