– Мой сын зверски убит.
– Да, и наказания за похищение ребенка избежал. Это была его тайна. Я подумал – может, у него или у вас в семье были еще тайны, о которых как-то узнал Аристарх Бояринов?
– Вы что? – Кабанова выдернула сигарету изо рта. – Майор, вы отдаете себе отчет в том, что говорите сейчас? Вы подозреваете меня, мать, в убийстве сына и этого поганого тролля? Вы забыли, кто перед вами?
– Так Аристарх Бояринов не пытался вас шантажировать?
– Нет.
– Где вы находились сегодня днем до двух часов?
– Здесь, у меня завтра похороны сына.
– Ваша прислуга может это подтвердить?
– Я всех уволила третьего дня. Я хочу быть одна, мне не надо, чтобы кто-то мелькал в доме, когда я в глубоком трауре.
– Клара Порфирьевна, вы юрист, вы понимаете ситуацию.
– Да, черт возьми, майор! Какая ситуация? Вы белены объелись? Вместо того чтобы искать убийцу моего сына, вы являетесь ко мне с какими-то глупыми ни на чем не основанными подозрениями.
– Вас никто не подозревает. Я рассказываю вам обстоятельства дела, как полицейский прокурору.
– Бояринов со мной не контактировал. И не шантажировал меня. Мы не встречались, он мне не звонил, не слал мейлов. Это все, что я могу вам сказать, майор.
– Хорошо, спасибо. Извините, что побеспокоили вас в такой момент, накануне похорон.
Ригель направился на выход. Катя за ним.
– Майор, подождите в машине, мне надо поговорить с вашей коллегой, – заявила Кабанова приказным тоном.
Катя осталась в гостиной.
– В тридцать лет нельзя быть начальниками полиции в городе, который прославился на всю страну. Это ему в голову ударяет, вашему немцу. Такая самонадеянность и наглость, – хмыкнула Кабанова. – Что произошло с этим кляповским троллем?
– Его убили сегодня днем, – сказала Катя. – Действительно, есть информация, что он пытался… не знаю, не шантажировать вас, но о чем-то договориться с вами.
– Он знал, кто убил моего сына. – Кабанова сделала жест рукой. – Если и есть какая-то связь – то она только в этом и ни в чем другом. Обратите на это внимание, когда станете разбираться в деталях.
– Хорошо.
– Я хотела вас спросить – что там за история с Кляповым?
Катя поняла – в УВД Староказарменска прокурор Кабанова имеет собственные источники информации.
– Кляпов неожиданно взял на себя убийство вашего сына. Но это был чистый воды блеф. Он это сделал, чтобы снять с себя обвинения в похищении ребенка – Герда Засулич его обвиняла в этом публично. А у него к ней сильные чувства.
– У Кляпова? Чувства?
– Он смесь самых разных противоположностей, Клара Порфирьевна, насколько я успела заметить. Его реальный портрет во многом отличается от сплетен про него в интернете.
– Много вы понимаете в жизни. – Кабанова изрекла свою любимую поговорку.
– Его показания абсолютно не соответствовали картине убийства, доказанной фактами. И потом у него обнаружилось алиби.
– Какое?
Катя коротко рассказала эпопею с Фиминым признанием.
– Слухи и до меня дошли о нем и этой активистке-шизофреничке. Я не поверила сначала. Кляпов влюбился! – Прокурор Кабанова коротко хохотнула. – Но, видно, правда. Тогда совсем другой расклад насчет него и смерти моего Лесика. Да и этот тролль тоже укладывается в пасьянс.
– Кляпов вашего сына не убивал. Это был самооговор. Он ни одной точной детали убийства не мог назвать.
– Не мог назвать? Или не хотел? Пудрил вам мозги? Вы не в курсе, что из следственного комитета уплыла информация по осмотру тела Лесика? Сделали негласную копию и протокола осмотра, и результатов экспертизы. И все уплыло на сторону. Не Кляпов ли это проплатил, постарался?
– Откуда вы знаете?
– Знаю. Слухами земля полнится. Кляпов не дурак. Он тертый калач. Получил сведения и понял, как надо запутать вашего немца, если за задницу все же прихватят. А насчет алиби Кляпова – это же его сотрудник говорит, Эпштейн. И обслуга в ресторане, а ресторан Кляпову в доле принадлежит. Там они все с его руки едят, что угодно покажут – и что напился он, и что на такси домой уехал никакущий… Так что, Катя, не слушайте вы их… Дорогая вы моя… девочка вы моя… Не слушайте вы их, слушайте меня.
Катя молчала. Вот и Кабанова внесла свою долю – приумножила царящий вокруг хаос…
– А вы мне не сказали про Кляпова, – упрекнула Кабанова.
– Потому что я подумала, что это полный блеф. Я и сейчас так думаю, но…
– Пораскиньте мозгами над тем, что я вам сказала. Вы, Катя, уж давайте начистоту… вы не наивная, нет… вы законченная идеалистка. Вам хочется видеть лишь хорошее сначала. А потом вы разочаровываетесь, и вам больно. Но вы все равно на это падки, словно колибри на нектар. Но хорошего в том, что нас с вами сейчас окружает, мало. Если вообще что-то есть, понимаете? Меня раньше раздражал этот ваш недостаток. Это минус для журналиста. Тем более для детектива. Но вы даже в таком качестве приносите мне реальную пользу. Честно. И поэтому я на ваш идеализм просто забила. Хотя… В отношении моего Лесика вы редкой стервой оказались. Идеализм для всех, только не для моего сына.
– Мне гораздо больше нравится ваш младший сын Петя, Клара Порфирьевна. Можно спросить вас о том, что я еще не спрашивала?
– О чем?
– У вас ведь был еще один ребенок? Маленький? Близнец Пети?
Кабанова посмотрела на нее. Долгий, темный взгляд…
– У меня завтра похороны сына. Давайте на этом сегодня с вами закончим, ладно?
Клара Порфирьевна так и осталась одна в пустой гостиной среди сумерек, потому что не включила свет, когда они разговаривали.
Катя сама закрыла дверь дома Кабановой за собой. Очень аккуратно.
Глава 34Ритм-н-блюз
На обратном пути в Староказарменск Катя и Вилли Ригель поужинали в придорожном «Макдоналдсе». Катя жевала противные яблочные пирожки, запивая их крепким чаем, Ригель взял себе два чизбургера и картошку. Сидели у окна, смотрели на темное шоссе, освещенное фонарями.
– Ульяна о муже ни слезинки не пролила, – заметил Вилли Ригель. – А Штирлица Иваныча оплакивала, как вдова. Что там было любить, интересно?
– Мы Аристарха Бояринова совсем не знали, Вилли. Может, что-то было все-таки. Или это ее самообман. Мы с вами уже никогда не узнаем. Еще одна иллюзия. Их что-то много в этом деле, не замечали?
Вилли Ригель тяжко вздохнул. Катя видела по его лицу, где он сейчас и о ком думает.
В отделе полиции – вечернее затишье. Катя заметила: после месяцев противостояния, митингов, задержаний, когда жизнь бурлила в Староказарменске, как в котле, наступил такой вот странный застой, даже обычных бытовых происшествий мало – дебошей, краж, угонов, драк… Словно все безмерно, бесконечно устали. Выдохлись. Гектор Борщов отсутствовал. И «Гелендвагена» его не было на стоянке – видимо, вернулся из Малаховки и куда-то укатил. Катя, улучив момент, тихонько спросила дежурного Ухова:
– Семен Семенович, кто сегодня утром до обеда находился в отделе? Кого вы видели?
– А зачем вам это? – Ухов глянул на нее. – А, понятно. Тролллей не было, я говорил уже. Фима приехал за полчаса до вас. Крутой из спецотдела заявился где-то в обед, около двух.
– А Вилли?
– Что Вилли? Вас саму где-то носило!
– Вилли тоже уезжал, да?
– Он утром провел развод патрулей, оперативку, документы подписал из финчасти. Потом отъехал ненадолго.
– Куда?
– Квартиру смотреть. Нашел объявление о сдаче однушки. Не век же ему здесь жить, как в казарме. Он отсутствовал всего час!
– С одиннадцати до двенадцати?
– Вы мне это прекратите. – Ухов разозлился. – Свои подходцы. Вы же друзья. Чего ж вы так, простите за грубость, по-сволочному-то, а?
Катя не стала его дальше злить. Чувствовала себя, и правда, такой сволочью…
Они сидели с Вилли Ригелем в его кабинете и слушали аудиозапись, пересланную столь оперативно из прозекторской судмедэксперта, где тот сразу, не откладывая, взялся за вскрытие трупа Аристарха Бояринова. Судмедэксперт обладал черным юмором и то и дело между сеансами визга пилы грозился включить «прямую трансляцию» по скайпу. Вилли Ригель параллельно с этим еще и проверял ноутбук Штирлица-Бояринова, оставленный им в кабинете троллей. Ригель достаточно хорошо разбирался в компьютерных фишках. Но, как объявил он Кате, все, что хранилось в компьютере, относилось к работе Бояринова на пиаркомпанию Кляпова. Файлы, разложенные по папкам, черновики постов, список интернет-сообществ и групп по интересам, а также масс-медиа, где троллились и цепко держали сферы влияния. Ничего личного в своем рабочем ноутбуке осторожный Бояринов не хранил.
– Личное в мобиле было, а ее и нет, – подытожил Вилли Ригель. – Кто забрал, тот убил. И звонки его отслеживать через компанию бессмысленно. Он в ватцапе общался, как и все сейчас, и в мессенджерах.
В начале десятого нарисовался Гектор, вошел с картонной коробкой в руках – в гнездышках стаканы с кофе.
– От нашего стола – вашему. – Он протянул Кате стакан. – Мятный капучино.
– Спасибо, я на ночь кофе не пью.
– Тогда пойдемте в отель. Хватит здесь корпеть. Все равно муть голубая. Серьезно, коллега, вам надо выспаться. А то вы как бледная моль. Вилли, закрывай свою лавочку. И тоже на боковую.
Катя подумала и решила – да, пора закругляться. Она надела тренч, затянула потуже пояс на талии и взяла сумку.
Они с Гектором шли по улице до гостиницы.
– И что Кабанова? – спросил Гектор.
– Утверждает, что Бояринов с ней не встречался и ничем ее не шантажировал. Она склонна думать, что он узнал, кто убил ее сына. И поэтому преступник с ним расправился.
– Логично. – Гектор по привычке сунул руки в карманы брюк. Даже куртку не накинул – шел в одном костюме. Галстук чуть приспущен.
– Еще она сказала, что материалы осмотра трупа Лесика и места происшествия утекли из следственного комитета на сторону. И предположила, что за этим стоит Кляпов. Не верит она в непричастность Фимы к убийству и в его алиби.