— От кого ты получаешь свои сведения?
Мужчина коротко рассмеялся.
— Эту тайну я унесу с собой на костер, — он покачал головой.
— Ты напрасно надеешься на второй отряд Сёдзан. Твоя племянница заметила их. Они или уже мертвы, или вскоре будут мертвы.
Не без удовольствия Талила проследила, как дернулся Хироку, как напряглось его лицо, как забегал по шатру взгляд. Этого он не ожидал.
Ее дядя ошибся дважды. Наверное, на его месте ошибся бы каждый. То, что Мамору выжил... то, что она смогла выжечь его печать... кто бы мог в это поверить? Она и сама ни на что не надеялась. Хотела лишь попробовать помочь, потому что ничего иного им уже не оставалось.
— Ты думал, что я мертв. Ты думал, что мертва твоя племянница. Так зачем же ты явился сюда, старик? — тяжелым, давящим голосом разбил повисшую в шатре тишину Мамору.
Хироку мазнул по нему взглядом и повел плечами.
— Я думал, что она может быть мертва, — поправил он. — А может, и нет. А живая она бы нам пригодилась.
У Талилы по позвоночнику к пояснице и обратно пробежал ледяной холодок. Она рвано выдохнула и тут же прикусила губу, не желая показывать слабость. Дальше дядя мог не продолжать. То, что он хотел сделать, было ясно.
Понял это и Мамору. Понял и заскрежетал зубами, стиснув челюсть.
— Ты совсем не знаешь свою племянницу, старик, — но когда он заговорил, в голосе звучала злая насмешка, а не одурманивающая ненависть. — Ты не подчинил бы ее своей воли. Ни за что.
Он даже не посмотрел на нее, но Талиле почудилось, что ее огладили по лицу ласковым, теплым взглядом. Она с трудом согнала с губ неуместную улыбку и вновь сосредоточила все свое внимание на Хироку. Не хватало еще, чтобы она отвлеклась, и он воспользовался бы этим.
Мужчина коротко, невесело рассмеялся. И замолчал, не прибавив больше ничего.
— И что бы ты потом делал с моей женой? — выждав немного, вновь заговорил Мамору.
— Я надеялся разрушить страну, которой ты служишь. И уничтожить человека, которому ты верен.
— Больше нет, — он покачал головой и улыбнулся кривой, неестественной улыбкой. — Больше нет.
Теплая радость разлилась у Талилы в груди. Хироку, странно закряхтев, поднял голову и прошелся по ней едким, жгучим взглядом.
— Простила убийцу своего отца, а, племянница? — спросил с какой-то горькой обреченностью.
Она знала, что однажды в разговоре они дойдут и до этого. Не думала лишь, что так быстро ее дядя исчерпает все остальные болевые точки. Впервые за все время она почувствовала на себе взгляд Мамору.
Она не стала ничего отвечать. Опустила голову и уставилась себе под ноги.
— Насколько ты ценен для Сёдзан, старик? — почти ласково поинтересовался вдруг Мамору. — Если я отрублю тебе голову и отправлю им послание, сильно ли расстроятся твои хозяева?
Хироку вскинулся.
— Кто бы мог подумать, — зашипел он потревоженной змеей, — сколько ты без печати, мальчишка? А уже набрался дерз...
Он прикусил язык, когда Талила прижала лезвие своей катаны к его шее. Она надавила так сильно, что на коже выступила капля крови. Одна, другая, третья. Ее рука, в которой она держала меч, подрагивала. От нестерпимого, почти непреодолимого желания надавить еще немного. И перерезать дяде горло.
— Талила... — предостерегающий шепот привел ее в чувства.
Она часто заморгала и спустя бесконечно долгое мгновение отвела руку в сторону, а затем вернула катану в ножны. Хироку, все это время не дышавший, судорожно, рвано выдохнул и поднес ладонь к шее.
Раздавшийся снаружи шатра шум не позволим им продолжить разговор. Откинув полог, внутрь заглянул один из самураев.
— Это Сёдзан, — коротко доложил он, окинув взглядом обоих: и Мамору, и Талилу.
«Значит, все же прорвались через полководца Осаку», — тоскливо подумала она, но времени лить слезы не было.
— Охраняйте господина! — велела она самураю. — Все трое!
— Талила, не смей... — Мамору набрал в грудь воздуха, чтобы приказом насильно удержать ее на месте.
Но она обернулась, посмотрела ему в глаза — впервые за все время, как в лагерь заявился ее дядя.
— Один из нас должен быть там, — торопливо шепнула и выскочила прочь, едва дождавшись самураев, которые заняли ее место возле Хироку.
Шатер она покинула со спокойным сердцем. В верности воинов своему господину она не сомневалась. В лагере был предатель, это неоспоримо. Но совершенно точно он не принадлежал к ближнему кругу Мамору. Иначе ее дядя получил бы совсем другие сведения.
Схватка получилась короткой, но кровавой. Сёдзан не использовали магию теней, и Талила, которая берегла свои силы, не стала прибегать к огню. Противника они одолели одними лишь катанами.
Она по-прежнему чувствовалась усталость: спуск по укрытому снегом хребту дался ей непросто, но, несмотря на это, ее катана серебристой дугой мелькала в воздухе, описывая круги и нанося резкие, точные удары.
У подножья заледеневшего склона воздух вновь пропитался кровью, а резкий звон сталкивающихся клинков поднимался ввысь, словно рокот далекой грозы. Брызнувшая на снег кровь окрасила его в алый, и вскоре вокруг почти не осталось белого цвета. Все было залито кровью. Повсюду валялись тела. И лишь леденящий ветер, принесший с собой крупные хлопья снега, продолжал завывать также протяжно и гулко.
Талила смахнула выступивший на лбу пот тыльной стороной ладони и огляделась. До подножья горы дошло меньше, чем две трети от числа воинов, которых она насчитала на вершине. Остальных остановил полководец Осака...
Она запрокинула голову, всматриваясь наверх и зная, что ничего там не увидит. Второй отряд, который Мамору отправил за полководцем, должен будет их найти. И она надеялась, что живых вернется больше, чем мертвых.
Что бы ни говорил ей полководец Осака, что бы он ни планировал, он был предан своему господину до последней капли крови. А Мамору нужны такие люди, как он. Они понадобятся ему, если Талила правильно истолковала некоторые слова, прозвучавшие в шатре...
Он больше не был верен своему брату. Он больше не был верен Императору.
Но она так устала. Сил почти не осталось. Хотелось лечь на футон, закрыть глаза и пропасть не меньше недели.
— Вы должны отдохнуть, госпожа, — сказал ей кто-то из самураев. — Мы закончим здесь.
Она смогла лишь кивнуть в ответ. Даже не возразила, не притворилась, что готова остаться. Окинула напоследок взглядом разбросанные по снегу тела и побрела, пошатываясь, в шатер. К своему удивлению, внутри не встретила дядю. Мамору велел увести его к остальным пленным и оставить с ними.
Ей хватило сил почистить снегом руки в жалкой попытке стереть с них кровь и умыть лицо остатками теплой воды. Когда она вошла в шатер, Мамору, едва взглянув на нее, нахмурился.
— Зачем ты ослушалась и влезла в ту битву? Они бы справились без тебя, — сурово выговорил он ей.
Талила тяжело опустилась на футон и пожала плечами.
— Ты не можешь этого знать, — пробормотала она тихо. — Я должна была убедиться, что среди Сёдзан не было мага теней.
— Ты едва не надорвалась, пока бежала по хребту в лагерь, — непреклонно продолжил Мамору. — Ты уже с трудом стояла на ногах, когда показался отряд Хироку. И сейчас... Я запрещаю тебе себя истязать, ты меня слышишь?
Его слова в небольшом шатре прозвучали раскатами грома. Талила широко распахнула глаза.
— Я твой муж, — твердым голосом, словно и не было никакой раны, словно вообще ничего не было, пророкотал Мамору. — И твой господин. Сама выбирай, почему, но ты будешь мне подчиняться.
Она так оторопела и удивилась, что смогла лишь кивнуть.
— Уничтожать себя из-за чувства вины — это недостойно, Талила.
Тут она уже усмехнулась, потому что Мамору, подобно всем мужчинам, ничего не смыслил в чувствах. Он не угадал.
Чувства вины не было.
Было другое.
Но она скорее откусит язык, чем заговорит об этом вслух.
***
Полководца Осаку и входивших в его отряд людей разыскали утром, когда закончился снегопад. Воины Сёдзан спешили, а потому не удостоверились, что убили всех врагов из побеждённого отряда.
Осака был жив. Как были живы еще несколько человек. Их доставили вниз, в лагерь у подножья горы, и разместили в отдельном шатре. Талила прошла мимо него, уловив краем уха негромкие голоса и стоны раненых, и направилась дальше. К месту, где держали пленённых самураев. И ее дядю.
Стражники пропустили ее, не задав ни единого вопроса. Они привыкли к ней. Привыкли, что она сражалась вместе с ними, пока Мамору валялся в лихорадке. Привыкли, что полководец Осака ей доверял. Что их господин ей доверял.
И сейчас Талила собиралась нагло воспользоваться этим безграничным доверием. Возможно — поступиться принципами. Но она чувствовала, что второй шанс ей уже никогда не представится. И если она хочет разузнать что-то у своего дяди, то должна сделать это сейчас.
Пленников разместили под навесом. Им даже разожгли костер и выдали старые плащи, в которые можно было укутаться на ночь. Талила дернула уголками губ, рассматривая их пристанище. Почти сразу же она почувствовала на себе жадный, требовательный взгляд. Подняла голову: на нее смотрел господин Хироку.
Не желая терять ни минуты, она подошла к нему: он сидел в одиночестве, в отдалении ото всех. Даже к костру не приближался.
— Что нужно от меня твоего мужу, племянница? — спросил мужчина, когда она остановилась напротив него.
Он сидел на земле на заплечном мешке и казался постаревшим на несколько лет. Когда они встретились впервые на землях Сёдзан, он выглядел гораздо моложе и бодрее. Теперь же Талила смотрела на него и видела перед собой старика.
Подавив вздох, она опустилась на корточки. Ей нужно кое-что выяснить у Хироку, поговорить с ним с глазу на глазах. То, о чем она хотела спросить, не предназначалось для чужих ушей.
— Я пришла к тебе сама, — сказала она негромко.
Поначалу ей было непривычно и тяжело обращаться к нему столь неуважительно. Не прибавлять «господин». Не подскакивать с места, если он стоял на ногах. Ее учили совсем иначе, а Хироку был ей родственни