Марго понятия не имела, сколько на самом деле стоит лавка, но что поделать? Сколько у нее осталось времени и сил? Шести тысяч будет достаточно, чтобы покрыть кремацию и возместить расходы Марго, которой пришлось взять неоплачиваемый отпуск. К тому же Альма не чужой человек, они с сестрой наверняка хорошо позаботятся о лавке и покупателях.
– На следующей неделе? – спросила Альма по-английски и добавила по-испански: – Деньги?
– Хорошо. Si. Я вам позвоню? – Марго допила чампуррадо и жестом попросила Альму добавить свой номер ей в телефон. – Я вернусь на следующей неделе, хорошо?
Марго захлестнула волна печали. Неужели на этом все? Конец лавке матери, которой та отдала столько времени и сил, защищая и развивая собственный бизнес. Годами она кричала Amiga! Amiga! вслед уходящим женщинам, подметала полы и расхваливала незнакомок, примеряющих ее одежду: «Bonita. Такая молодая. Joven». Годами все эти женщины с разных сторон рассматривали свое отражение в зеркале импровизированной примерочной, оценивая себя и свой внешний вид.
Альма обняла Марго и погладила по спине. Несомненно, мама была бы довольна таким концом.
Собрав вещи мамы – тетради, квитанции и керамическую статуэтку Девы Марии – в самую большую картонную коробку, какую только удалось найти, Марго заперла лавку.
Теперь, когда у нее почти появились деньги, она подумывала пригласить на ужин миссис Бэк. На этой неделе они могли бы снова сходить в «Ханок-Хаус». Поездка в Калабасас почти не принесла никаких плодов, ей ничего не удалось узнать о мистере Киме – кроме того что его вдова Мэри уже обзавелась любовником. Поэтому единственным человеком, который мог рассказать Марго о мистере Киме и его отношениях с матерью, была миссис Бэк. Может, она даже могла подтвердить или опровергнуть домыслы Марго о их родстве.
Марго прогуливалась по лабиринту рынка, украшенного мишурой и мигающими гирляндами. Мимо с криками и веселым хохотом проносились дети. В соседней секции рынка из колонок раздавалась Feliz Navidad[19], смешиваясь с мелодиями всевозможных электронных игрушек, выставленных на продажу.
Марго подумала о годах ненависти к этому месту, презрению к этой работе, грязи и мусору, который скапливался в проходах.
– Не хочу идти на рынок! – кричала Марго, будучи подростком. – Хочу остаться дома! У меня выходные.
– Думаешь, я хочу? – срывающимся голосом бросала в ответ мама. – Мне нужна помощь. Я не могу делать все одна.
– Я же не виновата, что тебе приходится работать! Почему я должна идти? Ты и сама прекрасно справляешься.
– Мне нужна твоя помощь, как ты не понимаешь?! Я не могу делать все одна!
И Марго почти всегда сдавалась, чтобы сохранить хрупкое душевное равновесие, относительный порядок, который удавалось установить в их семье из двух человек, с трудом понимающих друг друга; сохранить ту крошечную власть над миром, который, казалось, чурался их – бедных иммигрантов, чужаков. И все же теперь Марго понимала, что эта лавка, этот рынок, где мама проводила шесть дней в неделю, был продолжением их дома и домов всех тех, кто работал здесь, включая Альму. Не столько ради денег, сколько ради любви – любви к своим семьям и друзьям, воспитанным и обеспеченным здесь и за границей. Любовь со всем своим многообразием может выглядеть и так.
Марго резко остановилась при виде голых стеллажей и витрин, когда-то заполненных носками и нижним бельем. Весь товар исчез. На стене висела табличка: «Сдается в аренду».
– Черт! – выдохнула Марго, чуть не выронив коробку с вещами мамы. Точка миссис Бэк исчезла.
После рынка Марго отправилась прямиком в «Ханок-Хаус», где договорилась поужинать с Мигелем после его первого рабочего дня.
Теперь придется надавить на кого-нибудь в ресторане, чтобы найти миссис Бэк, поскольку больше искать ее негде. Почему вчера в церкви она ничего не сказала Марго о том, что закрыла лавку?
В ресторане в одиночестве ужинали мужчины в рубашках с закатанными рукавами, шумно втягивая лапшу, тихо переговаривались семьи. Корейские иммигранты часто владели небольшим бизнесом или работали в сфере услуг, поэтому сильно зависели от праздников, когда люди больше тратились на покупки и услуги. Так что для них это время было периодом усиленной работы, и в ресторане совершенно отсутствовала праздничная атмосфера. С обеда все еще пахло жаренным на открытом огне мясом, но сегодня был вечер недорогих горячительных блюд – ччигэ, калькуксу, юккедян – острого супа из говядины, – которые подкрепляли силы и помогали продержаться еще день, а также успокаивали и напоминали о домашнем уюте после особенно тяжелого дня.
– Хозяин сегодня в ресторане? – спросила Марго ту же официантку, с которой разговаривала на прошлой неделе.
– Мистер Пак? Нет, сегодня его нет. – В этот раз на ее лице не было пудры, щеки и нос порозовели от жара. Тонкие ножки в плотных черных колготках и удобных балетках засеменили на кухню.
«Так много клиентов. Все почти на одно лицо», – сказал владелец ресторана, когда Марго спросила его о маме. На его лице сияла улыбка, как у Поля Баньяна – холодная и циничная.
Мульчи боккум, жесткая и липкая жареная хамса с крошечными глазками, сломанными жабрами, скрюченными в предсмертных судорогах телами, которые в детстве вызывали у Марго отвращение, теперь радовали ее своим сладко-соленым вкусом – казалось, будто жуешь засахаренный кусочек моря – настоящее блаженство.
Мигель тоже попробовал мульчи боккум. Одна из крошечных рыбок выскользнула из палочек и упала на стол.
– Как работа? – спросила Марго.
Мигель пальцами поднял упавшую мульчи и закинул в рот.
– О, нормально. Познакомился со всей командой. Сегодня ничего особенно делать не пришлось. Мне выдали ноутбук, материалы и все такое. Кучу ручек. – Он округлил глаза в притворном ужасе. – Я никогда не видел столько разных ручек – роллер, гелевая, классическая шариковая…
– Немного отличается от работы в некоммерческой организации?
Официантка принесла две порции сундубу ччигэ, которые бурлили в своих глиняных горшочках.
– Извините, – обратилась к ней Марго.
– Да? – Официантка слегка наклонилась к ней.
– Вы… случайно не знаете, как мне связаться с миссис Бэк? Она здесь работала и не так давно уволилась.
Официантка замерла, глубоко вздохнула и мельком оглядела ресторан.
– Я пыталась зайти к ней на рынок, – объяснила Марго. – А она словно испарилась. Она…
– Нет, я ничего не знаю, – перебила ее официантка с натянутой улыбкой. – Простите.
И она удалилась с пустым подносом в руке. Марго с трудом подавила порыв окликнуть ее. Может, спросить другую официантку? Проглотив разочарование, она вернулась к еде и разбила яйцо на пышущий паром рыбный бульон с красным перцем и луком. Мигель повторил за ней. Марго положила себе в тарелку еще панчана – приправленного шпината и ростки сои – и стала ждать, когда суп немного остынет.
Скорее всего, этот ччигэ идеально согревал и успокаивал холодной корейской зимой. Сама Марго никогда не была в Корее – на путешествия не хватало денег, – но, судя по обилию сытных и горячих блюд в корейской кухне, можно было предположить, что зимы там были довольно суровые, как и сама история и культура страны, из-за которых люди нуждались в таком своеобразном бальзаме для души. Марго нуждалась в нем прямо сейчас.
Где же миссис Бэк? До следующего воскресенья почти целая неделя, может ли Марго столько ждать? А что, если миссис Бэк в церкви не появится? Что тогда? Мерцая, как стайка крошечных рыбок, она тоже проскальзывала сквозь дыры в сети.
– Ты уже решила, как быть с Калабасасом и миссис Ким?
Марго тяжело вздохнула:
– Кажется, я зашла в тупик. Либо мне больше ничего не разузнать об этом мистере Киме, либо придется все же заявиться к его вдове и прямо спросить о муже. Можно было бы узнать у миссис Бэк, но та как сквозь землю провалилась и ничем мне не поможет. – Марго опустила ложку в суп, смешивая ингредиенты: моллюски, мидии, креветки, кабачки и лук.
Кто-то коснулся ее плеча и, обернувшись, Марго увидела официантку, которая наклонилась к ней.
– Мы можем поговорить? Снаружи? – Кивком она указала на дверь. Марго последовала за ней.
На улице дыхание превращалось в облачка пара, и они выглядели так, будто вышли на перекур. Официантка прижимала к груди пустой поднос, словно щит. Марго сунула руки в карманы, нащупав пальцами шерстяные катышки.
– Вы ищете миссис Бэк?
– Да. – Сердце Марго снова оказалось в темной ступке, застучал пестик.
– Что-то случилось? – Тушь склеила ресницы женщины, превратив в крошечные иголочки. Мрачную парковку усеивали окурки сигарет, поблескивали осколки битого стекла.
– Да, – ответила Марго. – Моя мама… умерла.
– Что?
– Моя мама умерла. Около двух недель назад. И… я хотела спросить о ней миссис Бэк. Они давние подруги. Возможно, она что-то знала о маме.
Официантка непроизвольно коснулась руки Марго, словно успокаивая одновременно ее и себя.
– Я сегодня ходила на рынок, где работает миссис Бэк, ее там не было. Кажется, она продала свою лавку и исчезла. У вас есть ее номер или адрес? Какой-нибудь способ связаться с ней?
Официантка снова прижала поднос к груди и покачала головой:
– Я не могу дать вам ее адрес. Извините.
– Почему нет?
– Когда она уволилась, она… Она велела мне никому не говорить, где живет.
– Но почему? Они с моей мамой дружили очень долгое время. Не думаю, что возникнут проблемы, если…
– Да, но… – Официантка начала нервно теребить крестик на шее.
– Что? Это нелепо. У меня нет никаких проблем с миссис Бэк. Я даже виделась с ней вчера, в церкви. У нас нормальные отношения. Мне просто нужно задать ей несколько вопросов о маме, только и всего. – Голос Марго охрип, на глаза навернулись слезы. – У меня больше никого нет, только она и осталась. Я совсем без семьи. Больше никто не может мне помочь.