Постояв какое-то время под лучами солнца, Марго распахнула серую ветровку и решительно двинулась вперед, хоть и не имела ни малейшего представления, куда идет и где окажется. Как огню, ей нужен воздух. Возникло даже желание кинуться галопом.
Вскоре она миновала небольшой парк с детской площадкой, где дети высоко подлетали на качелях или гонялись друг за другом по горкам, громко смеясь и вскрикивая, – такая радостная возня. Марго прошла мимо заправки, потом мимо корейского продуктового магазина и наконец обнаружила небольшой торговый центр, где располагался салон красоты с огромными плакатами женщин с прическами 80-х годов в витринах.
Мама обычно сама стригла Марго в тусклом свете кухни. Она стелила на пол простыню, накидывала на плечи дочери полотенце и с расческой и ножницами в руках медленно обходила ее со всех сторон.
– У тебя такие блестящие волосы, – говорила она. – Такие мягкие.
Марго никогда не знала, как реагировать на мамины комплименты, потому что привыкла к едким уколам критики – о ее прыщах, мятой одежде, нависших веках, о признаках второго подбородка. Мама словно опасалась, как бы ее эго не выросло за пределы их квартиры, их семьи – при этом любое эго уже казалось слишком большим. Будто ее основной обязанностью было держать Марго в узде.
Однако время от времени мамино внимание обращалось к ней самой – на свет выплывали мрачные воспоминания детства – они были своеобразными уколами для Марго, болезненными, но дающими передышку, отводя от нее прожигающий взгляд матери.
– Когда меня стригли монахини в приюте, они всегда были неаккуратными, – однажды сказала мама. – Им было все равно, как я выгляжу.
Или:
– В приюте была девочка, которая меня била. Она как-то сказала, что подожжет мне лицо.
Марго не знала, как реагировать и на эти яркие откровения – редкие и совершенно неприкрытые, они будто балансировали на краю маминой психики, на краю выживания, и любые дальнейшие расспросы могли опрокинуть ее вниз головой. Поэтому во время стрижки Марго молча ждала сигнала окончания – мама снимала полотенце в роли накидки, отряхивала ее плечи, убирала прилипшие к лицу волоски, и Марго временно освобождалась.
В салоне красоты пахло краской для волос и химической завивкой. Марго радостно приветствовала стройная девушка, с каштановыми волосами, в полосатой рубашке и модных массивных белых кроссовках. Марго села в зале ожидания и вдруг среди толстых журналов о моде заметила экземпляр местной корейской газеты. На передовице было лицо мистера Пака. Марго схватила газету и внимательно рассмотрела фотографию – он стоял на грязной дороге рядом с серебристым седаном «Мерседес», весь из себя доброжелательный, радостный, с улыбкой, как у Поля Баньяна.
– Можете проходить, – пригласила ее парикмахерша, одновременно любезно и с любопытством глядя на клиентку, как на гостью с чужой планеты. Та никогда особо не следила за внешностью, и это было заметно.
Марго протянула ей газету:
– Вы читали? Знаете, что случилось с этим мужчиной?
Парикмахерша бросила на газету быстрый взгляд и объяснила:
– О, так его вчера нашли мертвым.
– На Рождество?! – ахнула Марго.
Она вспомнила руку миссис Бэк, дрожащую под тяжестью пистолета, ее слабую улыбку, блеск в глазах, будто она нашла выход из этой неразберихи – погибшая подруга, преследователь, терроризирующий женщин, злоупотребляющий своей властью. Вспомнила ее слова: «Я готова».
– Он был на пенсии, но владел рестораном в Корейском квартале. Богатый человек, – объяснила парикмахерша и жестом велела Марго встать.
– Как он умер? – Садясь в черное кожаное кресло, Марго уставилась на свое отражение в чистом зеркале, широком и высоком, до самого потолка.
Парикмахерша накинула на нее серую накидку и сняла резинку с ее длинных волос, освобождая спутанный беспорядок. Затем взяла широкий зубчатый гребень и попыталась аккуратно распутать узлы, чтобы не повырывать клочки волос.
– Какая-то девушка бегала в Гриффит-парке и нашла на дороге одежду, бумажник, ключи и сотовый телефон, после чего вызвала полицию.
Марго наклоняла голову, следуя за движениями гребня. Сердце бешено колотилось.
– Они-то и нашли его тело. Он был почти в километре от дороги, в кустах. – Парикмахерша приподняла брови и ухмыльнулась, как будто несчастья мужчин ее забавляли. Марго сразу понравилась эта девушка.
– В кустах? – Она представила себе густую серую поросль кустов, выжженных солнцем, их травянистый аромат. Сухие ветки, подходящие для костра.
– Он был голым, – прошептала девушка, будто делилась секретом.
– Что? – Марго поежилась.
– Ага, совсем голым. – Марго подвели к раковине, чтобы вымыть голову. – Кто-то выстрелил ему в ногу.
– В ногу? – Марго откинула голову. – А как же он тогда?..
– Его съели животные. – Парикмахерша поправила полотенце на ее шее и, включив воду, добавила: – Один из моих клиентов рассказал, что у него выели все лицо, руки, почти все.
Марго чувствовала, что они обе изо всех сил стараются не рассмеяться. Да, смерть иногда бывает забавной. Может, это какая-то корейская особенность, но после стольких недель мучений и стресса Марго не могла не восхититься абсурдности произошедшего с мистером Паком. Почти как театральная постановка.
Браво, миссис Бэк.
Выйдя из салона с ровным каре до подбородка, Марго сразу же позвонила Мигелю. Солнце начало свой спуск, яростно взрываясь на западе. Прикрывая глаза рукой и вдыхая выхлопные газы проносящихся мимо машин, она пинала кусочки грязи и сухие листья, которые прилипали к ногам. Ветхая пальма на противоположной стороне улицы купалась в последних лучах золотого света. Вот-вот город погрузится в мягкий розово-пурпурный сон, изменчивый и мимолетный, нарушаемый резким и стремительным сиянием улиц – фарами, вспышками адреналина, тысячами ног, давящих на газ.
Выслушав новости, Мигель переспросил:
– Его обглодали животные? На Рождество? Господи. Она прямо-таки накормила голодных, как полагается добропорядочному христианину.
– Ведь это же наверняка дело рук миссис Бэк, да? – Марго направилась обратно к маминому дому. – Не хочу ошибиться, но… Хорошо, что мы не позвонили в полицию. – Она нырнула в стаю голубей, захлопавших крыльями в опасной близости с ее головой. – Я все же о ней беспокоюсь.
– Как думаешь, что случилось?
– Ну, наверное, она как-то заманила его в парк. Он был голым. Фу. – Марго содрогнулась от этого образа. – Может, она убедила его, что передумала и хочет с ним переспать или что-то в этом роде? Люди ходят для таких вещей в парк, знаешь ли.
– А для чего еще существует природа?
Марго прыснула от смеха:
– Может, она предложила спрятаться в кустах.
– И выстрелила ему в ногу? Черт, просто сказка. И никто не слышал его криков?
– Может, она назначила встречу в каком-нибудь отдаленном уголке, посреди ночи, – предположила Марго, переводя дыхание.
– И затем его обглодали животные?
Марго споткнулась на выступе тротуара и не смогла удержаться от смеха над собой и над абсурдностью жизни. По какой-то причине она представляла себе мультяшную версию дикой природы – друзей Белоснежки, плюшевых и большеглазых, порхающих и танцующих вокруг тела мистера Пака.
– Ее ведь не поймали, верно?
– Нет, насколько я знаю. Я загуглила. Он припарковался, вошел в парк и в какой-то момент снял одежду. Кто-то в интернете предположил, что это может быть дело рук мафии, банды или вроде того. В общем, надеюсь, с ней все в порядке.
– И что ты теперь планируешь делать?
Солнце скрылось за зданиями, и мир вокруг словно таял. Купаясь в свежем воздухе надвигающейся ночи, Марго почуяла слабый аромат остатков свиного жаркого, разогретого на плите. Она все еще боялась возвращаться в квартиру.
– Я ужасно устала. Думаю, просплю до следующего года.
– Хочешь сходить куда-нибудь на Новый год?
– Не знаю.
Отчасти Марго хотела вернуться в Сиэтл, как только удастся избавиться от всех вещей в квартире. Содержимое сейфа можно взять с собой. У нее был номер телефона миссис Ким – можно связаться с ней позже, чтобы поговорить об отце. Ей больше незачем оставаться в Лос-Анджелесе.
Однако другая ее часть жаждала все же остаться в городе, чтобы восстановить то, что она здесь утратила – не ее прошлое или прошлое мамы, а то, кем она всегда мечтала стать. Ведь она отказалась и от этой своей стороны тоже.
– Может, стоит отвлечься, повеселиться? Я тут познакомился с одним парнем, они с друзьями собираются в бар в центре города и пригласили меня с собой. Я думаю, можно потом потанцевать в клубе сальсы. Пойдешь с нами?
Марго стояла у входа в дом, небо сияло сапфировым светом, за спиной выглядывал кусочек луны. Марго могла заглянуть в жизнь людей через окна – за занавесками мелькали фигуры, мерцали телевизоры, в одном из окон маленький мальчик прижался ртом к стеклу, он походил на рыбу. Марго представила жабры на его щеке и рассмеялась.
– Нет, вряд ли, – ответила она. – Давай без меня.
Мигель помолчал.
– Знаю, у тебя столько потрясений, но будет весело, приходи. Я хочу, чтобы ты пришла. Если парень окажется скучным, мне понадобится партнер для танцев, верно?
– Ты всегда находишь, с кем танцевать.
– Но я хочу потанцевать с тобой.
Это были самое милое, что Марго слышала за долгое время.
Она закрыла глаза. Казалось, Мигель всецело ее понимает, они оба понимали друг друга именно в тот момент.
Ей ничего не оставалось, кроме как согласиться.
Разве слова не прекрасны? Не только на поверхности – иногда безмятежной и мерцающей, иногда жесткой, агрессивной и сокрушающей, – но и в том, что они, если хорошенько их обдумать, передавали: мы больше, чем друзья. Мы – семья.
Тридцать первого декабря Марго закупалась закусками и выпивкой в ближайшем корейском супермаркете, загребая все, что попадалось под руку, чтобы накормить компанию, которая должна была приехать, – Мигель и его новые друзья, группа из пяти или шести человек. Вместо того чтобы толпиться в переполненном баре, они решили посидеть в почти пустой квартире мамы, а потом поехать в клуб сальсы.