— У меня есть идея, Бэзил. Но нет доказательств.
— Хотелось бы услышать, — ответил Бэзил. — Мне интересно, какие вы сделали из всего этого выводы.
— Я думал об этом весь день, — сказал Райан. — Посмотрите, что получается. Пенрайт утверждал, что в дело с РПБ вовлечены две группы русских. Все эти усилия, направленные на то, чтобы убить всех, кто знал о двухстах четырех миллионах долларов. Экстренные меры по перекладыванию ответственности на ячейку РАФ, а затем уничтожение ячейки, дабы ее члены не могли заявить о своей невиновности.
Джек глубоко вздохнул. Он почти боялся продолжить, потому что, как аналитик, знал, что уходил в опасную область предположений.
— Я полагаю, это внутренние разборки КГБ.
— Почему?
— Из-за денег. Двести четыре миллиона. Все предельно ясно. И, насколько я могу судить, если бы КГБ хотел убить швейцарских банкиров и, возможно, британского агента, они могли действительно поручить это дело РАФ или какой-либо другой левой группировке. Им не нужно было подставлять их. И то, что их подставили, а затем убили, чтобы замести следы, заставляет меня полагать, что это не была операция КГБ. Тем не менее, КГБ был вовлечен в это, потому что как иначе объяснить все имеющиеся контакты и участие Штази?
— Вы полагаете, — спросил Чарльстон, — что некие сотрудники КГБ имеют деньги, спрятанные от остального КГБ, и поэтому держат их в Западной Европе?
— А разве невозможно, чтобы некоторые из них могли утаскивать деньги на левые счета на черный день? Увести их на кодированные счета — в Швейцарии, например — что еще нужно? Вспомните о нацистах в конце Второй Мировой войны. Те, у кого были заготовлены средства, смогли спастись.
— Это все домыслы, Джек, — сказал Чарльстон. — Я не хочу душить ваш плодовитый разум, он показал себя довольно продуктивным, но посмотрите на ситуацию с моей точки зрения. Вы можете это чем-либо подтвердить?
Джек протяжно выдохнул.
— Нет. Ничем.
Чарльстон поднял руки. Он принял решение.
— Истлинг хочет закрыть дело о смерти Дэвида Пенрайта. Я бы не хотел подтверждать это, но без новой информации я подозреваю, что дело повиснет. Также я направлю запрос по поводу «Зенита» в МИ-5, так как они, похоже, уже некоторое время занимались им без нашего участия. Мы сделаем все, что можем, чтобы помочь им в Центральной Европе, но я опасаюсь, что раз они пришли к нам с протянутой рукой, весьма вероятно, что их оперативник попал в большие неприятности. Вероятно, для него уже все кончено.
Джека вдруг пробило.
— Как давно пропал их парень? Уж не тот ли это человек, что помог мне прошлой ночью?
Чарльстон покачал головой.
— Они сказали, что он не выходил на связь уже несколько недель, и, как я помню, он работал в тылу. В Венгрии, вроде бы. Западный Берлин был не его землей.
— У меня немного опыта в таких делах, но разве такие люди не могут долго работать, не выходя на связь? Я имею в виду, что если он находился на задании, у него могло не быть времени заскочить в телефонную будку и позвонить в Лондон. И разве они не могут делать что-то самостоятельно? Кто сказал, что он не оказался в ФРГ в поисках «Зенита»?
Чарльстон задумался.
— Я могу вызвать Холлинса и обсудить с ним ваши соображения, но, как я уже сказал, это не наш человек, и я не могу судить о его методах работы.
Джек вздохнул.
— Итак, что же мы имеем?
В голосе Чарльстона показалось сочувствие, но только в пределах допустимого:
— Вы отправитесь домой к жене и детям, и крепко их обнимите. Вы затолкали Истлинга в Швейцарию, когда он был там нужен. Кто-то спас вам жизнь в Берлине, хотя и, скорее всего, ценой собственной. Гордитесь тем, что вы сделали. Однако, пока пропавший оперативник МИ-5 не будет обнаружен, мы должны будем предполагать, что он находится за занавесом. И, как бы жестоко это не звучало, для него же будет лучше, если мы не станем распространяться о пропавшем британском шпионе.
— Вы хотите сказать, я не должен докладывать об этом в Лэнгли.
— Если МИ-5 официально попросит Лэнгли о содействии, не мешайте им. Но как представителя ЦРУ в МИ-5, я прошу вас не распространяться об этом. Мы не хотим, чтобы этот парень погиб из-за того, что мы говорили о нем.
Джек покачал головой.
— Операция не принесла ничего, кроме длинного перечня оборванных зацепок.
— Такова подчас работа разведчика, юноша. Противник тоже может сказать свое слово, как и мы.
— У меня такое ощущение, что мы проиграли, Бэзил.
Сэр Бэзил Чарльстон положил руку на плечо Джеку:
— Мы не проиграли, Джек. Мы просто не победили.
Глава 82
Дрисколл и Чавес двигались через деревья по северному и южному краям принадлежащего Кастору участка на берегу озера. Они находились всего в двадцати метрах от задней стены шале и, в то же время, были хорошо укрыты. Благодаря большому окну, Чавес мог видеть Райана. В бинокль было хорошо видно, что тот сидел на диване рядом с Оксли, а напротив них у камина сидел пожилой мужчина.
Двое охранников патрулировали заднюю часть шале, так что Динг и остальные никоим образом не могли подобраться ближе, не будучи обнаруженными.
Чавес понимал, что хотя он и мог видеть Джека, Райан оставался в руках противника.
Дом Карузо оставался у воды, укрываясь за парой бочек и эллингом возле причала. Взглянув в бинокль на здание на горке перед собой, он услышал со стороны озера какой-то шум. Судя по всему, двигатель лодки. Он посмотрел в темноту и туман, но не увидел приближающегося света.
Мгновение спустя звук исчез, словно кто-то заглушил двигатель.
Он шепнул в блютуз-гарнитуру:
— Это Дом. Какое-то судно приближается к пристани. Они не включили фонари и заглушили мотор.
— Похоже, у нас проблемы, — отозвался Чавес. — Всем укрыться. Дом, как только поймешь, кто к нам пожаловал, сообщи.
— Понял. Мы сможем как-то предупредить Райана, если начнутся проблемы?
— Да, начнем стрелять, — ответил Чавес. — Способов предупредить Джека, помимо этого, у нас нет.
Слушая Кастора, Джек Райан не мог представить этого шестидесятивосьмилетнего человека молодым оперативником. Он был уверен в себе и умен, и казался Джеку давно потерянным дядюшкой, с которым было приятно поговорить. Хотя тема разговора затрагивала обман со стороны Кастора, приведший к покушению на Джека.
Он понял, что этот человек не видел в себе никакой грязи. Он не понимал, действительно ли Кастор верил во все это или был невероятно одаренным лгуном. Джек знал, что таковых было немало в шпионском мире, где никто не мог остаться сухим и чистым.
— Все, что вы делали на посту главы «Кастор энд Бойл» было направлено на защиту российских властей, — сказал Райан, пытаясь заставить Кастора признать, что он был если и не предателем, то марионеткой.
Кастор покачал головой.
— Нет. Разве я не могу получать вознаграждение за передачу сведений крупным предпринимателям? Да, отчасти я виновен. В промышленном шпионаже.
Райан сказал:
— В пользу предпринимателей, которые заправляют ФСБ и правительством.
— Неужели? — с хитрой ухмылкой спросил Кастор. — Я работал с официальными представителями «Газпрома» и его филиалов. А чем они занимались на заседаниях собственных советов директоров, увы, не моя забота.
Райан задал вопрос, вертевшийся в его голове:
— Зачем вы говорите мне все это?
Кастор ответил:
— Очень скоро ключевые люди в России получат сведения о том, что человек, с которым вы встречались в Корби, был в ГУЛАГе, где Роман Таланов попал в госпиталь с тифом и дал признательные показания. Когда это случится, они решат, что я злоупотребляю своим на них влиянием. Им бы очень хотелось, чтобы эти сведения так и остались слухами. Как только они придут к выводу, что только у меня и Оксли есть сведения, способные их погубить, у них не будет никаких оснований позволять нам ходить по этой земле.
Райан перевел это на человеческий язык:
— Теперь, когда Таланов знает о вас и Оксли, он поймет, что вы обманули его с той видеозаписью. Когда это случится, он пришлет мордоворотов, чтобы убить тебя.
— К сожалению, есть такая проблема. Он не тот человек, который может иронично посмеяться над тем, что его обманули. Он предпочитает быть единственным, кто может обманывать. Я окружил себя охраной, но рано или поздно Таланов доберется до меня, как он добрался до Головко, Зуевой, Бирюкова и всего руководства КГБ и ГРУ, которое он устранил двадцать лет назад.
— Чего вы хотите?
— Я готов обменять информацию, которую собирал на протяжении многих лет на гарантию судебного непреследования и защиту вашего правительства.
— Американского правительства?
— Да. Как я уже сказал, я виновен в некотором промышленном шпионаже. Но я не шпион и не предатель. Я могу более чем искупить свою вину имеющейся у меня информацией. Конечно, твой отец не пойдет против Соединенного Королевства, но я уверен, он сможет убедить Великобританию не преследовать меня.
— А что вы, кстати говоря, вообще можете ему сообщить?
— Что Дмитрий Нестеров, человек, получивший от российского правительства миллиард двести миллионов долларов, есть никто иной, как главарь «Семи сильных людей», известный под кличкой «Глеб Резаный».
Джек посмотрел на Оксли, потом снова на Кастора.
— Вы уверены?
— Более чем.
— Хорошо, но этого не достаточно.
— Это только верхушка айсберга, юноша. Куратор Таланова все еще играет эту партию. — Кастор усмехнулся, выглядя как самый уверенный в себе человек в мире. — Но это мой козырь. Я расскажу это только твоему отцу, лично, как только окажусь в безопасности в США.
Джек собрался ответить, но в этот же момент с кухни прибежал охранник. Он сказал по-английски с сильным акцентом:
— Херр Кастор! Со стороны озера к шале идут какие-то люди. Мы должны увести вас наверх!