И в этот момент Кэтрин закричала:
– Осторожнее, мисс Льюис!
Но было поздно. Я упала на ржавые грабли, лежащие зубьями вверх. Усадив Джени на землю, я осмотрела травму. На руке была глубокая царапина, из запястья сочилась кровь.
Кэтрин присела на корточки рядом со мной:
– Ничего? Больно?
– Да, – сказала я. – Нужно перевязать.
– Вот, – гордо произнес Эббот, протягивая мне лоскут, оторванный от своей рубашки. – Воспользуйтесь этим.
– Спасибо, – поблагодарила я, улыбнувшись его жесту и перевязывая запястье белой тканью.
Повязка быстро пропиталась кровью, и я попросила Эббота затянуть ее потуже.
– Если хотите вернуться, – сказал он, – то я это пойму.
Запястье отчаянно болело, но я встала на ноги, отряхнула пальто и снова взяла на руки Джени, стараясь не слишком нажимать на рану. В ушах звучал шепот мистера Прайса: «Это твой шанс! Это удобный случай! Воспользуйся им!»
– Пойдем дальше, – сказала я.
– Вы уверены? – спросил Эббот.
Я кивнула:
– Пройдем еще немного.
Мы начали петлять среди рядов камелий – ни одна не напоминала миддлберийскую розовую, – и, верный своему слову, через минуту Эббот остановился.
– Вот и пришли, – сказал он с широкой, будто наклеенной, ухмылкой.
Я посмотрела направо, потом налево и покачала головой:
– Куда? Я ничего не вижу.
– Подойдите поближе и увидите, – сказал он, указывая вперед, где до самой земли висел туман и было трудно что-либо рассмотреть.
Мы прошли через беседку, увитую розовыми степными розами. Я сильнее прижала к себе Джени, чтобы она не уколола ручки торчащими шипами, а картина впереди с каждым шагом вырисовывалась все четче. Появилась замшелая крыша со старым ржавым флюгером, застывшим по стойке «смирно». Дом?
– Что это? – спросила я Эббота, чувствуя, как кожа покрылась мурашками.
– Сарай, – ответил он, волнуясь, и обернулся ко мне. – Мисс Льюис?
– Да, Эббот?
– У вас никогда не было чувства, что какое-то место… – Он помолчал, чеша в затылке. – Ну, что какое-то место может быть… наполнено злом?
Кэтрин со вздохом скрестила руки на груди. Однако через несколько мгновений по низине пронесся внезапный порыв ветра, отчего ставни в окнах заскрипели на петлях, и девочка подскочила.
– Видите? – сказал Эббот, и его щеки торжествующе порозовели.
Он заметил прислоненные к клену поодаль вилы и взял их.
– Для защиты.
– Эббот! – крикнула я. – Пожалуйста, не пугай своих сестер.
К Эбботу подошел Николас:
– Думаешь, здесь злые духи?
– Может быть, – ответил Эббот, оглядываясь по сторонам.
Николас кивнул.
– Не беспокойся. Камелии нас защитят. Мама говорила, что они особенные. – Он огляделся. – Вот почему она столько их посадила.
Кэтрин пошла вперед, якобы чтобы рассмотреть красный цветок на дереве.
Эббот взглянул на брата, а потом метнул вилы в розовый цветок камелии и состроил гримасу.
– Но почему-то эти деревья не спасли маму, когда она больше всего в них нуждалась.
– Эббот! Прекрати, – закричала я и снова осмотрела свое запястье. – Ты увидел, что хотел?
– Нет еще, – ответил он, пристально глядя на дверь сарая. – За месяц до маминой смерти я следил за ней отсюда. Отец тогда сердился на нее, и потому она любила ходить в сад одна. Я хотел поговорить с ней. Думал, что смогу подбодрить. Но когда пришел сюда, ее не было. Я бегал туда-сюда вдоль деревьев, разыскивая ее. А потом обернулся и увидел, как она выбегает из этого сарая. Она рыдала.
– Ох, Эббот, – произнесла я, кладя руку ему на плечо.
– Она, наверное, поцарапала руку, – вмешался Николас. – Я всегда плачу, когда такое случается.
– Потому что ты неженка, – поддразнила его Кэтрин.
– Ты не неженка, – успокоила я мальчика.
– Нет, насколько я мог видеть, у нее не было никакой царапины и ничего такого, это все из-за проклятого мистера Блита.
– Почему ты так думаешь? – спросила я.
– Он был здесь. Я увидел, как он бежит за ней. Это из-за него она плакала. Я знаю.
– Может быть, тебе показалось, – сказала я, сомневаясь в достоверности рассказа Эббота, но он покачал головой:
– Я точно видел.
Он посмотрел на старое строение с крышей, покрытой комками мягкого зеленого податливого мха, сверху выцветшего до светло-серого.
Эббот подошел ближе и, потрогав рукой дверную ручку, обернулся к нам:
– Заперто.
– Ну, на этом и закончим наше большое приключение, – сказала я. – Пойдемте. Достаточно этих ужасов. Пора домой.
Эббот вздохнул.
– Говорю вам, в этом месте кроется что-то подозрительное, – проговорил он, тревожно оглядываясь на сарай.
Мы направились назад, к выходу из сада. Я положила руку Эбботу на плечо, но вдруг резко обернулась. Какой-то звук. Отчетливо скрипнула дверь, она открылась, а потом захлопнулась.
– Побежали! – крикнул Эббот, поворачивая к дорожке.
Кэтрин завизжала, а Николас выронил палку, которую держал в руке. Оба бросились вперед, а я с Джени на руках не могла их догнать.
– Дети! – закричала я. – Не торопитесь, вы поранитесь.
Бесполезно, они бежали что было сил. Поэтому я прижала Джени покрепче к себе и, как только могла, побежала по дорожке вдоль камелий, не оборачиваясь, пока не добралась до холма. Снизу он казался крутым, как гора, но я начала отчаянно карабкаться вверх по склону. Вдали послышался громовой раскат, и снова пошел дождь, на этот раз сильнее.
– Эббот, Кэтрин, Николас! – кричала я. За туманом и дождем я могла различить лишь смутные фигуры впереди. – Подождите, пожалуйста!
Я продолжала свой путь, казалось, целую вечность и чувствовала себя дурой – прежде всего оттого, что взяла детей на прогулку. Наконец показался дом. Но когда я увидела сцену у входа, мое сердце упало. Трое забрызганных грязью, промокших ребятишек стояли под зонтиком рядом с суровым лордом Ливингстоном и миссис Диллоуэй.
– Я очень сожалею, – проговорила я, едва дыша и бегом приближаясь к ним. – Мы ходили гулять и попали под дождь.
– На этом ваша работа здесь и закончится, мисс Льюис, – пролаял лорд Ливингстон.
– Но, отец, – закричал Эббот, – мисс Льюис поранилась!
В глазах лорда Ливингстона тут же вспыхнула тревога.
– Что случилось?
– О, это ничего, – сказала я. – Просто царапина.
– Дети, бегом мыться, – скомандовала миссис Диллоуэй. – Я буду через минуту. Отдайте мокрую одежду Сэди. И поспешите, а то простудитесь!
Кэтрин и мальчишки, потупившись, бросились в дом, а миссис Диллоуэй взяла у меня Джени.
– Иди сюда, лапушка. Бедняжка, промокла до костей. – Она взглянула на лорда Ливингстона. – Я сама ее искупаю.
Думаю, я выглядела ужасно – промокшая, с текущими по щекам размокшими румянами. Набор косметики был прощальным подарком моей подруги Перл. По глупости я решила воспользоваться им в это утро.
– Пожалуйста, сэр, мне действительно очень жаль, – уговаривала я лорда Ливингстона. – Я…
– Придержите свои сантименты, – строго проговорил он. – Больше вы не будете брать детей в сад. Вам понятно?
– Да, да, конечно, – сказала я, глядя на свои раскисшие от воды туфли. Что я вообще тут делаю? И почему я решила, что разыскать ту камелию будет легко?
У меня защипало глаза, но я сдержала слезы.
– Идите в дом и переоденьтесь, – сказал лорд Ливингстон. – А потом встретимся в гостиной.
Я кивнула и, побежав к черному ходу, поскорее стянула с ног промокшие туфли и потом прошлепала к двери на черную лестницу, оставляя за собой мокрые следы. Спустившись, я поспешила по длинному коридору в свою комнату и чуть не налетела на мистера Хэмфри, шофера.
– Простите, – пролепетала я, – я немножко не в себе.
– Действительно, – проговорил он. – А я чуть не наступил вам на ногу. Где ваши туфли?
– Оставила у дверей. Там, в саду, ужасно грязно. – Я посмотрела на свои мокрые чулки и тут заметила грязь и на его ботинках. – Вижу, вы тоже запачкались.
– Ах, это? Просто наступил в лужу, когда подъехал.
– Ну, я пойду переоденусь, – сказала я.
Взяв из кладовки полотенце, я поспешила в свою комнату и там, прежде чем раздеться, опустила штору, а потом тщательно вытерлась. Там сегодня действительно кто-то был? В сарае? А Эббот говорил, что видел свою мать рыдающей. Я надела сухие чулки и новое платье, прошлась расческой по волосам, заколола их сзади и взглянула на себя в зеркало над комодом. Нельзя, чтобы он меня уволил. Пока еще нельзя. Мне нужно время. Миддлберийская розовая может скоро расцвести. И я найду ее. Должна найти.
Разгладив на себе платье, я вошла в гостиную. Благодаря мистеру Бердсли моя рука была промыта и перевязана. Лорд Ливингстон сидел в зеленом бархатном кресле перед камином. Огонь, потрескивая, отражался в его глазах.
– Заходите, – проговорил он, не поднимая глаз.
Я направилась к нему, чувствуя на лице тепло от огня, и пощупала волосы, все еще мокрые от дневных происшествий.
– Пожалуйста, позвольте мне оправдаться, сэр, – то есть ваша светлость, – проговорила я, едва узнавая свой кроткий голос.
Он по-прежнему смотрел в огонь и несколько долгих мгновений не оборачивался ко мне.
– Разве миссис Диллоуэй не говорила вам, что я запретил детям ходить в сад?
Я уставилась на свои сложенные на коленях руки.
– Ну, да, сэр, то есть…
– Тогда почему вы взяли их туда вопреки моему явно выраженному желанию?
– Милорд, мне было жаль их. Дети любят играть на улице. Я думала, это будет весело.
– Весело?
– Да, – сказала я. – И полезно для здоровья.
Он встал и провел рукой по своим темным волосам.
– Я сам знаю, что для моих детей лучше. Каждую субботу они ездят в город, а мальчики на неделе берут уроки верховой езды. Мы вовсе не держим их взаперти, мисс Льюис.
Я натянуто улыбнулась:
– Я имела в виду не это, сэр. Я просто хотела, чтобы они развлеклись.
Он сцепил руки.
– Я прощу сегодняшний инцидент, если вы обещаете, что больше никогда не возьмете детей в сад. Пусть играют на террасе, если уж вам так хочется, но им не дозволяется гулять у камелий. Это не безопасно. В нескольких милях оттуда живут бродяги. Никогда не знаешь, кто там шляется. – Его лицо смягчилось. – Как ваша рука?