– Письмо?
Я не сразу беру его – сначала просто смотрю с растущей внутри надеждой, а затем медленно и удивленно протягиваю руку. Кажется, что кто-то принес мне ключ от тюрьмы беспокойства.
Наконец-то Нед написал мне, наконец-то. Возможно, он отправил это послание с побережья и уже вернулся в Англию – тогда сейчас он едет на север, чтобы найти меня. Я так рада его письму, что забываю о возмущении по поводу долгого молчания. Это не важно. Совсем не важно. Если Нед вернется ко мне, я разорву помолвку с Генри Гербертом и мы во всем признаемся королеве. Все будет хорошо. Как сказала малютка Мария, невероятно мудрая для своих лет, чего еще мне хотеть, кроме дома и супруга?
Но тут я замечаю, что это не почерк Неда и не его печать. Все надежды рушатся. Я покидаю людный конный двор, откуда конюхи выводят лошадей на изобильные луга, и ступаю в сад. На каменной скамье в тени деревьев я смогу дать отдых моей разболевшейся спине и прочитать письмо.
Прислал его Генри Герберт, и оно отвратительно.
«До сих пор я вел жизнь, полную добродетели, и не намерен, теряя достоинство, провести остаток жизни со шлюхой, имя которой на устах почти каждого мужчины…»
Лист бумаги едва не выскальзывает у меня из рук. Я готова упасть в обморок, я задыхаюсь от ужаса. Читаю письмо еще раз. Он называет меня шлюхой, говорит, что меня обсуждают все мужчины. Сердце бешено стучит, а ребенок, наоборот, угомонился, как будто оскорбления в адрес матери его ошеломили.
– Нед, – печально шепчу я.
Поверить не могу, что он не вмешается и позволит такому кошмару случиться со мной. Поверить не могу, что наша любовная связь окончится катастрофой: внутри меня растет ребенок, Генри Герберт – не кто-нибудь, а Генри Герберт! – обвиняет меня в развратном поведении.
«Вы пытались завлечь меня греховным искушением, замаскированным под льстивую дружбу, однако (слава Господу) я так чист, что вы хитростью лишь выманили у меня несколько памятных подарков, скрывая и свою, и его мерзость».
Он знает, что я беременна. Неда не упоминает, но быстро найдутся те, кто запятнает его доброе имя вместе с моим. Нужно вернуть Герберту его подарки, умоляя держать все в тайне. Он в ярости из-за моей попытки обмануть его, и, честно говоря, я не стану заявлять, что он не прав, а я совсем невинна. Не могу винить его за негодование. Я собиралась выйти за Герберта и за его именем скрыть свой страшный позор. И, конечно, в глубине души я понимала, что это не сработает. Возможно, я родила бы еще до того, как мы пошли бы к алтарю. После свадьбы пришлось бы сразу все рассказать, и тогда Герберт злился бы не меньше.
Однако я уже стала бы его женой, а ребенок носил бы его имя, и я получила бы хоть и временное, но пристанище. Что еще мне было делать? Я думала, что быть замужней на момент родов – это спасение. У ребенка появилось бы имя, у меня – супруг. Теперь меня ждет позор при рождении малыша, а юноша, которого я хотела заполучить в мужья и при этом обмануть, называет меня шлюхой.
Опускаю голову на ладони и плачу, уткнувшись в его жестокое письмо. Я правда не знаю, что мне делать. Не представляю, как мне сейчас поступить. Ребенок вдруг переворачивается и начинает сильно давить на живот, поэтому нужно поспешить в уборную и пописать. Боже, какое мучение. Худшего и придумать нельзя, но именно это со мной и происходит. Я была так счастлива в качестве жены Неда и подруги Джейни, королевской наследницы и сестры святой, а теперь я низко пала. Совсем низко. Так низко, что сомневаюсь, смогу ли я снова встать с колен.
Фрейлин из покоев Елизаветы легко убедить в том, что мне нездоровится. Утомленное выражение лишает мое лицо девичей миловидности, ночами не сплю, потому что малыш начинает толкаться, едва я ложусь в кровать. Под глазами залегли темные круги, чудесную кремовую кожу портит россыпь прыщей. Со стороны может показаться, что это дизентерия. Я опухла, словно от водянки, постоянно болят спина и промежность. И каждый день, прислуживая королеве, я вынуждена стоять и стоять, пока она сидит, прохаживается или танцует. Мне приходится делать реверанс с прямой спиной и улыбаться. Это похоже на длительную пытку самым жутким приспособлением в Тауэре – лучше бы уж признаться во всем и получить наказание, чем врать и терпеть бесконечную боль. Подними они меня на дыбу, и то не было бы так плохо.
Поездка продолжается, мы движемся от одного чудесного дома и гостеприимного хозяина к другому; Елизавета крайне счастлива – Роберт Дадли все время рядом, они танцуют вечерами напролет и спят в соседних комнатах. Они напоминают юную влюбленную пару: флиртуют и смеются, играют в азартные игры и вместе катаются на лошадях. Они счастливы, как когда-то были я и Нед, пока Елизавета не отправила его за границу, приговорив меня к одиночеству и позору.
Я пишу одной из горничных, оставшихся в Вестминстере, с просьбой залезть в мой сундук в хранилище с драгоценностями, достать коробку с моими украшениями и отправить мне все то, что я получила в подарок от Генри Герберта. Надо вернуть ему дурацкий портрет и медальон с локоном волос. Деньги я потратила, так что их возместить не получится.
Дворец Пирго, Эссекс.Лето 1561 года
От горничной ни слова – боюсь, она не получила мое письмо или не может найти вещи, а может, случилась еще какая путаница. Еще до того, как я пишу следующее письмо, в котором прошу поторопиться и делать как велено, двор прибывает в новый дом моего дяди Джона Грея в Пирго. Он трогательно гордится величественным дворцом, дарованным ему королевой. Желая разделить и со мной ее расположение, Грей назначает меня на важные роли в развлечениях Елизаветы, хочет, чтобы я руководила танцами, и не понимает, почему я ускользаю от ее внимания.
– И выглядеть ты стала хуже, – недовольно замечает он. – В чем дело, девочка моя? Ты располнела. Нельзя переедать, пока тебя не назовут королевской наследницей и не утвердят в парламенте. Королева не терпит обжор. Нам всем нужна симпатичная наследница, которая сможет родить детей. А ты выглядишь утомленной.
– Знаю. Простите, – кратко отвечаю я.
Я вдруг думаю, не рассказать ли ему о том, что я погрязла в грехе куда более серьезном, чем обжорство, но при взгляде на его точеные черты лица не рискую признаться, что очередная племянница Грей оказалась не по ту сторону престола.
– Что это там у тебя под накидкой? – вдруг интересуется он.
– Моя кошка Булавка.
Милая белая кошечка не вызывает у Джона Грея улыбку.
– Какая нелепость, – говорит он. – Держи ее подальше от моих гончих, иначе они ее разорвут.
– Письмо для леди Катерины, – объявляет слуга и подает мне послание с гербом Пемброков. – Посыльный ждет ответа.
– Неужели? – Голос дяди сразу становится радостным. – Это от Генри Герберта? Его отец недавно говорил со мной. Вроде как хочет восстановить вашу помолвку. Открывай его, девочка.
– Лучше я прочитаю его потом, – говорю я.
Во рту пересохло. Он смеется.
– Да не стесняйся меня. – Грей начинает обсуждать со слугой приготовления к ужину для королевы, а я тем временем вскрываю печать и разворачиваю одну страницу.
«Мадам, требую без промедления с этим посыльным отправить мне письма, подарки и мой портрет, иначе, говорю откровенно, о вас станет известно во всем мире, как мне, слава Господу, и многим другим стало известно о вашем распутстве».
Меня едва не тошнит. Я снова перечитываю его слова. Герберт же знает, что я в поездке, – неужто думает, что я повсюду вожу с собой его портрет? Бедный глупец, наверное, именно так он и считает. Сколько же в нем тщеславия. Сколько бестолковости. Я рада, что мы не поженимся, хотя что же я буду делать, если Генри не возьмет меня замуж и объявит шлюхой?
– Все хорошо? – интересуется дядя. – Выглядишь не очень счастливой. Небольшая размолвка?
– Все в порядке, – с трудом выдавливаю я ложь.
Если не вернуть Генри его письма и он объявит меня любовницей Неда, я потеряю расположение королевы, и вместе со мной падут мой дядя и все родные. Мария будет вынуждена покинуть двор – куда же она пойдет? Нам перестанут платить жалованье как придворным дамам, мы больше не получим ни подкупов от просителей, ни подарков от Елизаветы. Мой крах разрушит всю семью. Где же родится этот малыш и кто будет его обеспечивать?
– Все в порядке. – Я обнажаю зубы в безрадостной улыбке. – Все в полном порядке.
– Прекрасно, прекрасно, – с оживлением отзывается Грей. – Может, попросим у королевы разрешения на ваш с Генри Гербертом брак, пока она гостит здесь? Если сегодня все пройдет хорошо и она будет в хорошем настроении, а? Видела бы ты, каких размеров мой марципановый замок! Лишь бы только донесли с кухни, не уронив! Иначе у меня сердце в пятки уйдет. Пора отдавать тебя замуж, юная Катерина.
– Не спешите. – Я сглатываю подкатившую к горлу желчь. – Прошу вас, не надо пока говорить об этом с королевой. Милорд Генри злится на меня из-за кое-какой мелочи. Мне нужно отправить ему подарок. Вот бы только послать мою горничную в Вестминстер, чтобы она нашла его.
Грей смеется.
– Ах, молодые влюбленные! Сами создаете себе трудности! Отправь ему засушенную розу из моей изгороди, и этого будет достаточно, вот увидишь. А я поговорю с королевой, когда та будет в хорошем настроении, как только ты мне кивнешь.
– Хорошо, – глупо соглашаюсь я. – Молчите, пока не заметите кивок.
Он хлопает меня по плечу.
– Иди и переоденься в свое самое красивое платье. Мы устроим Ее Величеству такой прием и такое веселье, чтобы она запомнила на все время своего правления.
– Уже иду, – послушно отвечаю я. – Спасибо, дядя. Большое вам спасибо.
– И отнеси своих животных в конюшню, – просит он. – А то они перепачкают все в моем доме.
Я держу Булавку в коробке для перевозки, потому что она ужасно непостоянная и запросто может уйти, а вот собачку Джо и обезьянку Мистера Ноззла мне удается протащить в свои покои и дать им немного прогуляться. Благослови Господь этих существ, ведь они единственные во всем мире, кто любит меня. Я не собираюсь оставлять их в конюшне, что бы ни говорил мой дядя.