Сэди подбросила полено в камин, потом обернулась и сделала реверанс перед Десмондом.
– Сэди! – воскликнул он. – Рад тебя видеть.
– И я вас тоже, – сказала она смущенно, как бывало всегда, когда кто-либо из Ливингстонов замечал ее присутствие.
Мистер Бердсли, покачав головой, предложил Десмонду булочку. Но прежде чем дворецкий успел воспользоваться щипчиками, чтобы положить ее на тарелку, Десмонд схватил одну из корзинки и, подбросив вверх, снова поймал. Николас вытаращился на него.
– Скажите, – спросил Десмонд, – кто хочет ночью пойти посмотреть на звезды? Как в былые времена.
– Я! Я! – вскочил Николас.
– И я тоже! – подала голос Кэтрин.
Я покачала головой:
– Не люблю занудства, но детям нужно будет принять ванну и лечь спать.
– У-у-у, – заскулил Николас, обиженно откинувшись на спинку стула.
Кэтрин сложила руки на груди.
– Ну, ничего. Я пробуду здесь целый месяц, так что мы многое успеем, – с улыбкой утешил их Десмонд.
Николас встал.
– Разрешите, мисс Льюис?
– Пожалуйста, – сказала я, глядя в его тарелку. – Но ты почти не притронулся к ужину.
Он пожал плечами:
– Если Эббот не может есть, я тоже не буду. Из солидарности с ним.
– Очень изобретательный повод, чтобы не есть горох, – сказала я и обратилась к Десмонду: – Ты посидишь здесь с детьми, пока я схожу проведаю Эббота?
– Конечно, – согласился он.
Солидарность с братом увяла в Николасе, как только миссис Диллоуэй принесла пирог.
– Мне кусок побольше, – сказал он и тут же в нетерпении обернулся к Десмонду: – А меч у тебя есть?
Я приложила руку ко лбу Эббота.
– Ты весь горишь.
Отжав тряпку, я приложила к его лбу компресс. Он затрясся и пробормотал что-то себе под нос.
– Бедняжка, это страшная лихорадка. – Я погладила его по голове. – Это пройдет, милый. Мы справимся.
Выйдя из комнаты, я встретила в коридоре мистера Бердсли.
– Как он? – спросил дворецкий.
– Боюсь, что не очень.
– Эббот – крепкий парнишка, – заверил он меня. – Думаю, ему лучше всего выспаться как следует. Завтра доктор Энгстром прямо с утра придет снова осмотреть его. – Прежде чем повернуться к лестнице, мистер Бердсли улыбнулся мне. – Спасибо.
– За что?
– За то, что так заботитесь о детях.
– Я не делаю ничего особенного.
– Делаете. И ее светлость была бы вам благодарна.
Когда Эббот погрузился в сон, я уложила остальных и тихонько спустилась вниз с корзиной детского белья для стирки. Штаны Николаса упали на пол, а когда я нагнулась за ними, подбежал Десмонд.
– Я подниму! – Он с улыбкой протянул мне штаны. – Тебя здесь крепко взяли в оборот, а?
– Я не возражаю, – ответила я, слегка улыбнувшись.
– Давай стащим еще кусок пирога с кухни, – предложил он, сверкнув озорной улыбкой.
Я покачала головой:
– Ты знаешь, что миссис Марден ненавидит, когда посторонние болтаются по кухне.
Он усмехнулся:
– А что я могу предложить, чтобы ты стала моим соучастником?
– Какой коварный! – усмехнулась я.
Смахнув со рта несколько крошек пирога, Десмонд направился в кладовую дворецкого.
– Здесь ничего не изменилось с тех пор, как я впервые сюда приехал. Конторка Бердсли, шкаф с бельем… – Он взглянул наверх, на висящую на проводе лампочку. – Ничего.
Я прищурилась.
– А я всегда считала, что ты здесь родился, что твоя семья всегда жила здесь.
– Ну… Это долгая история, – ответил он.
Мы вместе направились к моей спальне.
– А что, – сказал Десмонд, взглянув на черный ход, – сегодня прекрасная ночь. Пойдем, полюбуемся на звезды?
Я улыбнулась, вспомнив, как мы смотрели на звезды при нашей первой встрече.
– Как тогда, на пароходе?
– Именно. Думаю, они много чего могут нам поведать.
Он открыл дверь, пропуская меня, и мы вместе вышли в сад.
– Смотри, – сказал Десмонд, указывая на небо. – Ни облачка.
– Кажется, я никогда не была здесь так поздно, – проговорила я, любуясь на луну в вышине. – Честно сказать, даже жутковато.
– Не бойся, – улыбнулся он. – Когда ты захочешь спать, я не стану тебя задерживать. – Он протянул мне руку. – Ты замерзла, – Десмонд стал согревать мои пальцы своим дыханием.
– Немного холоднее, чем казалось.
– Я сейчас сбегаю и принесу тебе мое пальто.
Я улыбнулась, вспомнив, как он накинул свое пальто мне на плечи в нашу первую ночь. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь.
Через минуту он уже вернулся и протянул мне пальто. Оно было тяжелое и толстое, но мне сразу стало тепло, и мы спустились с террасы.
– Я любил выходить сюда ночью, – сказал Десмонд, глядя на сад.
Мы побродили среди остатков розовых кустов, заглянули на поросший травой холм, откуда открывался вид на камелии. Десмонд подвел меня к каменной скамье, и мы сели там рядом.
– Десмонд, что произошло между тобой и твоим отцом?
– Это сложный вопрос, – ответил он. Десмонд совсем не был похож на лорда Ливингстона; мне казалось, что он унаследовал черты леди Анны. – Знаешь, что я любил делать в детстве?
– Что?
– Выходить сюда с мамой, мы ложились на траву и смотрели в небо, на облака, находя в них образы. Однажды я увидел паровую машину, ясно как божий день.
– Вы были близки с матерью, да?
– Да, – ответил он.
Я поколебалась, прежде чем заговорить снова.
– А как она умерла?
Я знала только то, что мне рассказала об этом Сэди.
Десмонд вздохнул.
– Я понимаю, об этом тяжело говорить. Я просто…
– Нет, – сказал он, поднимая глаза на камелии. Он помолчал какое-то время, прежде чем заговорить снова: – Они с отцом ужасно ссорились. Постоянно были страшные сцены. Он хотел, чтобы она стала другой, хотел держать ее в этом доме, как птичку в золотой клетке. Но она не могла жить в заточении. Ей хотелось свободы. – Он бросил с холма камешек. – Однажды я увидел, как она плачет на террасе. Когда я спросил ее, в чем дело, она ответила, что хотела бы ненадолго уехать. Спросила, не могу ли я отвезти ее на вокзал. Конечно, я попытался ее отговорить. Но она настаивала. Говорила, что хочет съездить одна домой в Чарлстон и что вернется, когда немного развеется.
– И ты отвез ее? На вокзал?
– Нет, – сказал он, на мгновение опустив глаза. – Отец услышал наш разговор и рассвирепел. Сказал, что я лезу не в свое дело, и все такое. В общем, обвинил во всех грехах.
– Не понимаю, – сказала я. – Почему он набросился на тебя?
– Мы никогда не могли найти общий язык, и я в конце концов понял, что это бесполезно.
Он наклонился и оперся локтями о колени.
– В общем, отец страшно рассердился. Никогда раньше я не видел его таким взбешенным. Мама тоже вышла из себя. Они кричали друг на друга. Отец вышел и хлопнул дверью. После этого мама позвала из розового сада мистера Блита и предложила попить чаю на террасе. Она это сделала, чтобы позлить отца, который мог видеть их из своего кабинета. Мистер Блит любил маму. Все это знали. Это очень раздражало Эббота. Он ненавидел мистера Блита.
– Ненавидел?
Десмонд кивнул:
– В общем, мистер Блит пришел к маме на чай. После этого мама отправилась к камелиям, одна.
– И отец позже пошел ее искать?
– Нет. Не думаю, что у него возникла такая мысль. Ссоры между ними были обычным делом, и мама всегда находила уединение среди камелий. – Он сложил руки на груди, потом снова опустил их. – Но мама не пришла к ужину, я начал беспокоиться и потому решил поговорить с ней, уговорить вернуться в дом. Уже темнело, а она не любила находиться в темноте. Спустившись с холма, я прошел через луг перед камелиями и увидел, что она лежит на траве.
– Что с ней случилось?
– Когда я ее нашел, ее сердце уже не билось, – сказал Десмонд изменившимся голосом. – Я все думаю, что все могло бы быть иначе, если бы я отправился за ней раньше. Если бы отец не кричал на нее тогда, если бы не давил…
– Ох, Десмонд, – сказала я, – как все это ужасно.
– Да, – сказал он. – Я отнес ее в дом. К счастью, дети спали и не видели ее.
– А удалось выяснить, отчего она умерла?
– Точно никто не знает. И, поверь мне, все мы восприняли эту трагедию очень тяжело. Особенно миссис Диллоуэй и Эббот. Он всегда так защищал маму. Какое-то время все мы находились под подозрением. Но, в конце концов, доктор заключил, что она умерла от естественных причин. У нее от рождения было слабое сердце. Но отец обвинил в ее смерти меня. А я, наверное, в некотором роде обвиняю его.
– Но, конечно же, никто из вас не виноват, – сказала я.
Десмонд покачал головой.
– Ты хочешь сказать, что…
– Нет, – ответил он. – Нет, он не убивал ее, если ты имеешь в виду это. Думаю, она умерла от горя.
Я содрогнулась при этой мысли.
– Впрочем, наверное, мы никогда этого не узнаем, – продолжал Десмонд. – Теперь я готов жить дальше, готов оставить все это позади. Сыграл мой отец свою роль в ее смерти или нет, я не могу ненавидеть его вечно. Ненависть подобна раку, она разъедает сердце. Я решил простить ему былое. Вот почему я вернулся домой, почему хочу его увидеть. Война вызвала во мне мрачную мысль о смерти, хотелось бы помириться с ним, ведь на фронте всякое бывает.
– Я уверена, отец оценит твой поступок.
– Надеюсь, – вздохнул он. – Мне только жаль, чтоб мы не смогли ее спасти. Я прокручивал в уме эту историю сотни раз и до сих пор не могу ее осмыслить. Я так тоскую по маме… – Он посмотрел на мерцающую в небе большую звезду. – Знаешь, я столько об этом думал, и мне кажется, люди подобны этим звездам в вышине. Некоторые слабо горят миллионы лет, едва видимые с земли. Они существуют, но ты не знаешь об этом. Они сливаются, как точки на холсте. А другие сверкают так сильно, что освещают небо. Их невозможно не заметить, невозможно не любоваться ими. Но они не живут долго. Не могут. Они быстро сжигают свою энергию. Мама была из таких.
– Как прекрасно ты сказал… – проговорила я.