По мере угасания не то чтобы веры, а уверенности в божественном происхождении человека и наличии в нем бессмертной души и замены ее понятием «психика», память становилась делом человеческим, слишком человеческим. Тем не менее свойства материи память не обрела, осталась в области духовного, но хотя теперь ею стала распоряжаться не душа, а свободный разум. Он отдал вечность, а вместе с ним и прошлое, во власть истории. Но как прошлое из вечности выковырнуть? Только с помощью знания, которое есть орудие памяти, невещественного психического начала, части сознания. Для того чтобы со-бытие́ не исчезло, в чистой духовности растворившись, его надо осознать и зафиксировать. Осознание и фиксация с помощью письменности превращает событие в факт, но факты должны быть к чему-то привязаны, иначе они растеряются, как блудные козы, поэтому человек много сил потратил на создание хронологии, являющейся локализацией фактов с помощью дат. Разнообразных летоисчислений было множество, но, несмотря на всякие продолжающиеся препирательства, к началу третьего тысячелетия установилась единая система утверждения фактов, основанная, вопреки всякому материализму, на происшествии, имеющем отношение к области духа и подтвержденном не опытом, а верой, на Рождестве Христовом. Нет ничего более условного, чем вся наша современная хронология; мы начинаем «нашу эру» с Рождества и, основываясь на этой фиктивной дате, пытаемся в этой эре как-то сориентироваться, деля ее на эпохи.
На разделении времени на «нашу эру» и «до нашей эры» зиждется вся нынешняя система истории. Может ли она быть объективной? Сомнительно. Объективность истории искусств – а искусство еще одна форма борьбы человека со временем – сомнительна даже в большей степени. Буркхардт в «Культуре Ренессанса в Италии» до искусства так и не дошел, да и когда он писал свою книгу, история искусств еще была на положении простой служанки Клио, музы Истории, хотя вскоре она стала претендовать на роль отдельной и независимой научной дисциплины, из Kunstgeschichte, Истории искусств, превратившись в Kunstwissenschaft, Искусствознание. Тогда-то и пошло-поехало. Нет отрезка времени, об искусстве которого было бы написано столько, сколько об искусстве Ренессанса. Сам термин то расширяли во времени и пространстве, начиная его отсчет с XII века и заканчивая XIX, распространяя на всю Европу, включая Россию, а то так даже перебрасывая в Азию. То, наоборот, сужали, сводя к одной Тоскане (причем исключая Сиену, как город, где торжествовал вкус к готике не только в Кватроченто, но и в начале Чинквеченто) и ограничивая 1420–1520 годами. Кто-то начинает Ренессанс с Данте и Джотто, кто-то – с Петрарки и Боккаччо, кто-то относит его начало к 1420-м годам, ко времени утверждения проекта купола Санта-Мария дель Фиоре, связывая с Донателло, Брунеллески, Мазаччо и с флорентийским гуманизмом, а кто-то – лишь со времени Лоренцо иль Маньифико. Прямо-таки миф о Прокрусте, только Прокруст был один, а жертв много, а Ренессанс один, прокрустов же у него – хоть пруд пруди. Сколь бы ни растягивали Ренессанс, стараясь дотянуть его начало чуть ли не до Каролингов, и сколько бы ни рубили его на мелкие ренессансы, нельзя отрицать: решающую роль в определении Ренессанса, что бы под ним ни подразумевалось, играют отношения с Античностью, то есть с римско-эллинской цивилизацией. Она же отнюдь не исчезла с падением Западной Римской империи. Во-первых, Византия, прямая ее наследница, продолжала не только существовать, но и процветать. Во-вторых, что еще важнее, варвары, физически победившие римлян, подчинились им духовно, приняв христианство. Вместе с христианством, несмотря на хаос, воцарившийся на западе Европы, сохранилась латынь, институт папства и престиж города Рима.
Великая книга Summa theologica Фомы Аквинского, как и великие готические соборы, ознаменовала европейский расцвет XIII века. Фома писал на латыни, и его текст изобилует ссылками на античных авторов как христианских, так и языческих, но странно бы было называть на этом основании Фому Аквинского ренессансным писателем. Готика определила и следующее столетие. В XIV веке Данте, Петрарка и даже Боккаччо в своем преклонении перед древними латинскими авторами и в латинских своих сочинениях продолжают средневековую традицию, новыми же по смыслу и по существу становятся их произведения на итальянском языке, на котором они ничего не возрождали, но заново создавали. Новизна творений художников, им соответствующих, Джотто, Симоне Мартини и Буффальмако, автора фресок Кампо Санто в Пизе, того же рода. В общем решении своих религиозных композиций они продолжают традиции раннехристианского и византийского искусства, а те новые детали, что они в них вносят и что ранние авторы называли правдоподобием, к искусству Античности не имеют никакого отношения. Джотто, друг Данте, художник ранней, тесно связанной с романским искусством итальянской готики, а Симоне Мартини и Буффальмако, связанные с Петраркой и Боккаччо, – зрелой. Если Ренессанс – историческое движение, связанное с общим подъемом и резким изменением Европы, то тогда его возникновение совершенно естественно начинать с более раннего времени, хотя тогда возрождение Античности оказывается ни при чем, и нет никаких резонов называть его Ренессансом. Если же воспринимать Ренессанс как общее устремление не то чтобы воскресить Античность – в европейском сознании она никогда не умирала, – а, используя античные формы, сотворить новое и создать нечто Античности равное, то тогда будут правы сторонники середины Кватроченто. Мнений масса, масса и споров. Мнения и споры изложены в бесконечных монографиях и сборниках статей и материалов научных конференций на всех языках мира, и ни один человек, посвяти он этому даже всю свою жизнь, прочитать их все не в состоянии. Огромная литература посвящена определению сущности, смысла и границ термина Ренессанс, но ни сущность, ни смысл, ни границы до сих пор не определены, поэтому сейчас стало модно говорить, что Ренессанса просто не было: это, мол, фикция, измышленная историками, то есть некая умозрительная спекуляция, предполагающая наличие факта вопреки его действительному существованию. Остроумно, но вся история построена на фикциях. Первобытно-общинное общество и последняя стадия империализма, Древний мир и Новое время, каменный век и информационная эра – это всё фикции, выдумки человеческого разума, но без них умственная деятельность обходиться уже не может. Ренессанс – коллективная выдумка и одна из самых сложных, поэтому очень путаная. За одно потянешь, другое рассыпается, и, как поет в чудесной Россиниевой «Золушка, или Торжество добродетели» секстет из дона Рамиро, дона Маньифико, Дандини, Золушки, Клоринды и Тисбы:
Ренессанса, быть может, и не было, но он есть – достаточно в Эрмитаж пойти, чтобы его там увидеть воочию. Как и когда он появился? Вазари первым осмыслил искусство как некое развитие, то есть задолго до Дарвина предугадал понятие «эволюция». Он писал не всеобщую историю искусства, а историю современного ему заальпийского искусства – скажем так, ибо Италия, как мы уже выяснили, есть понятие метафизическое, – поэтому в тонкости различий периодов Античности не входил. Античность была отдельным миром, закончившим свое существование, поэтому Вазари, как и все его современники, воспринимал Древний мир как некое единство и ни о каком его развитии не думал. О греческих памятниках и о Греции ренессансные итальянцы имели смутное представление, поэтому под античностью прежде всего подразумевалось искусство Рима, в общем и целом сведенное к золотому веку Августа. Вот это-то нечто целостное и раз и навсегда законченное и было Вазари провозглашено идеальным. Пришедшие готы Рим разрушили и обнулили. Современное искусство, начав с нуля, прошло долгий путь от Чимабуэ до Микеланджело, при папах Юлии II делла Ровере и Льве X Медичи достигнув апогея и в величии сравнявшись с искусством далекого прошлого. Золотой век Рима папского, наступивший во время правления Юлия и Льва, в сиянии своем подобен древнему золотому веку императорского Рима. Лев X особенно хорош тем, что вернул власть Медичи в Тоскане. Превзойти достижения Рафаэля и Микеланджело невозможно, но современное Вазари искусство в Риме и Тоскане продолжает сиять, ибо следует идеалу maniera moderna. Слова Rinascimento тогда еще не было, и стиль, позже так названный, был для Вазари жгучей современностью, откуда и его название. Главным достоинством этого стиля была именно его новизна: Вазари, первым осознавший искусство как историю, первым же и оформил и понятие «современное искусство». Оно изначально было оценочным, что несло в себе определенную опасность: если искусство хорошо, потому что оно современно, то останется ли оно таким же хорошим после того, как сегодня станет вчерашним днем? Вазари решил и этот вопрос: maniera moderna была им провозглашена не просто хорошей, но идеальной. Идеал не устаревает.
Холмы © Дмитрий Сироткин, 2024
Воззрения великого тосканца были определены в первую очередь его кампанилизмом, как называется особая разновидность заальпийского национализма, ставящего во главу угла не нацию, а город, независимость которого олицетворяет campanile – главная колокольня. Вазари видел искусство только со своей колокольни и Флоренцию прежде всего. На его взгляды влияла и политическая ситуация. Вазари был сторонником власти, служа семейству Медичи, осыпавшему его милостями, которые он честно старался отработать. Несмотря на ангажированность его истории искусства, пишущие вслед за ним ничего более внятного придумать не могли и следовали его схеме: античный расцвет – упадок – новое рождение во Флоренции – постепенное развитие – расцвет во Флоренции и Риме в начале XVI века. Академии художеств, возникшие повсеместно в Европе в XVI–XVIII веках, содержащиеся на государственный счет и контролируемые властью, Вазариеву схему безоговорочно приняли без всяких изменений. Только Винкельман слегка усовершенствовал это прямолинейное построение, столь влекущее своей ясной доходчивостью: он разделил искусство Античности на римское и греческое и последнему отдал предпочтение. После жаркой дискуссии новшество Винкельмана, для своего времени революционное и имевшее далеко идущие последствия, было принято и был признан приоритет греков.