– Мне пришлось поднапрячься, – небрежно сказал он. – Разве пафос – это не основная причина, по которой мужчинам типа Эрика Дэна достаются женщины типа тебя?
Он шутил, но я почему-то восприняла это в штыки. Я попыталась отшутиться, но явно различила, что за небрежной ремаркой скрывался укол. Я не хотела, чтобы Суреш считал, будто меня купили. Я не могла быть содержанкой (и не только потому, что старовата); я изо всех сил старалась оплачивать свою половину за билеты, еду и напитки, когда мы с Эриком куда-то шли вместе. Мы не просто игриво перетягивали счет из стороны в сторону – я действительно платила. Однажды я чуть не порезала ладонь, выхватывая из его руки кредитку, – так сильно я хотела оплатить наш ужин сама.
И все же были случаи, когда я просто не могла тягаться с его щедрыми поступками. Например, те VIP-билеты в оперу… Или сюрприз в виде ночи в гостинице «Капелла»… Винтажные бургундские вина, на которых он настаивал каждый раз, когда на столе были блюда французской кухни… Или тот великолепный ужин в «Ваку Джин», который сопровождался феноменальным саке… Я за это все не платила – даже половина суммы мне была не по карману. Не говоря уже о подарках, которыми он меня завалил. Как можно забыть ту книгу Чарльза Буковски и бриллиантовые сережки-гвоздики «Ван Клиф энд Арпилс», на которых он настоял, – «это ничего, просто сувенирчик, правда», да еще несколько дизайнерских сумочек…
Ой, неважно. Кто бы говорил. Суреш вообще пытался украсть у меня клиента – «Санггух Кэпитал». Я не забыла. Рада, что он снова улетает в Джакарту на две недели.
Среда, 14 сентября
Неуклюже попрощалась с Сурешем, у которого теперь появился свой кабинет. И собственный секретарь, Хонг Лим, – Кай сказала, что этот человек не входил в секретарский клуб сплетников. Похоже, у Хонг Лима есть принципы.
Ну, теперь Суреш действительно пропал из моей жизни. И нас уже ничего не связывает. Можно больше не притворяться друзьями.
Кай заглянула после того, как он переехал, чтобы утешить меня большой чашкой чая «Эрл Грей» и лавандовым тортиком. Мы ели молча, созерцая пустое пространство на месте стола и стула Суреша. Поверить не могу, что мне больше не придется скрывать свои пуки за кашлем; хотя это, конечно, все равно никого еще не обмануло, потому что я не умею убедительно кашлять и все время получается либо слишком тихо, либо нарочито раскатисто.
Усердно потрудилась, пропустив ужин, и наконец решила выдвигаться. Я посмотрела на недоеденный торт и придумала положить его в кухню, чтобы другие тоже могли угоститься. Интересно, оставался ли еще в офисе кто-то из моего отдела?
Я высунула голову из кабинета и с удивлением увидела, что на этаже почти везде уже был выключен свет, кроме кабинета Мона (опять). А где, интересно, он сам? Наверное, еще на этаже, так как из нашего общего календаря я знала, что у него через час конференц-звонок с Нью-Йорком. Может, он еще и не ел, так что тортик ему придется кстати.
Я подошла к его двери с кусочком торта.
– Мон? – позвала я, по привычке постучалась и вошла, чтобы поставить тарелку ему на стол.
Его экран был не заблокирован и светился. На нем я увидела недописанное письмо.
Я не собиралась его читать, пока взгляд не скользнул по теме письма:
Кандидатуры на повышение из отдела слияний и поглощений
Нельзя было его читать, дневничок. Это же явное нарушение. И несоблюдение инструкций. Нельзя читать. Так что я прочитала.
Это был ответ Мона в дискуссии насчет нескольких кандидатов, в том числе меня и Суреша.
И там было написано:
Уважаемые партнеры,
Что касается этих двух кандидатов, Суреша и Андреа, я согласен, что Суреш выглядит более подходящим…
Глава 38
Нет. Не может быть.
Я протерла глаза – вдруг какая-нибудь там опухоль заставляла меня видеть предательство там, где его не было. Но передо мной висело то же письмо, с теми же словами.
Твою мать, просто поверить не могу.
Не успев подумать, я вытащила свой личный телефон и сфотографировала эти неприятные слова. А потом схватила тарелку с тортом и вышла из его кабинета, кипя от обиды.
Так Мон не считал, что я заслуживаю то единственное, к чему стремилась всю свою карьеру. Ну что ж, тогда он точно не заслуживает этого тортика ручной работы!
Чувство было такое, будто меня пнули в живот.
А потом сердце начало колотиться, я вспотела и ощутила вздутие в животе.
Когда я получаю плохие новости, обычно напиваюсь. Я вытащила припасенную бутылку текилы и налила себе стопку, которую сразу же опрокинула. И еще одну. И еще. А может, еще парочку вслед за ними.
Я прищурилась от гнева. Как Мон так мог поступить со мной? Я же его падаван. Он меня звал своей «офисной дочерью», а я в ответ звала его «офисным папой». И он всегда говорил, что поможет мне во всем.
Мне стало плохо. Потребовалась эмоциональная поддержка. Или секс. Времена сейчас сумбурные.
Я побежала к стоянке такси и села в одно из них. Меня довезли до квартиры Суреша за пятнадцать минут (адреса друг друга нам были известны, так как мой стоял в качестве резервного в его документах, а его адрес – в моих).
Когда меня высадили у главного входа, я отыскала нужное здание и позвонила в домофон, надеясь, что я правильно запомнила информацию и Ануша действительно все еще была на медицинской конференции в Греции, а не с ним.
Сонный голос пробормотал:
– Алло?
– Ануша дома? – рыкнула я.
– Ч-что? Нет, – ответил он в замешательстве.
– Тогда впусти меня.
Пока я дошла до его двери, он уже ее открыл. Помятый Суреш стоял в проеме. На нем были старые хлопковые трусы-боксеры и футболка, вид был заспанный – с желтым налетом на глазах и следами слюней на подбородке (ой, ну ладно, у нас тут не любовный роман).
– Мне с тобой нужно поговорить с глазу на глаз, – сказала я, проходя мимо него в квартиру. – У меня новости.
Я была взвинчена до предела и наверняка выглядела сумасшедшей.
– И тебе привет, Андреа, – саркастично отозвался Суреш, закрыв дверь. – Я в трусах и не приглашал тебя войти.
– Дело на пару минут, не больше, – сказала я, плюхаясь на диван.
Ну, может, и больше. Я посмотрела на идеальный пресс Суреша. Его я оценила, даже будучи пьяной и злой. Как вышло, что этот парень рисует комиксы? Или… Я прищурилась. Это что, следы краски?
– Чем могу помочь? – Суреш перебил мои мысли, стоя со скрещенными на груди руками.
– Симпатичная квартирка, – сказала я, заводя беседу, пытаясь говорить спокойно. Я вскочила с дивана и стала расхаживать по комнате, бесстыдно заглядывая в двери. Вот что творит адреналин, а также пять шотов с текилой.
В кабинете горел свет; Суреш над чем-то работал. Отвлекшись, я забрела туда и увидела мастерски исполненный портрет Уотера и Реа – их тела переплетались, а вокруг все горело огнем. Суреш написал его гуашью на листе формата A3. От красоты дух захватывало.
– Одобряешь? – спросил Суреш, заходя в маленькую комнату и становясь перед рабочим столом, едва ли в полуметре от меня. Мое сердце забилось еще быстрее.
– Я не знала, что ты рисуешь красками.
– У меня нет природного таланта, но я отучился на курсах. – Он с опаской на меня поглядывал. Я не могла его винить – я и сама толком не знала, зачем пришла.
– Я пришла тебе кое-что сказать.
– Да, это ты уже сообщила.
– Слушай, не дави на меня. Я не счетчик пришла проверить. Мне нужно сказать кое-что… Непростое.
Он поднял брови, но ничего не возразил.
– Мон собирается дать повышение тебе, а не мне.
– Что? – удивился он. – Как… Что…
На секунду мне захотелось наброситься на него с кулаками, но в глазах защипало от слез, и желание драться пропало.
– Я не понимаю, как так. Не понимаю. Я приношу больше денег, чем ты. Я старше по должности. Никакого смысла в этом нет.
– Ты уверена, что это не ошибка?
– Абсолютно, – сказала я, неровно дыша. – Мон всегда пишет прямо, как никто другой. Я увидела на его экране письмо, когда он вышел из кабинета. Я даже сфотографировала экран. Я его прочитала десять раз.
– Черт, – сказал он. – Я в шоке. Я был уверен, что повышение получишь ты.
– Ну, судя по всему… Они уверены в другом.
Чтобы отвлечься от накатившей тошноты, я взяла со стола одну из серебряных фоторамок (тяжеленькая – «Тиффани»; видимо, подарок Ануши) и стала с любопытством разглядывать. На фото была Ануша, которая обнимала мужчину и женщину, постарше и явно похожих на нее саму, – родителей, по всей видимости. Я прищурилась. Лицо мужчины показалось очень знакомым. Где же я его раньше видела?
Суреш подошел и, поколебавшись, обнял за плечо.
– Андреа, я правда…
– Кто это такой? – спросила я, показывая на мужчину рядом с Анушей.
Глаза Суреша забегали. Он, как и я, не мог не показывать эмоций на лице.
– О, это? Это отец Ануши. Ну, мистер Сингх.
Мистер Сингх. Мистер Сингх. Тут я все и поняла. Я вспомнила, где видела это породистое лицо: его портрет висел за спиной секретаря в лобби!
Я театрально уронила рамку на тиковую столешницу с громким стуком.
– Ты гад, – прошипела я. – Ты гадкий врун.
Суреш поморщился и сделал пару шагов назад.
– И что теперь? – пробормотал он.
Я показала на него пальцем, будто мы находились в Салеме в 1600-х годах, а он только что объявил, что голосовал за легализацию колдовства и права женщин.
– Ануша – дочка Индерджита Сингха. Твоя невеста – дочка одного из основателей «Сингх, Лови и Дэвидсон»!
– Да, и что? – ответил Суреш с делано невинным видом. – Не то чтобы это кого-то касалось.
Меня обуяла ледяная ярость.
– О, очень даже касается, – прошипела я. – Это чертов конфликт интересов, вот что это такое, и о нем нужно докладывать, особенно когда тебя рассматривают на позицию партнера.
– Но меня не рассматривают, – соврал этот кусок дерьма, который двинулся ко мне, примирительно вытянув руки. – Ну, то есть раньше рассматривали. Но я… Это все… Все сложно. Я тебе потом объясню. Я хочу понять, зачем ты сегодня ко мне пришла. Скажи, пожалуйста.