Последняя инстанция — страница 87 из 94

димся утром.

Сейчас девять вечера. Сижу на кухне в доме Анны, пожевываю толстый кусок чеддера и попиваю красное вино из бокала. Все путем, незачем отравлять себе существование мрачными мыслями — только вот глотать почему-то тяжело. Вес сбросила. Не знаю сколько. Аппетита у меня нет, и я вернулась к пагубной привычке периодически выходить на улицу, чтобы перекурить. Где-то раз в полчаса пытаюсь связаться с Марино — безрезультатно. Из головы не выходит папка Бентона. С тех пор как на Рождество я просмотрела ее содержимое, все о тех письмах думаю. Ближе к полуночи раздается телефонный звонок, и я решила, что капитан наконец-то прочел мои сообщения.

— Скарпетта, — отвечаю.

— Это Хайме, — доносится до меня четкий, уверенный голос прокурора.

От удивления умолкаю. Хотя тут же вспоминаю, что персонаж она решительный. В любое время дня и ночи без колебания вызовет человека на разговор, если предполагает посадить его за решетку.

— Мы созванивались с Марино, — начинает она. — Так что, надо думать, вы осведомлены о моем положении. Или, пожалуй, вернее будет сказать, о нашем с вами положении. Вообще-то, вы, наоборот, должны радоваться, что этим делом занимаюсь я, Кей. Я вас не собираюсь натаскивать, но послушайте моего совета. Просто говорите перед присяжными то же, что и мне. И попробуйте не нервничать.

— По-моему, я уже разучилась нервничать.

— Главное, почему я звоню — у меня для вас информация. Мы проверили ДНК на почтовых марках. С писем из папки «По инстанции», — сообщает она, будто я вновь готова ее слушать. Надо понимать, ричмондские лаборатории выходят теперь напрямую на нее. — Похоже, тут у нас Брэй наследила. Во всяком случае, это она лизнула марки, и, надо полагать, она же занималась корреспонденцией. Голова у нее хорошо варила — ни одного пальчика. На нескольких письмах есть отпечатки Бентона: видно, открывал, еще не догадываясь об их содержании. Думаю, он знал, что наследил. Правда, непонятно, почему в папке не оговорился. Мне просто интересно: он когда-нибудь упоминал про Брэй? Есть ли какие-то основания предполагать, что их нечто связывало?

— Не припомню, чтобы о ней речь заходила, — отвечаю. Услышанное в голове не укладывается.

— Что ж, ну, во всяком случае, такой вероятности отбрасывать нельзя, — продолжает собеседница. — Она работала в округе Колумбия. Он — в нескольких милях ближе к центру, в Квонтико. Не знаю. Просто я поражаюсь, что эта женщина вообще стала посылать ему такое. И еще думаю, уж не отправляла ли она их из Нью-Йорка с целью пустить Бентона по ложному следу: будто бы эта гнусная корреспонденция исходит от Кэрри Гризен.

— И, как известно, он действительно взял ложный след, — напоминаю ей.

— Тогда нельзя исключать вероятности... пока еще просто вероятности, что Брэй имела отношение к его гибели. — Бергер ставит точки над i.

Тут в голове пронеслось, уж не проверяет ли она меня. Рассчитывает, что я сию минуту разражусь репликой, подписав себе приговор? Ляпну что-нибудь меня изобличающее? «Отлично. Туда ей и дорога. Ведьма получила по заслугам». А с другой стороны, не знаю. Может, у меня просто паранойя и все обстоит совсем иначе. Может, Бергер всего лишь со мной откровенна.

— Я так понимаю, Брэй в разговорах с вами ни разу не упоминала о Бентоне, — продолжает она.

— Да что-то не припомню, — отвечаю я. — Нет, ни разу речи не заходило.

— Вот что мне совсем непонятно, — продолжает собеседница, — так это при чем здесь Шандонне. Положим, Жан-Батист с покойницей был знаком, скажем, пересекались они по делам. Тогда зачем ему понадобилось ее убивать? Да тем более таким образом. Неувязочка. Не вписывается в модус операнди. Как вам кажется?

— Может, сначала «Мириндой» меня отпоите, а потом уже пообщаемся на тему убийства Брэй? — только и нашлась что ответить. — Или отложите вопросы до слушания?

— Вы не арестованы, — отвечает Бергер. Поверить не могу: говорит со смешком, словно находит ситуацию занятной. — Обойдемся без прохладительного. — Тут она снова посерьезнела. — Я с вами не играю, Кей. Помощи вашей прошу. Радуйтесь, что в этом зале допрашивать свидетелей буду я, а не Райтер.

— Мне жаль, что вообще кто-то будет в этом зале. Там никому не место. Уж во всяком случае, в связи со мной.

— Итак, у нас два ключевых момента, в которых, кровь из носу, надо разобраться. Семенная жидкость по делу Сьюзан Плесс не принадлежит Шандонне. К тому же теперь появилась новая информация о Диане Брэй. Это просто инстинкт, да только мне не верится, что они с убийцей были знакомы. Во всяком случае, не лично. Я все-таки склоняюсь к мысли, что за своими будущими жертвами он наблюдал лишь издали. Смотрел, следил, фантазировал. И, кстати говоря, Бентон тоже так думал, когда изучал дело Сьюзан.

— Он придерживался мнения, что семенная жидкость принадлежит убийце? — спрашиваю я.

— Бентон и мысли не допускал, что в деле замешано более одного исполнителя, — признается Бергер. — До ричмондских убийств мы вообще искали хорошо одетого симпатичного человека, с которым Сьюзан ужинала в «Люми». О самопровозглашенном оборотне с генетическими аномалиями и речи не шло.

И что, предполагается, будто я после всего этого должна хорошо спать? Куда там. То и дело проваливаюсь в тягостную дремоту, просыпаюсь, хватаю будильник, смотрю на часы. Время течет еле заметно и неумолимо, точно сползающие ледники. Мне снится, что я у себя дома и у меня щенок, желтая девочка, лабрадор-ретривер. Очаровашка с длинными тяжелыми ушами, огромными лапами и уморительно-умильной мордочкой. Она похожа на плюшевых зверюшек, которых я видела в одном замечательном магазине игрушек в Нью-Йорке, «Шварц». Когда Люси была маленькой, я частенько туда заглядывала подыскать для нее какой-нибудь приятный сюрприз. Во сне, в этом сгустке фантастических образов, порожденных моим подсознанием, я играю со щенком, щекочу девочку, а она лижет мне лицо и отчаянно виляет хвостиком. И тут я вдруг каким-то образом снова захожу в свой дом, там темно, холодно и пусто — ни одного живого существа, полное безмолвие. Зову щенка (не помню ее имени), мечусь по комнатам, всюду пусто. Просыпаюсь я в гостевой спальне в доме Анны, плачу навзрыд.

Глава 33

Наступило утро, мы летим над деревьями, а внизу клубится туман. Мы с Люси в ее новой машине вдвоем: Джек проснулся с ломкой и в лихорадке, а потому остался дома. У меня смутные подозрения, что недужит он неспроста. Виною всему скорее всего похмелье; сильно опасаюсь, что проснулись в нем дурные наклонности как раз из-за меня — все те, с кем я работаю, подверглись нестерпимому напряжению. Он-то ведь в жизни был всем доволен, а теперь ситуация перевернулась вверх тормашками.

«Белл-407» — черный, с яркими полосами вертолет. В нем пахнет как в салоне нового автомобиля, и двигается он ровно, как по полосе тяжелого шелка. Мы направляемся на восток, восемьсот футов над землей. Я погрузилась в изучение местной карты, которая лежит у меня на коленях, и сличаю условные изображения линий электропередачи, дорог, железнодорожных путей с теми, что проносятся за бортом. Наше местонахождение известно точно: вертолет напичкан средствами навигации до отказа, лучше, чем у «конкорда». Просто сейчас хочется чем-то себя занять, чем угодно — лишь бы уйти в дело с головой.

— Две антенны по направлению час. — Указываю на карту. — Пятьсот тридцать футов над уровнем моря. Дается без поправки, визуально не наблюдаю.

— Вас понял, — отвечает племяшка.

Антенны, должно быть, значительно ниже линии горизонта, а значит, опасности они не представляют, даже если близко будем пролетать. Просто у меня какая-то редкая боязнь препятствий, а в наш век постоянно развивающейся связи их возникает на пути все больше и больше. В эфир вышла авиадиспетчерская служба Ричмонда, сообщила, что радиолокационное обслуживание завершено, и посоветовала переключаться на местную связь. Меняю частоту транспондера на тысячу двести, едва различая в нескольких милях прямо по курсу усики антенн. Мощной подсветкой они не оснащены и смотрятся издалека как призрачные, полупрозрачные росчерки карандаша в плотном сером тумане. Указываю на них.

— Вижу, — отвечает Люси. — Ненавистные антенны. — Жмет циклический правый, обходя препятствие значительно севернее — не желает связываться с антенными растяжками: эти тяжелые стальные кабели что снайперы: поражают первыми.

— Слушай, если губернатор прослышит, чем ты тут занимаешься, он сильно разозлится? — звучит в наушниках вопрос Люси.

— Сам сказал: возьми отпуск, отдохни от руководства, — отвечаю я. — А кто утверждает, что я на работе?

— Значит, в Нью-Йорк поедем вместе, — говорит она. — У меня погостишь. Знаешь, я рада, что ты ушла со службы, бросила руководить. Займешься собственным делом. Будешь работать на себя. Может, в Нью-Йорк подашься? К нам с Тиун?

Боюсь ранить чувства Люси: не буду признаваться, что я-то совсем не рада. Хочу здесь остаться. Хочу, чтобы все вернулось на круги своя: дом, прежняя работа — все то, что ушло безвозвратно. Я сейчас чуть ли не беженка, говорю племяннице. Люси же ни на секунду не отвлекается от управления. Знаете, разговаривать с человеком, который пилотирует вертолет, все равно что говорить по телефону. Собеседник тебя фактически не видит. Ни жестов, ни касаний.

Солнце все ярче, на востоке туманная дымка почти рассеялась. Внизу мерцают реки, как свежевскрытые внутренности земли. Джеймс-Ривер отсвечивает белым будто снежная равнина. Мы снижаемся, минуем «Сьюзан Констант», «Гадспид» и «Дискавери» в натуральную величину — модели кораблей, которые в 1607 году доставили в Виргинию ста четырех пассажиров. Вдалеке из-за макушек деревьев на острове Джеймстаун выглядывает обелиск, где археологи возрождают из пепла первое английское поселение Америки. По воде медленно движется паром, перевозя машины на тот берег.

— На девяти часах вижу зеленое силосное поле, — замечает Люси. — Думаешь, оно самое?

Прослеживаю направление ее взгляда и вижу небольшую ферму у самого пролива. На противоположной стороне узкой полоски воды из-за густого сосняка виднеются крыши домов и старые дома-автоприцепы: мотель «Форт-Джеймс» с прилегающим к нему кемпингом. Люси облетает ферму на высоте пятисот футов: убедиться, что приземление ничем непредвиденным не грозит (наподобие линии электропередачи). Оценивает зону посадки, выбирает чистый пятачок. Похоже, удовлетворена; до упора вжимает общий тормоз, и мы снижаем скорость до шестидесяти узлов. Начинаем приближаться к вы