— Мы никогда не будем в полной безопасности… — сдавленным голосом произнесла она.
— Я знаю. Но большинство из тех, кто верил в Пророчество, мертвы. Для всех остальных... мы скажем, что свершилась божественная воля. Ты покарала нечестивца. Старый мир умер, династия императоров прервалась. На пепелище можно выстроить что-то новое.
Рассеянно покусывая губу, Талила смотрела на мужа. Она не была готова к этому разговору... Она думала, что спросит, что произошло за две недели и где она сейчас... Но Мамору решил иначе.
— Ты не согласна? — вдруг спросил он, и подобного вопроса она не ожидала. — Считаешь, я не должен отказываться от прав на престол?
Ему было важно услышать, что она скажет — это Талила поняла по выражению его лица, по взгляду, который он не отводил от нее, по тому, как вздулись на скулах желваки.
— Я не... — она мотнула головой. — Я никогда не задумывалась об этом прежде.
И это было правдой. Стать Императором, стать правителем... Она не считала это даром, только не после всего, что они пережили. Скорее — проклятьем.
— Ты сражался всю свою жизнь. Ты водил за собой армию. Ты уверен, что тишина и покой тебе не наскучат?
Мамору улыбнулся.
— Ты никогда не узнаешь, пока не попробуешь.
Затем он чуть отклонился от стола и раскрыл руки, в объятия которых Талила сразу же скользнула. Она прижалась ухом к груди мужа, слушая размеренный стук его сердца. Так звучало сердце у человека, который все для себя уже решил.
— Я хочу быть с тобой, — шепнула Талила ему в шею. — Я хочу быть с тобой и растить нашего ребенка в безопасности.
ЭПИЛОГ
Талила прислонилась виском к дверному проему и улыбнулась, наблюдая за двумя черноволосыми головами, склонившимися друг к другу. Ее муж сидел во главе стола, по правую руку от него нетерпеливо елозил на специальной подушке ребенок.
Ее сын.
Сквозь раздвинутые сёдзи в комнату для трапез проникал теплый закатный свет. В желтых лучах стены вспыхивали так ярко, словно были обшиты шелковой тканью с золотым узором.
Конечно же, нет. Это поместье в самом дальнем уголке империи было построено так, чтобы ни одна комната, ни одна деталь не напоминала о роскошном дворце и обо всем, что они когда-то оставили позади.
—…и когда мы переходили реку вброд, — говорил Мамору, — один из моих полководцев предал нас и ударил в спину.
Ичиро подался вперед, локтями упираясь в край стола. Его кимоно сбилось набок, но он и не думал поправлять.
— И ты не испугался? Совсем-совсем?
— Испугался, разумеется, — улыбнулся отец. — Тот, кто говорит, что не знает страха, просто не умеет смотреть честно в свое сердце. Нам пришлось ударить в ответ с тройной силой.
Сын тихо ахнул, будто видел это собственными глазами.
— А потом?
— А потом... потом я притворился другим человеком, чтобы вместе с предателем отправиться в стан врага.
У Ичиро глаза зажглись ярче звезд на безоблачном вечернем небосводе.
— А если бы у тебя не получилось? — спросил, затаив дыхание.
— Тогда наш план изменился бы, — серьезно ответил Мамору. — Настоящий полководец всегда ищет другой путь, если первый закрыт. В этом нет позора. К победе можно прийти разными тропами.
У дверного проема Талила тихо улыбнулась: она и представить не могла, что из Мамору выйдет такой отец для их единственного сына. Но кто-то должен ломать многовековые устои, и они стали теми, кто это сделал. Ичиро не грозило получить рабскую печать подчинения, как не грозило переживать бесконечные наказания и стараться укрыться в тайном месте, как только в начале коридора звучала тяжелая отцовская поступь.
Когда она думала, что их сын растет совсем иначе, ей хотелось плакать от облегчения.
Талила бесшумно скользнула внутрь, и Мамору, заметив движение, поднял голову. В его взгляде вспыхнул все тот же теплый огонь — он загорался всякий раз, когда он видел жену или к нему тянулись маленькие ладони сына.
— Мама! — Ичиро встрепенулся, расправил плечи и гордо добавил. — Отец рассказывал про войну, в которой вы сражались.
Она кивнула и взлохматила волосы ему на макушке.
Талила до сих пор сомневалась, нужны ли их пятилетнему сыну такие знания. Учитывая, что они растят его вдали от столицы. Вдали от всего. Но Ичиро видел их доспехи и оружие, он слышал разговоры самураев в поместье, особенно обожаемого им Такахиро, и впитывал все как сухая почва впитывает влагу. Скрывать что-либо было невозможно, да и к чему? Ведь Мамору учил его владеть мечом, однажды Ичиро станет, подобно отцу, самураем.
— Вот как? И что тебе понравилось больше всего? — она села напротив сына, по левую руку от мужа.
— Я еще недослушал до конца, — серьезно отозвался Ичиро. — Но пока мне нравится часть, где ты спасла отца от отметины.
Мамору фыркнул, безуспешно пытаясь подавить смешок. Талила с той же целью прикусила губу. Она обменялась с мужем взглядами: безусловно, для ребенка он значительно приукрасил реальность.
Она потянулась за палочками, но остановила движение и прислушалась. Рядом с ней так же насторожился Мамору, а спустя несколько мгновений сквозь раздвинутые сёдзи они увидели, как по саду к поместью смешно шагал Такахиро.
«Это ничего не значит, — сказала себе Талила. — Что угодно могло случиться».
Они забрались далеко-далеко от столицы. Конечно же, не вернулись в поместье, которое принадлежало Мамору раньше. Жить там после бойни и казни, устроенной Императором, было невозможно. И потому они выкупили землю и три деревни неподалеку от горного перевала — но со стороны южных границ Империи. Путь до столицы от их маленького поместья занимал две недели, и это их устраивало.
Конечно же, вместе с ними уехали и самураи — те, кто не захотел оставаться в столице. Их отряд возглавлял Такахиро, пережившую ту страшную ночь. Земля, которая принадлежала Мамору и Талиле, была надежно защищена, и они всегда были наготове. И неважно, что за пять с половиной лет они поучаствовали лишь в десяти сражениях.
Встревоженное лицо Такахиро подсказало Талиле, что ее волнения были не беспочвенны. Возмужавший самурай остановился на деревянной веранде и склонился.
— Господин, дозорные заметили отряд, что по горной дороге направляется в поместье. Его возглавляет полководец Осака.
Он назвал его по старому титулу, хотя за прошедшее время многое изменилось. Осака стал главным военачальником Империи — по сути тем, кем являлся Мамору при жизни младшего брата.
Талила обернулась к мужу: все тепло, что было в его взгляде, исчезло. Вся расслабленность на лице, мягкая улыбка на губах, морщины в уголках глаз от смеха — все это смыло, как смывает волна рисунок на песке. Она не успела моргнуть, а перед ней сидел уже совсем другой человек. Она не видела себя со стороны, но знала, что такие же перемены произошли и с ней.
— Отец? Мама? — Ичиро переводил взгляд с родителей на наставника Такахиро, не понимая, почему в одно мгновение в помещении словно стало холоднее, и желтые лучи заката из ярких превратились в зловещие.
— Ступай в свою комнату, — велел ему отец таким голосом, который он слышал очень редко. И которому не смел возражать.
Проводив сына взглядом и дождавшись, пока за ним закроются раздвижные двери, Талила посмотрела на Мамору.
— Может быть, он решил нас навестить?
Она и сама не верила тому, что говорила.
Муж ответил кривоватой ухмылкой.
— И потратил на это путешествие две недели, — он фыркнул и покачал головой. — К чему гадать? Такахиро, прикажи оседлать лошадей. Мы встретим военачальника Осаку.
Уже через четверть часа они покинули поместье. Талила сменила кимоно на одежду, которую она надевала практически каждое утро, когда упражнялась с мужем на мечах. Они жили спокойной, тихой жизнью, но ничего не забыли. Помнили каждый день, что все может перемениться в один миг.
И, кажется, этот миг настал сейчас.
Мамору и Талила вместе с небольшим отрядом выехали на горную дорогу — единственный путь в их отдаленное поместье. Миновать ее было нельзя, обойти — практически невозможно. Узкий проход исключал вероятность неожиданного нападения.
Они были готовы ко всему. Но не к тому, что привез с собой военачальник Осака.
Придержав жеребца, Талила покосилась на мужа. Они остановились посреди дороги и уже видели, как вдали расцветали отблески факелов. То, что отряд Осаки не остановился на ночлег и продолжил свой путь в темноте, говорило о многом.
— Что могло случиться? — выдохнула она в тишину.
Мамору резко повел плечами. Их поместье было хорошо своей отдаленностью, но и вести доходили с запозданием. Последнее письмо они получили около десяти дней назад, и в нем не говорилось ничего, что могло бы их встревожить.
— Все что угодно, — ответил он и растер ладонью глаза.
В доспехах и с самурайской прической — его волосы давно отросли — он напомнил Талиле о тех временах, когда они сражались вместе.
Когда отряд военачальника Осаки заметил, что их встречают, лошади замедлили ход, и на возвышенность они взобрались практически шагом. Они не виделись больше четырех лет: лишь единожды бывший полководец навещал их в поместье — добровольной ссылке, как говорили многие.
Он постарел, — невольно отметил про себя Талила. Постарел гораздо сильнее, чем прошло времени.
Прозвучали традиционные слова приветствия, и чтобы прервать неуютную тишину, повисшую на месте встречи, Осака, откашлявшись, сказал.
— Мы были бы рады отдохнуть после долгой дороги. И утром поговорить о том, с чем я приехал.
— Нет, — отрезал Мамору. — Твои люди — пусть отдохнут. Но о делах, которые привела тебя к нам, мы поговорим сейчас.
Если его слова показались военачальнику грубыми или неучтивыми, он никак не дал этого понять. Лишь склонил в согласии голову и тронул поводья.
Они вернулись в поместье — по-прежнему в молчании. У ворот их встретил Такахиро, и после короткого приветствия повел за собой прибывший с Осакой самураев. Главный же гость отправился следом за хозяевами в комнату, в которой часом раньше звучал заразительный смех их сына, и теплые, солнечные лучи ложились на стены.