Облегчения ей это не принесло.
— Вы носите дитя, госпожа, — сказал он хмуро, скрестив руки на груди.
— Как давно ты следишь за мной? — спросила она хриплым голосом.
— Достаточно давно, чтобы догадаться.
Талила попыталась заглянуть ему в глаза, чтобы понять его намерения, но бесстрастный взгляд полководца не дал ответов ни на один ее вопрос.
— Мамору не должен знать, — наплевав на все, заговорила она первой.
Брови мужчины чуть дрогнули в слабом намеке на изумление, и она надавила.
— Если ты ему скажешь, мы проиграем это войну. Можно будет сдаться прямо сейчас и больше не отправлять людей на смерть.
Их войско медленно продвигалось по стране. Возможно, советник Горо переоценил свою мудрость, но и Мамору совершил ту же ошибку. Весь их путь сопровождала опасность. Их враг знал, какие они изберут дороги, по каким пойдут переправам, в какую сторону свернут на развилке. Это было очевидно, ведь в столицу можно было попасть одним-единственным способом.
И потому за две недели, что войско провело в пути, они не продвинулись и на половину от того, что наметил Мамору.
Пока императорское войско не собиралось сидеть в столице и ждать дня, когда вражеская армия осадит дворец. Напротив, они деятельно атаковали и всячески мешали их продвижению.
Иногда Талила с ужасом думала, как будет восстанавливаться стране после этого разрушительного года... Потому что Император, желая побороть старшего брата, не щадил никого и ничего. Он уже уничтожил две переправы через реку, вынудив собственных подданных рисковать жизнями, чтобы оказаться на другом берегу, а также остановив фактически торговлю, продвижение купцов, да и отрезав целые семьи друг от друга.
И на достигнутом он не остановился. Уничтоженные мосты или переправы встречались им все чаще — по мере приближения к столице. В нескольких местах была разворошена, разрыта дорога, в других – поджидала засада, а порой вдоль их пути стояли столбы с казненными преступниками. К каждому был приколочен свиток с прегрешениями: измена, измена, измена.
В какой-то момент Талила перестала их замечать.
Их войско было многочисленно и потому медлительно. Отряды, которые направлял Император, состояли из нескольких человек и передвигались быстро. Даже дозорным не каждый раз удавалось их замечать и предупреждать о них основную колонну, которая растягивалась по дороге длинной лентой.
— Я не могу лгать своему господину, — холодный голос полководца Осаки вернул Талилу в действительность.
Она устало посмотрела на него и вновь провела ладонью по губам.
— Я не прошу тебя лгать. Я прошу тебя промолчать. Иначе он попытается меня отослать. И отправится к Императору в одиночку. И не сможет полагаться на мою силу.
Что она намеренно скрыла, так то, какой неустойчивой стала ее магия. И с каждым днем, что в ней рос ребенок, огонь все больше выходил из-под контроля. Она тренировалась украдкой, что в огромном войске было сложно. Почти невозможно не попасться кому-нибудь на глаза, невозможно ускользнуть от бдительного взора Мамору... Этот секрет она также держала внутри и никому не доверяла.
Полководец Осака колебался. Она видела это по его дрогнувшему взгляду, по тому, как вздулись на висках вены, как сошлись на переносице темные брови. И наконец...
— Вы должны сказать господину, — проговорил он, едва шевеля губами.
— Я скажу, — пообещала Талила и не соврала.
«Позже».
Осака тяжело вздохнул, словно на груди у него лежал неподъемный камень и мешал дышать свободно.
— Господин накажет и меня, и вас. И будет прав, — он медленно покачал головой.
— Мертвый он не сделает ничего, — обронила Талила и сама испугалась ужаса прозвучавших слов.
Но они, похоже, задели полководца сильнее всего.
— Хорошо, госпожа. Я ничего не скажу, — пообещал он, развернулся и поспешно зашагал прочь.
Почему-то вместе с облегчением Талила испытала недостойное сожаление. Проводив Осаку взглядом, она одернула от живота ладонь, которую неосознанно прижимала к нему все время, пока они говорили, и посмотрела на свои пальцы. Сосредоточившись, попыталась вызвать небольшой огонек и отпрянула, когда пламя едва не опалило брови и ресницы.
— Ох... — сокрушенно пробормотала она.
Затем закусила губу и поспешила следом за полководцем. Она слишком долго отсутствовало, это могло привлечь внимание.
— Где ты была?
Конечно же.
Мамору дожидался ее у полога в палатку. Скрестив на груди руки, он смотрел на нее, и его взгляд пробирал ее до костей, до волны мурашек на руках и плечах.
— И почему полководец Осака прошел той же тропой чуть ранее, белый, словно повстречал ожившего мертвеца? — совсем нехорошо прищурился он.
— Я спускалась к ручью, — она почти не соврала. — В палатке было душно, захотелось освежиться.
Она никогда, никогда не была хороша во лжи. Но кое-чему императорский дворец ее все же научил, и поэтому Талила смело подошла к Мамору и положила раскрытую ладонь ему на грудь. Конечно же, он опешил. А она светло улыбнулась и тихонько засмеялась.
— Не переживай за меня. Я могу поджечь реку, или ты забыл?
Внутри нее что-то болезненно сжалось, когда с лица Мамору медленно, капля за каплей исчезла обеспокоенность. Взгляд прояснился, а губы — дрогнули в слабом намеке на улыбку.
— Действительно, — он хмыкнул и быстро накрыл ее руку своей ладонью.
Укол совести, который ощутила Талила, был сравним по силе и боли с раной от копья.
— Я лишь хочу, чтобы ты была осторожна, — сказал Мамору почти извиняющимся, примирительным голосом. — С тобой ничего не должно случиться.
— С нами, — мгновенно поправила она, — со мной и тобой ничего не случится.
Он вновь скупо улыбнулся. И кивнул, потому что не хотел спорить.
На следующий день после полудня вернулись дозорные, которых отправили вперед войска еще накануне вечером. И проскакали мимо всей колонны прямо к Мамору.
— Господин! — выпалил один, не успев даже отдышаться. — Впереди поселение, господин! И там никого нет... — его глаза широко распахнулись, — только сожженные поля и разрушенные минка...
— А жители? — Мамору крепко стиснул поводья.
— Много казненных на столбах, господин. И огромное пепелище.
Талила, услышав, сцепила зубы, пытаясь побороть не то вздох, не то всхлип.
— Они уничтожили целое поселение?.. — по рядам самураев, что стояли неподалеку от них, пронесся шепот.
Она и сама не могла в это поверить. Просто не могла, потому что у всякой жестокости должен быть предел.
Но среди дозорных, что принесли вести, был Такахиро, а он его нельзя было заподозрить во лжи или предательстве. Мамору завел это правило не так давно: отправлять вместе с дозорными человека, в чьей верности он не сомневался. Чтобы не позволить заманить себя в ловушку ложным донесением.
— Так и есть, господин. Так и есть, — Такахиро, встретив его взгляд, медленно, через силу кивнул.
Талила с трудом сглотнула и невольно поднесла ко рту раскрытую ладонь, борясь с тошнотой.
— Этого не может быть... — вокруг по-прежнему раздавались одиночные недоверчивые шепотки.
— Может, — жестко отрезал Мамору и обвел взглядом тех, кто стоял поблизости. — Может, потому, что Император, наконец, показал свое истинное лицо. Он — проклятое богами чудовище. Не остановится ни перед чем в своем безумное желании уничтожить нас. Уничтожить вас! — воскликнул он и единым, слитным движением обнажил катану и вскинул ее, потряс в воздухе.
— Чудовище! Проклятое чудовище! — отозвалась слаженным ревом толпа.
С удивлением Талила поняла, что ее собственный голос слился с выкриками самураев.
— Я должен это увидеть, — чуть отдышавшись, сказал Мамору уже тише. — Я должен это увидеть своими глазами. Чтобы потом за все спросить с младшего брата.
Его слова услышали и разнесли по толпе, и вновь они были встречены одобрительным ревом.
— За каждую жизнь, за каждую жизнь!
Мурашки ползли по рукам Талилы, когда она смотрела на мужа. Ловила на себе его сверкающий яростью, пламенеющий взгляд. Его улыбку, больше похожую на оскал. Его изнеможённое лицо...
Мамору увидел, что она смотрит на него, и покачал головой. Она даже не успела попросить, когда получила ответ.
— Ты и полководец Осака останетесь с войском. Я возьму Такахиро и свежих лошадей. Это недалеко, и небольшим отрядом мы справимся гораздо быстрее, — сказал он, когда они оба спешились.
— Возьми меня с собой, — все же произнесла Талила. — Ты говоришь, что это недалеко и недолго. Значит, полководец Осака справится без меня.
— Нет, — просто отрезал он, и прозвучало так, что стало понятно: спорить и умолять бесполезно.
Она закусила губу. Что оставалось делать?.. Сказать, что она не может, не хочет отпускать его одного? Вновь оставаться без него, тревожиться из-за неизвестности и с замиранием сердца ждать его возвращения?
— Мамору... — только и выдохнула она, чувствуя острую боль разочарования.
Опустила голову, чтобы скрыть нахлынувшую тоску, и ощутила, как его пальцы бережно, нежно коснулись ее подбородка.
— Это два дня, Талила. Не больше. Я должен видеть. Должен, понимаешь? Все, что творит мой брат. За все это я призову его к ответу.
— Это я понимаю, — с нажимом она подчеркнула первое слово. — Почему ты не позволяешь поехать с тобой — нет.
Мамору усмехнулся и большим пальцем погладил ее по щеке.
— Мы вернемся быстро. Ты и заметить не успеешь.
Но она заметила.
Потому что ни на третий, ни на четвертый день дозорные, Такахиро и Мамору не вернулись.
И на пятый тоже.
***
А потом пришло письмо.
Глава 29
— Это очередная ловушка, — сказал полководец Осака, изучив послание.
Талила дернула плечами.
— Они заманивают вас, госпожа, — прибавил он.
Она усмехнулась. Не нужно было быть великим правителем, чтобы догадаться. Аккуратно свернув свиток, она посмотрела полководцу в глаза.