— Понятное дело. Но у иных прокуроров об этом голова не болит.
К городскому управлению милиции они подъехали поздней ночью.
— Зиверт? Был такой Зиверт, — глупо хлопал глазами дежурный лейтенант. Потом взял трубку, набрал номер и долго ждал, пока ответят.
— Начальник! — виноватым голосом сказал он. — Тут из областной милиции приехали. Спрашивают Зиверта, ну, того убийцу, которого позавчера задушили.
Марис в недоумении переглянулся с Милешко. Шота громко свистнул.
— Начальник сейчас прибудет. — Дежурный положил трубку. — С ним будете говорить. Подождите пожалуйста, присядьте!
Лейтенант полистал на столе журнал и, не обращая внимания на приехавших, стал что-то записывать.
Глава тридцать третьяМАЛЕНЬКИЙ КОТ ОСИЛИВАЕТ БЕГЕМОТА
— Ай рашен, я пою, ай рашен, я остаюсь с тобой, ай рашен, не смейся за моей спиной! — хрипела и кричала на весь зал из динамиков-усилителей магнитола. Мигая, то вспыхивали, то гасли красные, зеленые, синие, желтые лампочки. По грязным, пожелтевшим стенам неслись и прыгали вытянутые, длинные тени. В прошлом здесь была церковь. Еще остались следы настенных фресок.
В танцзале неподвижно висел, не выветриваясь, густой запах грязных носков и пота, хотя дверь клуба была открыта настежь. Судорожно дергаясь, то руку, то ногу выбрасывая в сторону, то спотыкаясь об ноги сидящих по краю, толпа парней и девушек отплясывала шейк. Вдоль стен, томясь в ожидании, когда их пригласят, на некрашеных скамейках сидели женщины и девушки разной комплекции. Чернявый мужчина небольшого роста, с лысиной и широким носом боксера, подпрыгивая, прижимался к пышнотелой блондинке неопределенного возраста. Поджарая фигура мужчины буквально как в тесте тонула в пышных телесах женщины. Он то притягивал блондинку к себе, то опускал чуть не до полу. При поворотах сухая костистая нога мужичка в узеньких джинсах втискивалась между ее толстыми ляжками. Этот странный танец походил на эротическое упражнение, и блондинка имела вид изнасилованной женщины. Сержант милиции, стоявший в проеме двери, с интересом наблюдал за этой весьма старательной танцевальной парой.
Когда музыка затихла, смуглый старичок проводил даму до некрашеных скамеек, поклонился и, потеряв равновесие, чуть не растянулся на грязном полу, но все же удержался на ногах. Какое-то время он стоял покачиваясь. Но как только магнитола загремела с новой силой, он снова раскачиваясь подошел к привлекательной стройной даме. Сержант милиции продолжал за ним наблюдать. Дама отрицательно покачала головой и что-то сказала. Тогда мужичок громко выругался самым непотребным образом и, вцепившись даме в грудь, стал ее стаскивать со скамейки. Дама сопротивлялась, и мужичок ее ударил, но попал не по лицу, а в плечо. Дама подняла крик. Сбежались танцующие. Сержант только того и ждал. Широким шагом он пересек танцевальный зал, подошел к мужичку и схватил его за плечо. Набежала толпа. У стоящей поблизости пары сержант спросил фамилии и адреса, записал как свидетелей и повел мужичка вон. Куда девалась дама — потерпевшая, никто не заметил. Однако в зале ее уже не было.
До отделения милиции было не так далеко, и вызывать машину милиционер не стал; надел мужичку наручники, и они пошли. Мужичок не сопротивлялся, только бормотал что-то и бурчал. Похоже, что таким исходом он был вполне доволен.
Сержант посадил мужичка в камеру, где содержался всего только один человек, остальные камеры были переполнены. Паспорт мужичка он бросил на стол и доложил лейтенанту, что задержал в клубе хулигана. Потом сел у стола и начал писать протокол.
В камере царил полумрак. Разбуженный шумом Роберт Зиверт, по кличке Бегемот, Штангист и Робот, долго протирал глаза, лениво размял руки-ноги и никак не мог разглядеть человека, которого к нему посадили. В конце концов, разинув от удивления рот, воскликнул:
— Ба, да это кто, ты ли это, не сон ли я вижу? Ба-а, вот так случай! Как это ты, старик, сюда попал?
— Пути господни неисповедимы, — буркнул Маленький кот, подошел к Зиверту вплотную и не мигая впился в него бесцветными глазами.
— Приятная встреча, Бегемот! Тебе не кажется? Приятная, правда? — Он мгновенно размахнулся и молниеносно нанес Зиверту удар кулаком под дых. Теперь глаза у Кота не были бесцветными — в них сверкала жестокость и откровенная злость. — Собака ты, падла! — шипел он, угрожающе надвигаясь на Зиверта. Потом изо всех сил пнул его в между ног. Тот взвыл, как дикий зверь, и отлетел к стене.
— Давно тебя надо было оскопить! Кабан! Тогда бы ты на веки вечные забыл, как швориться, но теперь забудешь! Хольщик, курва! — Маленький кот смотрел на Зиверта, как мангуст на кобру. И в глазах его теперь был холод смерти.
От страха и отчаянья у толстого Зиверта отвис жирный подбородок, пухлые щеки тряслись как студень, глаза расширились от ужаса. Он хорошо знал, на что способен Маленький кот.
— Что ты, что делаешь? — тяжело дыша, скулил он, забившись в угол, точно надеялся продавиться сквозь стену и исчезнуть. — Нет, нет, нет! — отмахивался он рукой. — Не надо!
Размахнувшись, Кот двинул Зиверту под вздох кованым башмаком. Тот испустил стон, скрючился, медленно сполз на колени и опрокинулся набок. Кот в мгновение ока накинул ему на шею тонкую удавку, столкнул наземь и, придавив коленом, стал сопя затягивать веревку.
— Вот так душил ты своих дам. Нравится тебе, а, нравится? — В его глазах теперь было садистское удовольствие, наслаждение.
Толстое лицо Зиверта посинело, глаза выкатились. Он задыхался, шея взбухла. Из последних сил пытался он вырваться, потом всем телом дернулся и затих.
Камера наполнилась вонью. «Обделался, скотина», — сплюнул Маленький кот, поднялся на ноги и встряхнулся. Потом с размаху двинул лбом в железную решетку двери и кулаком ударил себя в глаз.
— Так, — проворчал он, из брючного кармана вынул зеркальце, посмотрелся и своей работой остался доволен.
Какое-то время посидел на привинченной лавке, потом двумя кулаками стал дубасить в обитую железом дверь камеры.
— Откройте, откройте! — фальцетом вопил он. — Откройте! Несчастье!
— В чем дело? Чего буянишь? — открыл окошко сержант. — Что случилось? — Он заглянул в камеру и побледнел. Ноги у него подкосились и дрожали.
А Маленький кот продолжал орать что есть духу:
— Несчастье, несчастье! Он на меня напал, бил, хотел меня убить. Такой здоровила, силач! Я… я только защищался, у меня не было выхода! Я защищался! Защищался!
Прибежал лейтенант и другие работники милиции.
Сержанту стало плохо, и он поплелся прочь. Во дворе он сел на чурбак и долго так сидел.
Глава тридцать четвертаяШОТА И МАРИС В МИНСКЕ
Начальник районной милиции, полковник, был высокого роста, с сутулой спиной, плешью во всю голову и густыми бровями. Вид у него был озабоченный, словно он всю жизнь только тем и был занят, что ждал неприятностей. Полковник оглядел прибывших, тому и другому подал руку и пригласил пройти наверх в его кабинет.
— Чрезвычайный случай! — вконец смущенный, пробормотал он и сел на свое место за письменным столом. — Сам не понимаю, как это могло произойти. Мы задержали в дискотеке простого хулигана, и сержант Гришин поместил его в камеру с тем самым Зуевым, как после выяснилось — Зивертом. Помещений у нас нет, держим по четыре в двухместных камерах. И вот тебе на! Хулиган задушил убийцу. Сказал, что напал тот, а он защищался…
— И где же тот ваш хулиган? — тут же поинтересовался Шота.
— Прошло трое суток, прокурор санкции не дал. Признал это необходимой обороной. Мы выпустили под расписку. — Полковник беспомощно развел руками, будто желая сказать: «А что я мог сделать?»
— Ну дела, ну делишки! — вскочил в бешенстве Шота. — Необходимая оборона! Тупость это, а не оборона!
Марис был зол.
— И как же выглядел тот, кто его задушил? — наконец выдавил из себя он.
— Точно не знаю. По описанию — невысокий, худой, смуглый, плешивый и с большим носом. Надо спросить у сержанта Гришина. Кто бы мог подумать: такой маленький, а толстого здоровилу одолел.
— Необходимая оборона! — никак не мог успокоиться Шота. — Они оба убийцы, отпетые бандиты! Маленький прикончил большого, чтобы навсегда заткнуть ему рот, чтобы тот не мог ничего сказать об их общих делах, чтобы никого из банды не выдал, а банда эта большая и опасная! — Шота прямо чуть не дергался от возмущения. — Где теперь может быть этот недородыш, где его искать? — срывался на крик Шота.
Полковник, съежившись, прикрыл глаза.
— Колхозник он вроде из деревни, — запинался он, как школьник, который не выучил урок. — Надо спросить лейтенанта Сабурова. Он занимался этим делом.
Майор Милешко, нахмурив брови, зло двигал челюстями и, взяв со стола белую пластмассовую линейку, гнул ее до тех пор, пока она с треском не сломалась. Лицо у него было багровое от гнева.
— Надо немедленно вызвать лейтенанта Сабурова, чтобы показал нам материалы дела, — прогремел он глухим голосом. — Сержанта Гришина и всех, всех сотрудников, имевших касательство к делу: кто этого молодчика задержал, кто доставил, кто поместил его в камеру к этому Зуеву-Зиверту. Это дело мне не нравится! — Он замолчал и с силой бросил в корзину сломанную линейку.
Не возразив ни слова, полковник стал нетерпеливо крутить телефонный диск, то и дело ошибаясь. И набирал вновь.
Лейтенант Сабуров был молод, самоуверен, со здоровым румянцем на лице и большими оттопыренными ушами. Он никак не хотел понять, зачем его подняли с постели среди ночи и какие к нему могут быть претензии, раз все сделано как положено, по закону. Хулиган задержан, помещен в камеру, все документы оформлены. Почему помещен к убийце? Это не входит в его обязанности — задержанных размещал сержант Гришин, который в тот вечер был помощником дежурного. Он привел хулигана, вот он — протокол задержания. Лейтенант подвинул папку