е получить. И надоело ему все до чертей, даже жизнь сама. Увидела его злая колдунья и заколдовала. И стал он Троллем, Который Живет на Свалке. И сказала ему колдунья – сидеть тебе здесь на свалке на куче дерьма…
– Фима, ей всего четыре года, – тихо заметила Герда. – Ирочка, с’ect un mauvais mot[7].
– Je sais[8], – ответил клоп-левша. – Это плохое слово.
– Прости. – Фима Кляпов снова откашлялся. – На куче мусора… значит, сидеть на куче мусора, пока прекрасная принцесса не явится и не полюбит, не поцелует Тролля таким как он есть – страшным и… злым на весь мир.
– Тролль не злой. Он в депрессии, – вынес новый вердикт клоп-левша. – А принцесса Тролля, конечно, полюбила и поцеловала. И что было дальше?
– Дальше… А чтобы ты хотела?
– Чтобы Тролль стал опять принцем. Четким правильным пацаном. И женился на принцессе.
– Знаешь, мне такой поворот очень нравится, – признался Фима Кляпов.
– А что у тебя здесь? – Клоп-левша крохотным пальчиком ткнул в загорелую кисть Фимы Кляпова, на тыльной стороне которой белел широкий шрам.
– Это я был на войне.
– На какой войне?
– Далеко в Африке. Осколком поцарапало. В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы.
– Это животные. Они не бывают злыми. Так мама говорит. Они просто естественные и живут в гармонии с природой. А что там? – Клоп-левша наконец обратил любопытство на большую коробку.
– Это тебе. Игрушки. – Фима Кляпов взял коробку и одним сильным рывком разорвал склеенные скотчем створки.
Ребенок заглянул в коробку и ахнул. Она была полна игрушек – куклы в коробках, интерактивные роботы, планшет.
Первыми были выхвачены из коробки именно планшет и еще интерактивный робот – динозавр. Через две минуты и то, и другое уже включили в сеть. Планшет заряжался, а робот-динозавр, ощутив прилив энергии, завертел головой, заплясал на лапках и зарычал!
– Круто! – Клоп-левша пищал тоненьким голоском. – Он кусается?
– Нет, не кусается. – Фима Кляпов увлеченно настраивал динозавра, нажимая кнопки. – Он стреляет.
На спине динозавра что-то вроде переносного стингера и присоски-стрелы. Динозавр прицелился и выстрелил – угодил присоской прямо в босую ступню Герды Засулич.
– Ой… вот черт…
– Ма, inmauvais mot. – Клоп-левша окоротил собственную мать.
– Ой, да, прости, вырвалось. – Герда прыгала на одной ноге, пытаясь отлепить присоску от ступни.
– Это мы сейчас тихонько… очень аккуратно… снимем, – сказал Фима Кляпов.
Он протянул руку, коснулся ее ноги. Взял ее ступню. Поднял взор свой на Герду. И снял присоску. Провел большим пальцем по нежной коже. Наклонился… хотел поцеловать ступню возле ее миниатюрных пальчиков с ноготками, выкрашенными розовым лаком.
– Вы с ума сошли? – Герда отдернула ногу и плюхнулась на диван.
Фима Кляпов отпустил ее. Поднялся с пола.
– Вы вломились ко мне в дом. – Герда не смотрела на него.
– Должен же я был осуществить курьерскую доставку.
– Откуда вы адрес мой узнали?
– Из судебного определения по иску. Там адресные данные ответчика.
– Вы вообще соображаете, что вы делаете?
– А что такого я делаю? – спросил Фима Кляпов.
– Явились сюда, ко мне домой! А если…
– Что?
– Если нас увидят вместе? Если нас увидят мои соратники из комитета, что они обо мне подумают? Они… да я… И ваши сторонники – что они о вас скажут?
– Плевал я на них. Мне все равно, когда я… когда я вот так с вами… у вас.
– А мне не все равно! – воскликнула Герда. – Есть такое понятие, как репутация! Если только меня увидят в вашей компании, меня растопчут, с грязью смешают в интернете, меня – мои, а вас – ваши!
– Так давайте отправимся туда, где нас никто не найдет и не увидит. Герда… одно ваше слово. – Фима Кляпов, взволнованный до крайности, надвигался на нее. – Сейшелы, например… частный курорт, закрытый остров… лагуна… пляж… Ирочку с собой возьмем. Ирочка, ты хочешь на необитаемый остров? Пальмы, крабы, кокосы?
– Да! – выпалил клоп-левша – крошечный предатель материнских политических амбиций. – Хочу! Вау!
– Ира, иди к себе в комнату, – велела Герда дочери.
– Я играю.
– Оставь игрушки. Они чужие. Иди к себе.
– Но мама…
– Заберите у нее вашу коробку, – сказала Герда Кляпову.
– Чтобы я забрал у ребенка игрушки? За кого вы меня принимаете, Герда?
– За того, кто вы есть. Я всегда людям говорю в глаза то, что о них думаю.
– И что я такое, по-вашему?
– Вы бандит, Фима.
Он усмехнулся меланхолично.
– Звучит как комплимент. Или это упрек?
– У вас немало талантов. Я это признаю. Но вы… вы настоящий головорез! Капер!
– А вы феминистка. Воображаете о себе невесть что. Ах, что будет, если эти ваши ботаны – трепло из комитета нас увидят вместе! А сказать, что будет? Да челюсть у них отвиснет. И позавидуют они нам с вами.
– Есть чему завидовать.
– Есть! – страстно выпалил Фима Кляпов. – Есть, Герда. Я прожил на этом свете дольше вашего. Уж поверьте моему опыту капера и бандита – есть чему завидовать.
– Я хочу, чтобы вы немедленно покинули мой дом.
– Сейчас уйду. Но помните, что я вам сказал в прошлый раз. Для меня препятствие – это лишь стена, которую надо проломить. Потому что за ней – приз… драгоценный приз, который я заберу себе и ни с кем не поделюсь.
– Я не ваш приз, Фима. Запомните это раз и навсегда.
– Мы это с вами обсудим в следующий раз, – пообещал Фима Кляпов. – При более лояльном душевном настрое с вашей стороны.
Он не хлопнул дверью квартиры. Очень аккуратно закрыл ее.
– Мама, он Тролль, – подвел итог клоп-левша-провидец. – Он милый!
Герда рухнула на диван и в бессилии откинулась на подушки. Лицо ее горело. А сердце в груди… черт… вот ведь черт…
Интерактивный робот-динозавр словно ждал момента – ожил, зашипел торжествующе, заковылял на полусогнутых, отправился на ночную охоту – не зевайте, олухи!
Глава 18Аудиозапись
Покинув кафе-кондитерскую, Катя прогулялась по Староказарменску до отдела полиции. Солнечный день – пограничье между уходящим за горизонт летом и сентябрьской прозрачностью небес. Городок воистину оживился, потихоньку зализывая свои душевные раны. Катя проходила мимо городского парка, и в этот момент ей позвонила Клара Порфирьевна Кабанова. Катя присела на скамью – разговор предстоял не на бегу, это уж точно.
– Вы узнали хоть что-нибудь? – спросила Кабанова вместо «добрый день».
– Информация есть, и ее довольно много. Но она пока еще не проверена и крайне противоречива. Сначала надо понять, на что следует обратить внимание, а что отмести как сплетни и домыслы.
– Вы не очень-то проворны. Я думала, как журналист вы проявите больше рвения.
Катя слушала и думала: самая главная новость для тебя, Клара, которую я узнала, убийственна. Сказать, что твой младший Петя давал деньги на митинги и палаточный лагерь протестующих против мусорозавода твоего старшего Лесика? Сказать это тебе сейчас? Нанести еще одну глубокую рану твоему материнскому сердцу? Отравить твой ум, смутить душу, вторгнуться в семью? Чтобы ты возненавидела и младшего сына Петю, как ненавидишь всех остальных, кого считаешь причастными к гибели того, кого так любила?
Нет, пусть пока для тебя эти сведения останутся тайной. Быть может, навсегда. Или… Время покажет.
– Я делаю все, что в моих силах, Клара Порфирьевна. Шеф подтвердил мою командировку от Пресс-службы, так что я здесь теперь на законных основаниях.
– Хоть это радует. А я, в отличие от вас, кое-что узнала и намерена с вами поделиться. Это по поводу Борщова.
– Клара Порфирьевна, он на киллера ну никак не похож. Это просто ваши фантазии.
– А я вам снова говорю – много вы понимаете в этом! – Кабанова уже злилась. – Мне Лесик говорил. Да и сама я справки кое-где навела. Он годы служил в элитном подразделении спецопераций. Навыки такой профессии – они вечны. С годами добавляются лишь опыт, осторожность и умение отводить глаза. Он участвовал в секретных миссиях, воевал на Кавказе. Они раньше всегда работали на пару с братом.
– С братом? – Катя вспомнила разговор в ресторане – Гек и Чук.
– Его брат-близнец. – Кабанова на секунду запнулась. – Они были напарники. Два киллера, профи. Борщов очень опасный человек. В этот их 66-й отдел других и не берут. Я вам уже говорила – ничего святого за душой. На уме одно оголтелое стяжательство. Его отец генерал-полковник Борщов, у них поместье в Серебряном Бору. Генерал давно уже не у дел, стар, болен. Владеет большим состоянием, недвижимостью – это по документам. Фактический владелец и приобретатель всего его сын – Гектор Борщов. И ему все мало, мало. Там ничего человеческого, понимаете? Одна голая корысть. Одно стяжательство и шантаж.
– Борщов не скрывает, что он из обеспеченной семьи.
– Еще бы ему это скрывать, когда всем это и так известно. Он мог Лесика убить не только по приказу об устранении, но… из-за того, что Лесик ему в финансах перешел дорогу.
– Но Клара Порфирьевна…
– Я нашла аудиозапись.
– Какую аудиозапись? Где? – Катя насторожилась.
– Дома. Лесик сделал эту запись из предосторожности и спрятал.
– Майор Ригель обыскал дом в Малаховке и ничего не обнаружил. Никакого тайника.
– А Лесик не в Малаховке это спрятал. А у нас дома. У меня, – ответила Кабанова. – Он был умница. Решил подстраховаться.
– И что на этой аудиозаписи?
– Их разговор с Борщовым, когда тот не просто намекает, а в открытую требует у моего сына долю в доходах от будущего производства, от завода, в обмен… ну, как они всегда обещают – крышу, покровительство, избавление от неприятностей.
– Вы должны предъявить эту запись следствию.
– Ну, уж нет. Я прокурор. А это – убойная улика. Такие улики предъявляют, чтобы окончательно припереть убийцу к стенке. Я это сделаю, но только тогда, когда вы найдете на Борщова что-то еще конкретное – свидетеля, инфу, что угодно. Загоните его, как лису в капкан.