Море встретило их спокойным приятным ветерком, оно лениво катило к пляжу гребешки волн. Немноголюдно — изредка встречались одиночки или пара гуляющих. Какая-то женщина, уже в годах, облаченная в тренировочный костюм, тяжело дыша и поминутно отирая пот, пробежала мимо. День — рабочий, да и купальный сезон давно закончился.
Медленно гаснущее солнце готовится на ночной покой — устало скользит к горизонту.
— Не знаю, почему, но я всегда думаю, что наши старые мастера живописи намного лучше нынешних — молодых. — Алина снова заговорила на прежнюю тему. — Может потому, что они получили западное и российское художественное образование. А может, потому, что они работали не спеша? Ведь их произведения очень серьезные. Я недавно была в Художественном музее — смотрела полотна наших классиков и те картины, которые возвратились из-за рубежа.
— Совсем не то, что мы недавно видели, — вроде печального скрипача, — соглашается Юрий.
Алина и Юрий идут по пляжу и увлеченно разговаривают, никого не замечая вокруг.
— А как ты оцениваешь абстракционизм? — спрашивает Алина.
— Их нельзя оценивать однозначно, — немного подумав, отвечает Юрий. — Если ты проникаешься содержанием картины, если она вызывает размышления, а иногда сама как бы подсказывает свою суть, если автор через картину может повлиять на тебя, вызвать перемену настроения, то она, конечно, произведение искусства. В противном случае — просто мазня.
Ветер усилился. Волны с шумом набегают на берег и откатываются словно нехотя. Незаметно начало темнеть. На пляже больше ни души.
— Знаешь, — Алина сказала очень тихо. — Мариса арестовали… за изнасилование. Очень странно…
Юрий молчал, сцепив зубы. Потом, не разжимая челюстей, зло бросил:
— Сволочи!
И больше не добавил ни слова. Алина поняла, что Юрию что-то известно, но решила не расспрашивать. Захочет — сам расскажет.
— Послушай, Юрий, ты что-нибудь рисовал в последнее время? — спросила она, чтобы сменить тему. — Я хочу увидеть. — Алина встала перед ним, словно загораживая путь. — Теперь ты от меня никуда не денешься.
Юрий поразмышлял несколько минут и только потом решился:
— Если ты уж так хочешь, покажу. Но только с одним уговором — я тебя после этого сразу отвезу в Ригу.
— А ты? — Алина удивленно подняла брови.
— Я? Я сейчас живу в здесь, в Лиелупе. Снимаю комнатушку.
— О’кей! Пошли!
Темнота опустилась на прибрежные дюны, на улицах зажглись фонари. Алина и Юрий, держась за руки, пошли в сторону реки.
— Запомни — мы зайдем всего на несколько минут, — напомнил Юрий. — Я не готовился к приему гостей. И вообще я не привык это делать.
Алина промолчала, а на лице у нее появилась добродушная, лукавая улыбка. Они молча поднялись по старой расшатанной лестнице и вошли в чердачную комнатку — небольшую, но уютную. Юрий включил свет и отодвинул занавеску на стене — Алине открылась небольшая выставка картин.
— Ой, наша старая сосна! — с детским восторгом воскликнула она. — А вот наша горбатая горка с соснами, похожая на бизона, которого преследуют древние охотники. А что это за девушка? — Алина показала на небольшую картину, где была изображена обнаженная девушка, сидящая спиной к зрителю. Ноги ее опущены в воду, она вполоборота смотрит — не видит ли кто ее. — Что это за девушка? — снова спросила Алина, густо покраснев. — Почему я обнаженная? Ведь ты меня никогда обнаженной не видел!
— Потому что считаю тебя очень красивой. Может, не столько внешне, сколько внутренне. Ты такая умная, добрая. Я хотел изобразить тебя как можно правдивее, ведь женское тело всегда было символом красоты.
— Да, понимаю, — смущенно пробормотала Алина. — Но я совсем не такая красивая. У меня ужасно много недостатков. Ведь я по гороскопу Лев, а это очень гордый и властный зверь. А что там за ужасное изображение — ладонь с отрубленными пальцами. Как они кровоточат! Ужасная картина!
— Это я и моя линия судьбы, мои кровоточащие надежды.
— Покажи мне свою руку, — Алина схватила Юрия за руку и стала вглядываться в линии на ладони.
— Знаешь, даже говорить тебе не хочется, ничего хорошего я не вижу, — она серьезно посмотрела в серые глаза Юрия и отвернулась, подавив вздох.
— Говори, Алина, я не боюсь услышать даже самое страшное. Я и сам знаю, что моя жизнь добром не кончится. Но это мой единственный путь. Говори! — сказала он тихо, но почти повелительно.
— Ну, если настаиваешь — скажу. Может, так и лучше. Каждый человек в конце концов должен знать свою судьбу. Может… Может, ему удастся что-то изменить или по крайней мере подготовиться к неизбежному… У тебя была трудная, даже трагическая жизнь, но впереди — еще страшнее… — Алина оборвала фразу.
— Знаешь, от судьбы не уйдешь. Каждый человек рождается со своей судьбой и живет с ней всю жизнь — кто хорошую, кто плохую, кто длинную, кто короткую. И никто не имеет права осуждать его за это.
— Судьбой нельзя оправдать поступки человека, — возразила Алина. — Ведь человек — не запрограммированный робот. Человек — созданье свободное и независимое. А судьба — всего лишь основные этапы и направления его жизни. Человек очень многое может изменить в своей жизни. Никогда нельзя складывать руки, полагаясь на сверхъестественные силы. Да, человек слаб, поэтому он ищет поддержки и помощи, ведь он хочет выжить. Но он не настолько слаб, как ему представляется. Он просто не осознает своей силы и скрытых возможностей. Судьба тоже не такое уж однозначное понятие. Судьбе можно и воспротивиться, ее можно победить.
— Ты так считаешь, Алина?
— Просто уверена.
— Нет, человек не всегда может быть сильнее самого себя, не говоря уже об обстоятельствах или других людях.
Алина, склонив голову набок, молча думала над словами Юрия.
— Расскажи мне о себе, о своей судьбе! Знаю, что иногда это нелегко, и все же расскажи! Может, я тебе чем-нибудь помогу, и тебе станет легче.
Юрий молчал, опустив глаза. Видно было, что он никак не может решиться. Потом, тяжело вздохнув, сказал:
— Если ты так настаиваешь, расскажу. Ты меня возненавидишь, и на том будет все кончено. Жаль! Но коли хочешь, то слушай! Я вор, Алина, неисправимый и несколько раз судимый вор, и, как у нас говорят, вор в законе. А мой дом — тюрьма и зона. — В голосе Юрия слышались осуждение и презрение к собственной жизни.
Но Алина не проявила никакого удивления. Словно то, что сказал Юрий, вполне нормальное дело.
— Я это поняла еще тогда, в Калнгале, когда ты ушел от нас и надолго пропал. Но ведь ты ж не родился вором, — Алина смотрела на Юрия с сочувствием.
— Да, не родился.
— А почему ты им стал?
— Это длинная история.
Юрику не было и трех лет, когда умер отец. Он помнил только сильные руки отца, его волосатую грудь, к которой отец часто прижимал его. Еще Юра помнил большой грузовик — его смастерил отец. На похороны отца мальчика не взяли. Он помнит только заплаканную мать и много чужих теть и дядь, тихо переговаривавшихся между собой. Потом все ушли. А Юра остался дома с няней — старушкой Жанной. Тогда он еще не знал, что именно с этого момента жизнь его круто изменится. Через некоторое время была пышная свадьба. Юре тогда исполнилось уже пять лет. Гости много ели, пили, распевали песни, поднимались с места и стоя провозглашали тосты. Они кричал: «Горько!», после чего мама целовалась с чужим дядей. Юрику это очень не понравилось. Он тихонько ушел к себе в комнату, упал на свою кровать не раздеваясь и горько-горько заплакал… Когда Юре исполнилось шесть лет, мама принесла домой сестренку — сморщенное и некрасивое созданье без волос, — которой все взрослые восхищались и каждый расхваливал на свой лад — кто говорил: какая прелесть, ну вылитая мама, а кто: такая хорошенькая — вылитый папа! А Юре говорили только одно: ты теперь большой и должен сестричку нянчить. Но Юра не хотел нянчить сестренку Лору. Ему больше нравилось играть с ребятами в прятки во дворе.
Новый папа говорил с Юрой мало. Он носил форму с золотыми погонами. А дома, когда переодевался, заставлял Юру приносить ему тапки и подавать штаны от теплой пижамы. С мамой он тоже был суров. Она часто приходила к Юре в комнату и плакала. Однажды Юра впервые сбежал из дома. У какого-то дяди на троллейбусной остановке он попросил денег на билет. Тот спросил, куда Юра собирается ехать и, узнав, что в теплые страны, взял Юру за руку и отвел в милицию. За побег отчим больно выпорол мальчика.
Юра очень любил рисовать. Целыми днями он мог пролежать на полу, рисуя людей, дома, лес, речку. Рисунки удавались, и Юра решил стать художником. Однажды, застав пасынка за этим занятием, отчим долго рассматривал рисунки, потом схватил их и изорвал в клочья. «Мазня это, да и только!» — заявил он и на другой день принес Юре другие игрушки — автомат, пистолет, солдатскую каску с красной звездой и деревянные гранаты. «Будешь офицером», — сказал он и тут же начал отдавать команды: напррраво, налееево, встать, лечь, кррругом, шагооом мммарш!.. И так каждый день после возвращения из казарм, где проходила его служба. Мать все это видела, пыталась как-то повлиять на отчима, но у нее ничего не вышло. Тогда Юра убежал из дома снова. Под Москвой его поймали в поезде и отправили обратно домой.
Однажды отчим взял Юру за руку и повел к какому-то важному генералу. С того дня мальчика зачислили в Краснознаменное военное училище имени Суворова. Но Юра очень не хотел становиться офицером — он хотел стать художником. Он продолжал рисовать. Его рисунки были даже выставлены в красном уголке. Однажды командир долго и терпеливо объяснял, что рисование — дело хорошее, если еще и удается, но в нем должно быть побольше военно-патриотической тематики, чтобы тем самым оказывать влияние на других воспитанников.
Через два года Юрий из училища сбежал на Север. Там он скитался без определенного места жительства, жил случайными заработками да еще тем, что давали ему добрые люди. Но все время рисовал. Иногда его рисунки покупали. Потом купил полотно, краски, кисти и начал уже рисовать по-настоящему…