— Но ведь незнакомая женщина не тетка! Ну-у, господин следователь, — с откровенной насмешкой протяжно выговорила Ингуна. — И полиция тоже нигде эту «тетушку» не зафиксировала, не потребовала заявления или объяснения? Странно, очень странно. А что насчет так называемого изнасилования вам показал обвиняемый Марис Спрогис?
— Сначала говорил, что эту девушку не знает и никакой женщины у него ночью не было. Но когда я сказал, что девушку видела квартирная хозяйка, что в комнате найдена ее расческа, под диваном трусы и про сперму, что у девушки сильные телесные повреждения, Спрогис отказался от дачи каких бы то ни было показаний.
— Испугался, бедный парень, ваших железных трафаретных доказательств. Дайте мне, пожалуйста, разрешение встретиться с ним в тюрьме. И обещаю вам — он согласится дать показания.
— Такие, какие вы ему подскажете?
— Он будет говорить только правду. В такой ситуации единственное его спасение — правда. Правду можно доказать, и я обещаю это сделать.
Граудыньш чувствовал ее решимость, и ему стало не по себе. «Черт возьми! — сердился он про себя. — Изгадит мне эта бабенка такое верное, доказанное дело!» Все газеты ведь уже написали о следователе-насильнике. Даже Граудыньша по телевидению показали и похвалили. Не дай Бог дело окончится пшиком — что скажет начальство?
— Может, вы еще попросите освободить Спрогиса из заключения под расписку? — ехидно заметил Граудыньш.
— Попрошу, но не сегодня. В другой раз, когда у меня будет побольше мотивированных доводов, — очень спокойно парировала Ингуна. — Когда мы снова встретимся? — Она медленно встала со стула.
— Вместе со Спрогисом или без него?
— Как пожелает сударь, — Ингуна вновь пустила в ход свою очаровательную улыбку, которая никогда ее не подводила.
— Вы обещали поговорить со мной и не о делах…
— Не торопитесь. У нас еще все впереди. Не последний же раз мы встречаемся. — Она прищурилась и подала ему свою мягкую теплую руку с наманикюренными пальцами — как обещание на будущее.
Граудыньш в поклоне галантно поцеловал руку.
— А как обстоит с делом, которое расследовал Спрогис, об этих ужасных убийствах в лесу? Что за этим кроется? Кто теперь ведет это дело? — как бы между прочим, из чисто женского любопытства поинтересовалась она и, соблазнительно качая бедрами, направилась к двери, будто вовсе и не ждала ответа, будто это был вопрос ради вопроса.
— Ничего за этим не кроется. Взаимные разборки мафиози… И ничего сейчас с этим делом не происходит. Лежит у начальника в сейфе. Уже который день его изучает. Пока не расследует никто. Кто возьмет такое темное дело? Я, например, не жажду. Не так-то просто взять чужое нераскрытое дело и начать все сначала.
Ингуна любезно помахала ему рукой и закрыла за собой дверь.
Глава сорок втораяЕЛЕНА ИДЕТ ОДНА
Елена шла по узкой, мощенной булыжником улочке. Теперь этот район называется Латгальским предместьем. Раньше это был Московский район, а еще раньше — Московский форштадт. По обе стороны улочки тянутся старые, покосившиеся от времени деревянные дома и домишки. Тут они в основном одно-, двух- и трехэтажные, с узкими окошками, островерхими черепичными крышами, обширными чердаками. Кое-где стоят еще низкие, кривые заборы. Раньше дома красили в коричневый, зеленый или желтый цвета, теперь дома грязные, серые, обшарпанные и запущенные донельзя.
«Печальная картина, — подумала Елена. — Когда-то у этих домов были хозяева, они поддерживали тут порядок. Ведь это было их имущество, их собственность. Домоуправления сгубили все, что можно было сгубить. Бывшим хозяевам и их наследникам обратно уже и получать-то нечего. Такие развалюхи восстанавливать или ремонтировать нет никакого смысла. Внутри все сгнило или сломано, нет никаких удобств. Налоги же за дом или землю придется платить, да еще какие… Так и стоят эти дома и домишки, жалобно глядят своими мутными — где закопченными, где грязными — окошками на мир, в котором им уже нет места…»
Елена пристально всматривалась в номера домов. Полковник Стабиньш предлагал ей кого-нибудь из работников полиции на роль приятеля или кавалера. Но Елена отказалась: в присутствии мужчины по-настоящему женский разговор вряд ли получится. Мужчина вызовет подозрение — тут нужна полная доверительность. Задание не из легких: вызволить Мариса и тем самым освободить руки Розниексу и Стабиньшу для дальнейших действий. А кроме того — выяснить, кто из работников полиции работает на мафию.
«Вот здесь!» — нашла наконец Елена.
По просторному двору с несколькими кривыми и чахлыми дверцами носились грязные оборванные детишки, похожие на цыганят. Рядом на скамейке молодая цыганка кормила грудью младенца. В глубине двора — широкий и приземистый двухэтажный деревянный дом с наружной деревянной лестницей. Квартирных номеров на дверях нигде не видно. Елена подошла к цыганке:
— Не скажете ли, где тут живет Ольга?
— Вы имеете в виду Лялю? — цыганка приветливо улыбнулась. — Здесь. Поднимитесь вот по этой лестнице. Вон ее окно…
— К нам гости? — Ольга в грязном, неопределенного цвета и рисунка халате показалась в дверях. — Заходи, заходи! Сейчас приготовлю чай, а то ведь кофе нынче очень дорогой, — затараторила она.
Елена, опираясь на хлипкие перила и напряженно глядя под ноги, поднималась наверх. «Зря обула туфли на высоких каблуках, — подумала она про себя. — И вообще — одеться надо было попроще. Откуда мне было знать, что она так живет? Тогда в гостях Ольга выглядела скорее как шикарная дама».
— Проходи, не стесняйся! — Ольга пошире распахнула дверь. — Мой старик вчера нажрался. Буянил, буянил, а теперь храпит как леший!
Из глубины полутемной комнаты действительно доносился мощный, с присвистом храп.
Елена остановилась в дверях.
— А удобно? — словно сомневаясь, спросила она.
— Иди ты срать, — засмеялась Ольга. — Не тяни! Он каждый день так! Что ж, из-за него теперь людям ко мне придти нельзя? Проходи, говорю! — Ольга схватила Елену за руку.
Комната была большая и довольно неуютная. В углу старый стол с четырьмя простыми табуретками, у стены — матрас на чурбаках, постель не прибрана, тут же шкаф с открытыми дверцами. Елена подумала: наверно, если попытаться закрыть дверцы, то раздастся резкий скрип и хозяин проснется. Все вокруг было грязно и неухоженно. В углу — сломанные детские игрушки и рваная книжка с картинками для раскрашивания.
— Ну проходи же, садись! — Ольга буквально силком затащила Елену в комнату. — Не бойся — этого хряка пушками не разбудишь!
Елена проверила, достаточно ли чиста табуретка, и присела на краешек. «И все же хорошо, что я пришла одна», — окончательно подытожила она.
— А где Байба? — игриво спросила Елена.
— Где Байба? — повторила Ольга. — Откуда ж мне знать! Сегодня еще не приходила. Где-нибудь…
— Разве она не живет с тобой?
— Почему не живет? Живет, как же иначе?
— Ну и где ж твои крутые доллары? И отчего ты так плохо живешь?
— Ха, доллары! Вон где мои доллары! — Ольга рукой махнула в сторону храпящего мужчины. — Он как бездонная бочка. Да и Байбе приходится одеваться. Разве ты не знаешь, сколько сегодня стоят приличные импортные шмотки? И вообще — не мои это доллары, а ее. Что тут еще скажешь… — вздохнула Ольга и села за стол. — Что будем пить? Чай или все же кофе? Байба мне немножко принесла. Она кофе пьет только с коньячком — дюже интеллигентная стала. По улицам больше не шляется. Посещает дорогие рестораны, якшается только с иностранцами. Шпрехен зи дойч, парле ву франсе, гуд бай, Джонни!
— А где ж она их принимает? — спросила Елена и тут же пожалела о том, что ляпнула лишнее. Вдруг Ольга обидится? Но нет, та не обиделась, отреагировала вполне нормально:
— У нее теперь свой офис, комнатка и кухонька в самом центре. Очень даже красиво. Я раз была у нее. Байба, правда, рассердилась, зачем я пришла. Но вообще-то она не вредная — у нее злость быстро проходит. В тот раз к ней один господин зашел и еще две девочки. Мне пришлось выметаться…
Ольга медленно поднялась с табуретки и вышла из комнаты. Елена осталась одна. Вдруг откуда-то выкатился кривоногий малыш с голой попкой и огромной головой. Сопли у него текли по мясистым губам до самого подбородка.
— Иван, вернись! Вернись, тебе говорят! — донесся подростковый девичий голос из соседней комнаты.
Но Иван возвращаться не хотел, а упрямо катился на своих кривых ножках к Елене.
В комнату вбежала девочка лет четырнадцати, одетая в короткую юбчонку и пеструю кофту. Схватив Ивана за руку, попыталась его утащить. Иван воспротивился и истошно заорал. Девчонка подняла его вверх и орущего вынесла из комнаты. Тут и Ольга появилась — с дымящимися чашками, хлебом и помидорами на пластмассовом подносе, явно украденном из общепитовской столовой.
— Вот и я, — она подошла к настенному шкафчику и вытащила оттуда наполовину опорожненную бутылку водки да глиняные чашечки. — Видишь, это я от своего старика сховала. А не спрячешь, так гостя угостить нечем будет. — Ольга снова уселась за стол. — Ты наверняка еще не обедала. Поедим что Бог послал. Я ведь обеды не готовлю, мы и без них обходимся. Некогда мне по рынкам-то ходить. Все равно везде все так дорого. Не знаю, как дальше жить будем, — Ольга налила водки в чашечки. — Давай выпьем за мою Байбу, за ее успехи! — Ольга жадно, в один глоток перелила водку из чашки в рот. Проглотила, крякнула и выдохнула: — Эх, хорошо! — Затем взяла кусочек хлеба, понюхала, откусила и принялась медленно жевать.
Елена внутренне вздрогнула, но, переборов себя, медленно выпила несколько глотков и тоже взяла кусочек хлеба. Ольга тут же налила себе еще.
— Мне пока хватит, — Елена накрыла ладонью свою чашку.
— Ну хватит, так хватит, — Ольга как-то странно рассмеялась.
Выпила и опять налила себе. Бутылка опустела.
— Жаль, — вздохнула Ольга. — Больше нету.
Елена поднялась, взяла свою сумку, которую оставила на табуретке возле шкафа, достала оттуда бутылку коньяка и коробку