Десмонд продолжал смотреть на небо.
– После войны ты вернешься домой? – спросила я.
Он на мгновение задумался.
– Не знаю. В детстве мама брала меня в сад, и мы говорили о жизни, о том, кем я могу стать, когда вырасту. Она велела мне никогда не прекращать поисков, пока я не найду свой настоящий север.
– Настоящий север?
– Она имела в виду не географические направления, а поиск своего пути, своего места в жизни, любви. Она говорила о моей судьбе. – Он помолчал, потом посмотрел на меня. – В тот день, когда я сошел с парохода в Ливерпуле, я дал себе клятву.
Я с любопытством посмотрела на него, робко улыбаясь, в ожидании, что он скажет дальше.
– Я поклялся, что если увижу тебя снова, то сделаю так, чтобы никогда не расставаться с тобой.
Его слова удивили меня, и все же они были искренни. Я поняла это, потому что сама чувствовала то же. Я посмотрела ему в глаза.
– О чем ты говоришь?
– Я говорю, что после войны, когда все останется позади, я хочу, чтобы каждый день моей жизни был связан с тобой, Флора Льюис.
Я разинула рот.
– Ты правда этого хочешь?
– Всем сердцем, – ответил он, нежно целуя меня.
Конечно, я мало его знала. Но знала, что люблю его, – возможно, с того момента, когда впервые его увидела.
– Сделай меня самым счастливым человеком, – сказал он, – и обещай, что будешь меня ждать. Обещай, что после войны будешь здесь.
У меня в голове закружились и замелькали образы родителей, мистера Прайса, детей, но все поблекло, когда я посмотрела в глаза Десмонду.
– Обещаю.
Взглянув налево, я вдруг заметила вдали какую-то фигуру, поднимающуюся по склону от камелий. Десмонд встал и загородил меня.
– Здесь, в нескольких милях на восток, цыганский табор, – тихо произнес он. – Иногда заходят бродяги.
– Да, твой отец говорил мне об этом.
Фигуру трудно было разглядеть, но силуэт, маячивший впереди, казался довольно крупным.
– Кто здесь? – крикнул Десмонд.
Мужчина остановился и посмотрел на нас, потом подошел чуть ближе, и свет из окон осветил его лицо.
Я разинула рот.
– Мистер Хэмфри?
– Мисс Льюис, – поздоровался он, прикасаясь к кепке. В одной руке у него была лопата, в другой джутовый мешок. – Добрый вечер, лорд Десмонд.
– Привет, Хэмфри, – коротко ответил тот. – Что ты делаешь в саду в такое время?
Мистер Хэмфри смешался и какое-то время молчал.
– Я просто проверял сарай, сэр, – наконец ответил он. – Вчера мне показалось, что там горит свет, и я хотел убедиться, что никто там не поселился.
– Понятно, – сказал Десмонд. – И как там, все в порядке?
– Да, милорд.
Десмонд посмотрел на мешок у него в руке.
– А что это за мешок, Хэмфри?
– Ах, этот, милорд? Это так. Просто, м-м-м, я подумал, не принести ли миссис Марден картошки, если найду.
– Картошки?
– Да, милорд. Здесь растет дикая картошка.
– Ладно Хэмфри, не смеем тебя задерживать.
– Доброй ночи, мисс Льюис, – попрощался мистер Хэмфри и вошел в дом.
Десмонд обернулся ко мне и шепнул:
– Не люблю я его. Никогда не любил.
– Но ведь он не делает ничего плохого.
– И все равно, я ему не доверяю.
Десмонд встал и, взглянув на подъездную дорожку, сказал:
– Машина. Кто же это?
Мы увидели, как оттуда вышел лорд Ливингстон.
– Наверное, сел на более ранний поезд, – сказала я. – Мистер Бердсли не ждал его до утра. Надеюсь, все в порядке.
Я встала и направилась к дому, но Десмонд взял меня за руку.
– Я не могу. Не могу его видеть. Пока что не могу. Не готов.
– И что ты собираешься делать? На этот раз мы не можем тебя спрятать, ведь дети тебя уже видели.
– Именно об этом я и хотел тебя попросить, – ответил он. – Спрячь меня хотя бы до утра. Дети уже спят, а настроение у отца всегда лучше, когда он хорошо поспит ночью. Лучше увижусь с ним утром, чем устраивать сюрприз сейчас, когда он устал и бог знает что пережил в Лондоне.
– Ты прав.
– Проведи меня через цокольный этаж, – попросил Десмонд. – Мне нельзя оставаться на втором этаже, а то еще наткнусь на него ночью. Поверь мне, ты не представляешь себе, каким вспыльчивым он может быть.
– Подожди, – сказала я. – У меня идея. Пошли со мной.
Через черный ход мы пробрались в цокольный этаж и осторожно, чтобы не разбудить мистера Бердсли, прошли мимо его спальни. От его храпа дрожала штукатурка. Я тихонько открыла дверь шкафа с бельем, она скрипнула, и я съежилась от этого звука.
– Вот, – прошептала я, протягивая Десмонду одеяло и подушку. – Мы поднимемся по черной лестнице.
Черной лестницей в основном пользовалась Сэди, нося белье и одежду для стирки на цокольный этаж и обратно. Мы открыли дверь на третьем этаже, и я осмотрелась, прежде чем шагнуть в коридор.
– Куда ты меня ведешь? – прошептал Десмонд.
– Увидишь, – усмехнулась я.
Я подняла край ковра, где лежал ключ, и вставила его в замок. Десмонд вслед за мной вошел внутрь.
– Что это?
– Ты хочешь сказать, что никогда здесь не был?
– Не был, – ответил он. – Эта дверь всегда была заперта. Я думал, что это вход на чердак.
Он подошел к беседке, изумляясь увивавшей ее розовой бугенвиллии, и вдохнул аромат цитрусовых деревьев.
– Это мамино, верно?
– Да.
Он подошел к столу с орхидеями.
– Ее всегда сопровождала красота. Удивляюсь, что отец не уничтожил все это.
– Эту оранжерею спасла миссис Диллоуэй. Она поддерживает здесь все так, как оставила твоя мать. Я прихожу сюда поливать растения и ухаживать за ними. И я приводила сюда Кэтрин. Ей понравилось. – Я сорвала с дендробиума побуревший лист и снова обернулась к Десмонду. – Переночуй здесь. Там у окна есть несколько мешков торфяного мха, из них выйдет прекрасный матрац. А восход солнца будет впечатляющий.
Десмонд положил одеяло и подушку на мешок со мхом.
– Да, – проговорил он, будто впитывая дух матери, – это будет здорово.
Мы подошли к краю оранжереи и открыли окно. Петли скрипнули.
– Ш-ш-ш, – предостерегла я. – Твой отец услышит.
Десмонд прижал ухо к окну.
– Послушай. Слышишь?
Из открытого окна доносилась музыка.
– «Я увижу тебя во сне», – сказал он.
– Что? – улыбнулась я.
– Эта песня, – объяснил он. – Я знаю ее. Джанго Рейнхардт. – Он подошел ко мне и взял за руки. – Потанцуй со мной.
Музыка, должно быть, доносилась из апартаментов лорда Ливингстона, расположенных внизу, но мне было все равно. Мое тело свободно, естественно плыло вместе с Десмондом. Мы слились в танце. Я прижалась щекой к его щеке, и когда песня закончилась, он привлек меня к себе ближе, чем когда-либо, и нежно поцеловал.
На следующее утро я вскочила, не понимая, где я нахожусь. Мне приснилось, что в саду среди камелий я встретила леди Анну. Она сказала, что ей нужна моя помощь, чтобы спасти камелию, которую она любит больше всех других. Вдали маячил человек без головы с факелом в руке и черным пауком в петлице, и мы бросились спасать дерево, пока он не поджег его. Анна была красивее, чем я могла вообразить, и в ее присутствии я казалась заурядной простушкой.
Я быстро оделась и поднялась проведать Эббота, все еще думая о его матери.
Подойдя к его спальне, я постучала.
– Это мисс Льюис, – сказала я. – Как ты себя чувствуешь?
– Войдите, – откликнулся он.
Я поставила на столик у его кровати поднос с тостами и чаем, а он сел и, потянувшись, произнес:
– Мне лучше.
Я потрогала его лоб.
– Жар прошел. Слава богу.
– А как долго Десмонд пробудет у нас?
– Ну, я думаю, сколько захочет. Это же и его дом, Эббот.
Мальчик отвернулся лицом к стене.
– Хотела бы я знать, почему ты так зол на Десмонда, – сказала я.
– Не хочу об этом говорить! – крикнул он, падая на постель и закрывая лицо подушкой.
– Ладно. Сегодня отдохни, но мы должны с этим разобраться. В конце концов, вы братья.
Внизу, из кухни, мне помахала рукой Сэди.
– Мистер Бердсли вас ищет. Он собирает нас всех в зале для прислуги.
– В чем дело?
– Не знаю, – сказала она, – но думаю, что-то важное.
Мне не терпелось отнести Десмонду в оранжерею чайник и булочки, и потому я надеялась, что мистер Бердсли не станет затягивать с сообщением новости. К тому же хотелось верить, что новость не будет плохой.
– Как вы думаете, что он хочет нам сказать? – шепнула мне Сэди.
– Понятия не имею.
– А как Эббот?
– Слава богу, лучше.
– Я заглядывала к нему утром, пока вы были с детьми, – сказала она.
– Спасибо, – шепнула я.
Мистер Бердсли и миссис Марден вошли в людскую вместе и переглянулись, прежде чем она уселась рядом с ним во главе стола.
Мистер Бердсли смотрел перед собой.
– Мне сообщили, что пропало кое-что из хрусталя и столового серебра.
Сэди разинула рот.
– Это фамильные ценности, принадлежащие этому дому, – продолжал он, внимательно оглядывая каждого из нас. – И я ни перед чем не остановлюсь, чтобы вернуть их. Я понятно выразился?
Мы все кивнули.
После завтрака мы с Сэди вошли вслед за миссис Марден на кухню.
– Странно, что пропадают вещи, – сказала Сэди. – Что происходит, как вы думаете? Уж не завелся ли в доме настоящий, живой вор?
Я молила бога, чтобы не подумали на меня. С одной стороны, я и в мыслях не держала, чтобы что-то украсть в этом доме, а с другой, все-таки мои намерения были недалеки от этого.
– Какой стыд! – вставила миссис Марден. – Одному богу известно, кто тут может быть замешан.
– Не смотрите на меня так! – взвизгнула Сэди, состроив гримасу.
Миссис Марден понизила голос:
– Тут есть один ушлый молочник, он приходит по воскресеньям и средам. Всегда норовит пошнырять на кухне и говорит так задушевно, прежде чем уехать обратно к себе в деревню. Как-то раз я забежала в кладовую, всего на минутку, а вернулась – он уже намазывает себе маслом хлеб!