— Она спросила — какую сделку?
— Да, между прочим поинтересовалась, но не очень, в то время она уже залезла ко мне в брюки.
— Прямо в ресторане?
— Прямо там. Она интересовалась, поеду ли и я — ей тоже надо съездить в Таллин, но не хочется ехать поездом. Я сказал, что не поеду, но можно договориться с другом, чтобы ее взял, он едет 21 июня очень рано утром на своем «вольво». Она еще посмеялась — красивый ли мужчина этот друг. Я сказал — очень красивый.
— А интересовалась, как он выглядит?
— Да, я описал Тома, но добавил — не исключено, что с ним будет жена. Она поморщилась и сказала — в таком случае он ее не очень интересует, к тому же возможно, уже будет дома ее муж и тогда конец празднику.
— И что было дальше?
— Мы поехали домой к ее подруге — переспать. Она сама села за руль. У какого-то дома остановилась и пошла смотреть, дома ли подруга и чтоб там никто нам не помешал. Я остался в машине. — Сизов успокоился и рассказывал теперь охотно, со всеми подробностями.
— Адрес помнишь? — продолжал допрос Стабиньш.
— Улица Лачплеша, номера не помню.
— А квартира?
— Какая квартира? — у Сизова было хитровато-глуповатое лицо. — Она меня крепко надула. Сбежала!
— И ты не пошел искать?
— Не мог я, ноги тяжелые стали, прямо ватные, парализованные, и я заснул.
— В машине?
— Да. Я еще по дороге чувствовал — что-то со мной не то. Когда я проснулся, солнце уже стояло высоко. Нечего делать, поехал домой.
— Мог бы ты показать этот дом?
— Там показывать нечего, — усмехнулся Сизов. — Я съездил. Проходной двор там, можно выйти на другую улицу.
— И все же ты не был в то утро дома? Как утверждает твоя жена, и алиби у тебя тоже нет? — заметил Стабиньш.
Сизов снова побледнел.
— Да, так получается, — забормотал он. — Но я действительно не виноват, начальник, поверьте.
— Виноват ты, Сизов, виноват, — качал головой Стабиньш. — Язык у тебя длинный и пробор тоже. Окоротить надо. А как выглядела женщина, та красотка? Опиши нам ее подробно.
— Стройная, среднего роста, в джинсах и блузке, — старался припомнить Сизов.
— Женщина переодевается три раза в день. Какое у нее лицо, волосы…
— Волосы короткие, мальчишеская стрижка, светлые, с рыжиной даже. Лицо очень красивое, колоссальная женщина!
— Красивая, колоссальная! — передразнил Стабиньш. — Глаза какие, нос, губы!
— В точности не могу сказать. Трудно вспомнить, пьян я был, — пожал плечами Сизов.
— Представь себе, что она перед тобой и лезет к тебе в брюки!
Сизову было над чем подумать.
— Глаза вроде зеленоватые… Да, узкие такие, раскосые, как у японок, это я заметил, смотрят хитро, даже лукаво, нос небольшой, вздернутый.
— Губы?
— Губы полные, страстные, — снова усмехнулся Сизов. — Когда целуется, кусает.
— А зубы?
— Красивые зубы, белые, ровные, чуть выдаются вперед. Выглядит как ангорская кошка, мягкая и немножко хищная. Да, позабыл. Слева «фикса», чисто золотая коронка.
— Руки?
— Руки маленькие, с маникюром, ногти темно-лиловые. Ноги маленькие. Роковая женщина!
— Ты бы ее узнал, если бы мы тебе ее показали?
— Да, наверняка, — уверенно подтвердил Сизов.
Компьютер как-то странно щелкнул, и человек в кожаной куртке вынул и положил перед Сизовым лист ватманской бумаги. На нем было изображение женщины.
— Похожа? — спросил мужчина в кожаной куртке.
Сизов был просто обескуражен.
— Да, действительно, очень похожа, — с расстановкой выговорил он и посмотрел на компьютер как на восьмое чудо света.
Но мужчина не отреагировал. Он вынул из аппарата несколько листов машинописного текста.
— Распишитесь здесь, на каждом листе! У нас тут три экземпляра. Это ваши только что данные вами показания. Вот, здесь, здесь и здесь!
Сизов расписался, и мужчина один экземпляр отдал Стабиньшу.
— А теперь, — продолжал он, — одевайтесь и скажите жене, чтоб собрала вещички — белье, мыло, зубную щетку и все прочее, что необходимо. Вы поедете с нами. Это нужно нам и вам самому, ради вашей же безопасности, господин Сизов.
— Да, — устало поднялся с кресла Стабиньш. — Совсем забыл представить. Это господин Джонсон, по-латышски — господин Янсон из Интерпола. Занимается борьбой с наркобизнесом. Теперь ты будешь главным образом в его распоряжении, господин Сизов!
На лице Стабиньша мелькнула давно забытая, озорная, мальчишеская улыбка. Он был доволен результатом и главное тем, что сумел опередить Силава.
Глава двадцать пятаяТОФИК И ТОЛИК
Удары были глухие, как в пустую бочку. Высокий мужчина едва успевал от них защищаться. Потом он руками прикрыл голову. Но это не помогло. Внезапный удар по затылку — и он упал на колени, а после очередного тумака рухнул на мокрый асфальт. Четверо здоровых мужчин запинали его ногами. Лежащий не кричал, не звал на помощь. На губах у него выступила пена. Голова была в крови. А четверо продолжали нещадно его молотить. Вокруг собралась толпа. Смотрели как на цирковое представление, и никто не вмешивался — наверное, знали, чем может кончиться такое вмешательство. Тут один из четверки крикнул:
— Ребята, хватит. Это ему урок, и другим тоже!
И четверка растворилась в людской толпе.
Когда Елена и Шота подошли, длинный парень медленно поднимался на ноги. Шота нырнул в толпу и мигом выловил одного из четверых, заломив ему руку за спину.
— В чем дело? — строго спросила Елена, угрожающе держа правую руку в кармане джинсов.
Отряхнувшись и стерев носовым платком кровь со лба и с губ, пострадавший сказал:
— Отпусти его, кацо, — он показал на парня, которого крепко держал Шота. — Это наше личное дело, отпусти. Мы сами разберемся.
Шота в нерешительности смотрел на Елену.
— Отпусти, — сказала она, подтвердив свои слова жестом.
Задержанный неспешно пошел, толпа расступилась, и он присоединился к трем остальным, ожидавшим его. Потерпевший двинулся в противоположную сторону.
— За что они его били? — спросила Елена.
— За что били? — отозвался в толпе какой-то дядя. — Не знаете разве, за что здесь бьют? Барыга, купил и продал «жигуля», а рэкетирам дань не заплатил, вот ему и дали.
— Вот так. — Елена взяла Шота под руку, и они пошли. — Раньше это называлось спекуляцией в крупных размерах в первом случае и вымогательством денег или даже ограблением — во втором. А теперь это бизнес, какое емкое слово — бизнес! И ни один закон в нашей стране уже не имеет силы…
Румбульский рынок широко расползся — просто шевелящийся муравейник. Разложив свой товар на крышах машин, в открытых багажниках, на складных столиках и прямо на земле, продавцы предлагали всевозможные запасные части к машинам. Здесь можно было купить все что угодно — были бы деньги. Выбор большой. Но цены высокие. Столик впритык к столику, машина к машине. Целый город. Люди бродили — искали, где бы купить нужную вещь подешевле. Тут же вам предлагали горячие сосиски, чай, кофе, булочки. Здесь продавали не только запчасти к машинам, но и многое другое — обувь, одежду, сигареты, разных сортов водку и прочее.
«Кто бы подумал, что люди могут развить такую деятельность, стоит лишь отпустить вожжи», — размышляла Елена.
— Смотри, Шота, — засмеялась она, — рыночная экономика во всей красе! Пойдем сначала к автомашинам.
Оба они были в джинсах и ярких куртках. По-спортивному легко и просто одетые. Они не бросались в глаза, что позволяло им слиться с толпой, и в то же время всякому было понятно — эта парочка знает, чего хочет, и многое может себе позволить. Во всяком случае, на полицейских они не походили. Молодые люди прошли вдоль рядов с товаром по той и другой стороне и двинулись на автомобильный рынок. Каких только машин тут не было: наши «Запорожцы», «Жигули», «Москвичи» всех марок, с разным пробегом. Новые, старые, годные и негодные.
Дальше шли иностранцы: «форды», «аудио», БМВ, «тойоты», «вольво», «мерседесы». Всевозможной окраски, разного возраста. У каждой под ветровым стеклом — крупными цифрами цена в рублях, долларах, марках…
— Ха, попробуй здесь что-нибудь найти, — Шота был разочарован. — Ищи иголку в стоге сена. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Пусть Стабиньш придет и посмотрит, что здесь делается.
— А то он не знает! — проворчала Елена. — Но мы должны найти этот несчастный «вольво» или хотя бы то, что от него осталось.
— Ага, бренные останки…
Увидав серый шестицилиндровый «вольво», стоивший шесть тысяч долларов, Шота с равнодушным видом двинулся к нему медленным шагом. Елена следовала за ним. Он попросил продавца открыть капот, потом заглянул в технический паспорт и вернул продавцу. Все там было в порядке. Дальше стояла еще одна такая же машина. Но к ней они и подходить не стали — не было никакого смысла. Вот уже четвертое воскресенье эти двое сотрудников криминальной полиции, жарясь на солнцепеке и промокая в дождь, обходили Румбульский автомобильный рынок, притом совершенно безрезультатно.
— Что будем делать? — начинал терять терпение Шота. — Поедем в управление? Ничего мы, пожалуй, здесь не выходим. Надо искать другие пути.
— Какие же?
— Надо поднять дела об угонах автомобилей, кражах, продаже. Пересмотреть списки наших клиентов…
— Это уже делается. — Елена достала сигарету и закурила. Потом, спохватившись, предложила и ему. Шота отказался. — Это делается, — повторила она, точно разговаривая сама с собой, — но на это нужно время, а у нас времени в обрез.
— Может быть, активизировать агентуру, вытащить на свет Божий стукачей теневого автобизнеса.
— Энтузиастов хочешь найти, филантропов, людей, работающих во имя идеи, которые верили бы в утопию, что с преступностью можно покончить. Наивный ты, Шота, филантропов нет, и мы не в состоянии заплатить и сотой доли того, что зарабатывают эти люди в теневом автобизнесе. И прищемить хвост никому не можем. Никто больше полиции не боится, каждый теперь действует на свой страх и риск и знает, как откупиться. Честно работать становится все труднее. А теперь еще гонят и травят последних старых оперативников и следователей, тех, у кого есть опыт, кто умеет работать сам и с агентурной сетью. Послушай, — она посмотрела на него так, будто открыла в нем что-то новое, важное. — Ты прошел проверку по государственному языку?