Сначала Певзнер, Липшиц и Цадкин пленили новизной, но вскоре демократичная сложность с нервной экспрессивностью, заполонившие все вокруг, приелись до оскомины. К тому же Певзнер, Липшиц и Цадкин если и не сами стали преподавать в академиях, то стали частью академических программ. В конце XX века интеллектуалы, остолбеневши, как бревно, перед проблемой академизации авангарда, решили, что красота всякая нужна и важна, как Венеры Милосской, так и Венеры Виллендорфской, и что округлости каждой, как Венеры классической, так и Венеры антиклассической, по-своему выразительны. Решив так, они поняли, что им все – равно и все – едино. Едино-то все едино, но все ж где-то в глубине души большинства интеллектуалов именно в конце третьего тысячелетия защемила ностальгия по беломраморному римскому народу, так что если по дороге Аполлон встает, особенно – Бельведерский… Ностальгию назвали постмодернистской «тоской по вертикали». Отношение к «Христу Минервы» стало терпимее.
Ругали же его сильно. Уже Стендаль назвал его атлетом-гимнастом, замечательным лишь физической силой. Полвека спустя эстет Джон Аддингтон Саймондс, написавший семитомный «Ренессанс в Италии», выступил резче, обозвав голым папским гвардейцем. Вообще-то, самому Саймондсу голые гвардейцы очень даже были симпатичны, но так как он был викторианец и свою страсть к ним скрывал, то это была ругань. Жестче всех был Ромен Роллан, в своем выспреннем романе «Жизнь Микеланджело» утверждавший, что «Христос Минервы» холодная и нудная статуя, общее место без всякого вдохновения. Даже в конце XX века исследователи Микеланджело, еще не охваченные тоской по вертикали, считали нужным сказать, что эта статуя не относится к самым удачным его творениям. Общим мнением стало то, что сам Микеланджело воспринимал эту статую как докучный заказ, начал высекать, дабы отделаться, тут же увидел свою неудачу и даже заканчивать не стал, поэтому «Христос Минервы» – работа учеников.
«Христос Минервы» академичен задним числом, его компрометирует тот ряд, что вслед за ним выстроился и к нему пристроился, состоящий из творений Обичи и подобных ему производителей скульптуры, заполнивших церкви, площади и кладбища в конце XIX – начале XX века как в Италии, так и в Европе. Есть, однако, в статуе Микеланджело нечто, что резко отличает ее от всех остальных изображений, ей вторящих. По замыслу Микеланджело Иисус абсолютно наг. Как мальчик на «Пелике с ласточкой». Бронзовая тряпка была к нему приделана в XVII веке, и на этот счет существуют две версии-легенды. Первая «Ж», вторая – «М». Версия «Ж» повествует, что церковный совет решил это сделать по просьбе стыдливых прихожанок. Они жаловались на то, что, усевшись мессу слушать, глаз от наготы Христа оторвать не могут и только о ней (а не о Нем) и думают. Вторая, версия «М», сообщает, что стринги приделали из соображений безопасности: некий одержимый монах, измученный сексуальными грезами, напал на Иисуса с молотком и попытался отбить ему член.
В наготе Иисуса из Санта Мария сопра Минерва есть нечто неодолимо влекущее. Она поражает, раздражает, шокирует. Она радикальна. Она заставляет задуматься. В творчестве Микеланджело нагота Иисуса – особая тема. Сейчас уже ни у кого нет сомнений, что обнаруженное в 1962 году немецкой исследовательницей Маргрит Лиснер в сакристии церкви Санто Спирито во Флоренции деревянное распятие является работой Микеланджело. Первые биографы упоминают о том, что сразу после смерти Лоренцо Великолепного семнадцатилетний Микеланджело жил в монастыре Сан Спирито. Там, в 1493 году, он по заказу настоятеля вырезал из дерева фигуру распятого Христа на кресте чуть меньше человеческого роста. Она считалась утерянной, но Лиснер связала увиденное ею в Сан Спирито распятие с упомянутой в биографиях работой. Когда скульптура была выставлена в музее Каза Буонарроти, общее мнение, поддерживаемое некоторыми историками искусства, приняло атрибуцию в штыки. Распятие казалось слишком готично экспрессивным и, по общему мнению, не имеющим ничего общего ни с флорентийским искусством позднего Кватроченто, ни с ранним Микеланджело. Да и вообще: Микеланджело и деревянная скульптура? – не порите чушь. На то, что традиция скульптурных деревянных распятий в Кватроченто была начата «Распятием» Джотто из церкви Санта Мария Новелла, своего рода расписным крестом, великим произведением итальянской готики, а продолжена Донателло и Филиппо Брунеллески в их работах для той же Санта Мария Новелла, общественное мнение не обращало внимания. В дальнейшем деревянные распятия исполнили Дезидерио да Сеттиньяно, Микелоццо ди Бартоломео, Джулиано да Сангалло – все ведущие скульпторы ренессансной Флоренции. По духу они готичны: во Флоренции экспрессии всегда хватало.
Распятие, обнаруженное в сакристии Сан Спирито, несмотря на свою необычность и даже некоторое несовершенство: тело Иисуса как-то слишком субтильно и голова кажется слишком большой, – гениальная работа. Воздействует это произведение даже сильнее, чем у более мастеровито исполненных распятий ведущих скульпторов Кватроченто. Налицо все признаки шедевра юного гения: он еще не вполне овладел мастерством, но недостаток навыка не мешает разглядеть грядущее превосходство. В 2000 году была проведена очередная реставрация, после которой последние сомнения в авторстве Микеланджело исчезли. Было признано, что «Распятие Святого Духа», Crocifisso di Santo Spirito, как его стали называть, собственноручное произведение Микеланджело.
Микеланджело Буонарроти. «Христос Минервы» © Renata Sedmakova / shutterstock.com
Микеланджело своего рода вундеркинд. Будучи четырнадцати лет от роду, он был принят в кругу интеллектуалов, собиравшихся в саду Сан Марко, принадлежавшем Лоренцо Великолепному. Разместив в саду свою коллекцию античной скульптуры и тем самым стилизовав его под священную рощу Академа, в которой Платон проводил свои собрания, Лоренцо сделал его местом встреч интеллектуалов, художников и светских персонажей. Приведенный в это модное место юный скульптор, как рассказывают биографы, произвел на Лоренцо столь сильное впечатление, что он упросил отца Микеланджело дать согласие на то, чтобы подросток поселился в его дворце. Тогда он выполнил рельефы «Мадонна у лестницы» и «Битва кентавров». Лоренцо умер в 1492 году. «Распятие Святого Духа» – Memento, «Помни», по покойному.
Микеланджело оказался в саду Сан Марко в 1490 году; в этом же году Лоренцо Великолепного лично пригласил возвратиться во Флоренцию доминиканского монаха фра Джироламо Савонаролу. Сделать это ему посоветовал Джованни Пико делла Мира́ндола, двадцатисемилетний ученый-аристократ, завсегдатай сада Сан Марко, знаток Платона и Кабалы и обладатель самых прекрасных волос среди всех философов за всю историю существования философии, как это видно на фреске Козимо Роселли в Капелла дель Мираколо дель Сакраменто в церкви Сант-Амброджо во Флоренции. Неправильно представлять фра Джироламо как темного и мрачного монаха, носителя средневекового мракобесия, своей силой обязанного популярности у неграмотной толпы. Он происходил из, так сказать, профессорской семьи – его дед, Джованни Микеле Савонарола, был профессором медицины в Падуе, – получил прекрасное образование, и, как утверждают многие, в личном общении, когда не гремел с кафедры, был мягок и прямо-таки очарователен. Точнее – мог быть мягким и прямо-таки очаровательным, когда хотел. Прелестник Пико попал под обаяние феррарца, стал его горячим поклонником, потом – его страстным сторонником и сподвижником. В возрасте тридцати лет он решил стать монахом, поступил послушником в монастырь Сан Марко и срезал свои длинные волнистые густые волосы, но через год умер. Совсем недавно его останки были исследованы, после чего установлена причина смерти: анализ показал наличие в костях смертельной дозы мышьяка. Был ли он отравлен или это результат лечения сифилиса, неизвестно.
Фра Джироламо соглашается на приглашение Лоренцо Медичи, приезжает из Генуи, где он находился, и селится рядом с модным садом, в монастыре Сан Марко. Лоренцо, как оказалось, пригласил его себе на беду. Это был второй приезд фра Джироламо во Флоренцию. Во время своего первого пребывания он особого успеха не имел, потому что, по его собственным словам, «слабы были и грудь, и голос, да и проповедовать не умел, так что любой, меня слушавший, тут же начинал скучать». За время отсутствия он многому научился, голос и грудь окрепли, так что первое же его выступление, курс лекций об Апокалипсисе, прочитанный в монастыре Сан Марко, оказалось успешным. От лекций он перешел к проповедям, обличающим распущенность сильных мира сего, чем завоевал популярность среди народа. Голос его становился все громче, темы все актуальнее, выражения все резче, так что Лоренцо уж и не знал, как от него избавиться. В 1491 году Проповедник отчаявшихся, как его прозвали, уже занял кафедру в соборе Санта Мария дель Фиоре и оттуда громил и папу, и Медичи. Папой как раз стал Александр VI Борджиа. Народу всегда нравится, когда власть ругают, но когда ругань становится и публичной, и успешной, это значит, что власть слаба. Флоренция в 1492 году и правда оказалась в шатком положении как из-за внутренней борьбы, так и из-за угрозы внешней – нашествия французов под предводительством Карла VIII.
Экстатические проповеди Савонаролы захватили души флорентинцев, он стал самым влиятельным человеком в городе. После смерти Лоренцо Медичи совсем все расшаталось. Его наследник Пьеро II по прозвищу Глупый и Невезучий, Fatuo и Sfortunato, никуда не годился. Флорентинцы его изгнали практически тут же, в 1494 году, и формально провозгласили республику. Республиканское правительство тоже особой силой не обладало, Савонарола его не жаловал, и, опираясь на своих приверженцев, прозванных piagnoni, «плаксами», установил в городе некоторое подобие христианского военного коммунизма. Когда доминиканский монах захватил не только души, но и власть, он вовсю развернулся и пороки стал бичевать не только словом, но и делом. Революционная агитационно-массовая пропаганда, на диво эффектно им разработанная, включала публичное сожжение предметов роскоши. В костры летело все, чем дьявол прельщает человеческие души: тряпки, косметика и парфюмерия, – а также книги, музыкальные инструменты и картины, часто приносимые самими творцами. Душа интеллигента все время мечется между будуаром и молельней, так что среди плакс оказались многие завсегдатаи сада Сан Марко, в том числе художники Боттичелли и фра Бартоломео. Дым от falò delle vanità обозначил если и не конец флорентийского Ренессанса, то конец флорентийского Кватроченто. В 1498 году Савонарола сам взошел на костер, но его казнь не успокоила страсти. В новое столетие Флоренция вошла истерзанной и изможденной, под неутихающие рыдания piagnoni, и пепел Савонаролы заволок голубой небосвод флорентийского Кватроченто. С 1498 года над городом, породившим Ренессанс, стали сгущаться сумерки.