мелькнула какая-то мысль. — Да нет, это неудобно.
— Что неудобно? — оживилась девушка.
— Поехать ко мне домой…
— А что? — заинтересовалась она. — Что будет?
— У меня дома есть авиационный бензин, и уайт-спирит тоже. Пока пятно свежее, его можно вычистить. Но как ты поедешь ко мне вечером? Я живу один…
Девушка была в нерешительности. Лицо страшно озабоченное, потом оно вдруг прояснилось.
— А что такого? — озорно воскликнула она. — Что тут плохого! Я вижу — парень ты порядочный, ведь ты ничего плохого мне не сделаешь? — она вопросительно смотрела на Мариса.
— Тогда поехали! Сейчас будет мой автобус.
Они пошли.
— Как тебя зовут? — повернул к ней голову Марис.
— Байба, а тебя?
— Марис. Значит, будем знакомы!
И оба засмеялись.
В автобусе они дружески болтали о поп-музыке, дисках, записях, кассетах, популярных певцах. Байба была по-своему наивна, может быть, даже ограничена, но в то же время довольно ушлая, пришел к выводу Марис.
Когда они поднялись на третий этаж его дома, Марис, приложив палец к губам, шепнул:
— Только тихо. Неудобно получится, если соседи тебя увидят.
— Соседи? — смешалась Байба.
— Ну да. Я снимаю комнату у хозяев.
Он бесшумно отпер дверь, и они вошли в квартиру. Но все равно одна дверь приоткрылась и кто-то посмотрел им вслед.
В комнате Марис ей сказал:
— Сними джинсы. Я не буду смотреть. Посиди тут, — он показал на полумягкий стул у телевизора.
Байба ловко, без стеснения сняла джинсы и, оставшись в почти прозрачных кружевных трусиках, вызывающе стояла посреди комнаты. Марис не успел отвернуться и уже не мог отвести глаз от тела девицы. Только теперь он ее по-настоящему увидел. Несмотря на девичье, как бы даже наивное личико, у нее была фигура зрелой женщины: круглый зад, развитая грудь, длинные, красивые стройные ноги. Ее светлая кудрявая детская головка, казалось, не могла принадлежать телу этой женщины.
Марис схватил джинсы и убежал в ванную комнату. Разыскал бензин и стал энергично чистить.
Когда он с вычищенными брюками вернулся в комнату, Байба уже успела похозяйничать: на столе стояло шампанское, которое Марис держал в холодильнике — к своему дню рождения, на тарелках — нарезанная колбаса, сыр, хлеб и прочее, из того, что он привез из деревни, где жили его родители. Коробку конфет — и ту она нашла. Байба сидела на диване, курила сигарету и выглядела весьма довольной.
— Давай поужинаем, а заодно отметим мое спасение и наше знакомство, — приподнятым тоном сказала она.
Марис пожал плечами и на заставил себя просить дважды. Сел за стол и откупорил бутылку.
— За дружбу! — подняла бокал Байба. — Ты мне понравился, — сказала она просто, и они выпили.
— Ты мне тоже, — отвечал Марис, ставя на стол свой бокал.
Так они просидели до позднего вечера. Байба рассказывала разные смешные истории.
— Молодежь часто собирается в кафе, — наконец сказала она, — и если парень девушке понравился, то ей нечего стесняться, это мещанство — надо отдаться своему желанию, ведь жизнь проходит так быстро, и упущенного уже не вернуть.
Марис взглянул на часы. Они показывали половину второго ночи.
— Что ты, Марис, смотришь на часы. Все равно я никуда уж не могу уехать, транспорт давно не ходит. — Она посмотрела на Мариса невинным взглядом. — Придется мне до утра побыть у тебя. Ты меня не прогонишь? Покажи мне, где ванная комната и туалет.
Марис пожал плечами, как бы говоря — как знаешь, и открыл дверь в прихожую.
— Тут рядом, налево.
Байба мылась долго. Потом вышла оттуда совершенно голая, накинув на плечи его махровый халат. А вещи свои принесла в руках и положила на стул. Как-то особенно ему улыбнувшись, она залезла под одеяло на диване, который Марис уже застелил. Он стоял, не зная, что делать.
— Что ты стоишь, Марис? Уже поздно, иди спать, — развеяла она его сомнения.
Он не заставил себя ждать. Быстро разделся, потушил свет и лег с ней рядом. Тело девушки было теплое, мягкое, приятное. Она повернулась к нему, прижалась всем телом и обхватила руками его за шею. «Ой-й…» — простонала Байба и вздрогнула. Марис закрыл ей рот пылким поцелуем. Ее полные губы были солеными и влажными. В нем вспыхнула страсть. Она разлилась по всему телу. Он целовал ее лицо, шею, мягкие круглые груди. Байба отвечала страстными поцелуями и учащенно дышала… Марис схватил ее за колено и медленно продвигался рукой все выше. Байба громко застонала и в страшном нетерпении стала изгибаться. Марис больше не мог сдержаться и навалился на нее…
Марис, обессиленный, откинулся на спину. Девушка сбросила одеяло на пол и лежала голая.
— Милый! — тихо шептала она. — Как нам хорошо! — и нежно куснула его в мочку уха.
Он снова повернулся к Байбе и снова стал ее целовать…
Сомнений не было — она была опытной женщиной…
И вот теперь этот нелепый арест!
— Нет! — хотелось ему кричать. — Я ни в чем не виноват, не насиловал я, она сама, сама залезла ко мне в постель, сама со мной пришла и разделась донага. Нет, нет, нет!
Но он, стиснув зубы, молчал.
— Послушайте, Спрогис, — словно в страшном сне слышит он неприятный скрипучий голос следователя Граудыньша. — Вы же юрист и понимаете…
Вид у Мариса страшный. Его жестоко избили. Он с трудом открывает распухшие губы.
— Никакой Байбы Сеглиньш я не знаю. У меня дома никого не было, — уже который раз упрямо бормочет он.
— Хозяйка квартиры Витол видела, как вы привели девушку.
— Хозяйка врет, она имеет на меня зуб, так как я оставил в кухне грязную посуду. Она хочет от меня избавиться.
— Допустим, — злорадно усмехаясь, как бы соглашается Граудыньш. — Но Байба Сеглиньш, торопясь утром, забыла на зеркале свою расческу у вас в комнате. Там осталось и несколько ее волос.
— Их принесли полицейские, те, которые пришли меня арестовывать.
— А вашу сперму ей в половые органы тоже впрыснули полицейские? Вот заключение экспертизы. И телесные повреждения причинили тоже они? Вот заключение. — Граудыньш, как азартный игрок, мечет козырь за козырем на небольшой стол следственной камеры.
Марис молчит, глядя в пол.
— И девственную плеву тоже прорвали полицейские? — хитрый бесчестный ход предпринимает следователь.
Марис ловится на крючок. Он поднимает налитые кровью глаза под сине-черными веками.
— Не была она девственницей! — в отчаянии хрипит он. И тут же понимает, что сделал глупость.
— Значит, вы все-таки спали с Байбой Сеглиньш? — саркастически смеется Граудыньш. Он торжествует победу.
Марис раздавлен, поэтому допускает ошибку за ошибкой, делает глупость за глупостью. А когда он это осознает, уже поздно. Обратной дороги нет. Признать, что Байба была у него дома, значит признаться в преступлении. Этого Марис больше всего боится. Правде никто больше не поверит. Правда будет выглядеть бледной, сомнительной в сравнении с фактами…
Трудно сказать почему, но в подобных ситуациях глупее всех ведут себя юристы — следователи, прокуроры, судьи, адвокаты. Они абсолютно беззащитны, беспомощны, и меньше всего умеют сами себя защитить. Почему? Видимо, потому, что их привычный статус резко, одним махом опрокинут, низвержен. К чему-то такому они не готовы. И столь тяжелый удар полностью парализует.
Граудыньш огладывает изуродованное лицо Мариса.
— Основательно они вас отделали. Я распоряжусь, чтобы вас перевели в отдельную камеру. Ну так как? Поймите же, друг, — вдруг становится доброжелательным Граудыньш. — Нет у вас другого выхода, кроме как признаться и назвать смягчающие вину обстоятельства. Ну хотя бы, что девушка по своей воле пришла к вам домой, что вы неправильно ее поняли, что у вас нет достаточного опыта в отношениях с женщинами… И… ну, скажем, в запале не могли совладать с собой и, когда она стала сопротивляться, ее ударили… Все мы только люди, только человеки. Все это еще можно понять… Но запираться? Запираться бессмысленно. Вина доказана. Ведь Байба Сеглиньш сразу, в то же утро пришла со своей тетей в полицию и подала жалобу. На тяжкие побои и изнасилование. Она подробно рассказала, Спрогис, кто это сделал, и указала ваш адрес. От своих показаний она не отказалась. Так что, — качает головой Граудыньш, — как говорится, шах и мат, или мяч в воротах.
Марис долго молчит, опять глядя в пол, потом глухо бурчит:
— Я отказываюсь давать показания!
— Вообще или только мне? — добродушно, не без задней мысли спрашивает Граудыньш.
— Вообще в ходе всего следствия!
— Жаль. На суде это будет не в вашу пользу. Но мне все равно!
Граудыньш нажимает кнопку звонка в крайней доске стола. Входит солдат конвоя.
— Уведите заключенного, — бросает ему Граудыньш, — и держите отдельно! С сегодняшнего дня у него будет другая камера.
Марис закладывает руки за спину и, не оглядываясь, уходит.
Глава тридцать восьмаяАДВОКАТ ИНГУЛА СИЛИНЬШ
Телефон звонил настойчиво и долго, но Розниекс не брал трубку. Он старался привести в порядок черновики и копии, оставшиеся от уголовного дела. И вновь раздался звонок, прямо-таки настырный.
Розниекс нехотя поднял трубку.
— Алло! — недовольно буркнул он. — Розниекс слушает.
Прошло какое-то время, прежде чем в трубке раздался молодой женский голос.
— Вас беспокоит адвокат Ингула Силиньш. Мне очень нужно с вами поговорить.
— И правда беспокоите, не вовремя, — не очень-то вежливо отрезал Розниекс, сам же почувствовал неловкость и смягчился: — Что вам угодно, госпожа адвокат или мадмуазель, не знаю? У меня в производстве больше нет ни одного уголовного дела. Вам, видимо, дали не тот адрес.
— Тот, тот самый, господин Розниекс. — Женщина говорила теперь смелее. — Ко мне обратились мои старые знакомые — родители Мариса Спрогиса. Мы с Марисом вместе учились… — Трубка опять замолчала.
— Хм, — задумчиво прокашлялся Розниекс. — Чем же вы можете ему помочь? — Он выдержал паузу. — И кроме того, дело ведь не у меня. Его расследует совсем другой следователь. Звоните ему.