Новая власть была враждебна религии: апокалиптический восход нового светила на картине Юона символизирует разрушительную силу революции, большевик Кустодиева шагает через церковь, однако русская живопись и после октября 1917 года обращается к религиозным образам. «Петроградская мадонна» Кузьмы Петрова-Водкина и «Мать» Александра Дейнеки близки к иконе «Богоматерь Владимирская» московской школы начала XVI века, чьим прототипом является одна из самых древних и знаменитых икон на территории России – Владимирская Божия Матерь. Этот византийский образ сыграл огромную роль в истории России, к ней обращались в трудные времена нашествий. По преданию, созданная святым Лукой, она считалась чудотворной. В «Страстной седмице» Михаила Нестерова около Распятия стоят Гоголь и Достоевский, олицетворяющие русскую духовность и русское христианство. В 1924 году Нестеров написал «Несение креста», картину, ставшую символом судьбы русской церкви при новой власти.
Картины Дейнеки и Нестерова были написаны в то время, когда обращение к религии могло послужить поводом к ссылке в лагеря. Выставка заканчивается не каким-либо произведением современного искусства, а иконой «О Тебе радуется», воплощающей дух русской соборности – кардинального понятия в системе русской философии. Соборность означает духовное единение всего народа в церкви и мирской жизни, уподобляя мир горнему Иерусалиму, изображенному на иконе, и тем самым выставка не ставит хронологическую точку, а оставляет временные границы открытыми.
Врубель и время[13]
Михаил Александрович Врубель. Голова Демона (фрагмент). 1890–1891. Бумага, акварель, прессованный уголь, графитный карандаш. 23×35,6. Государственная Третьяковская галерея
Юрий Олеша, вспоминая свое одесское отрочество в книге «Ни дня без строчки», говорит, что о Врубеле он узнал от учителя рисования, рассказывавшего о нем на уроках в гимназии. Время не уточнено, но ясно, что это девятьсот десятые предвоенные годы, когда Олеше было лет четырнадцать-пятнадцать. После смерти Врубеля его именем полнилась вся Россия. Безымянный гимназический учитель из Одессы был лишь одним из многих обожателей Врубеля. В другом месте писатель говорит об этом времени: «Эпоха уже с декадентами, Блоком, Врубелем, “Миром искусства” – и вскоре с войной», тем самым нарушая хронологию и помещая Врубеля в ряд творцов начала XX века. Затем грянула мировая война, революции, Гражданская война. В двадцатые-тридцатые годы о Врубеле в печати упоминалось крайне редко, но учителя в самых разных смыслах этого слова, его обожавшие, пронесли восторженную память о художнике через войны и передали ее своим ученикам. Бережно храня то, что Блок в 1910 году назвал «легендой Врубеля», они повествовали мальчикам и девочкам о душевных муках и о посмертной славе гениального и не признанного при жизни художника, окончившего свои дни в больнице и после этого завоевавшего Россию.
Слова учителей, воссоздавая и пересоздавая легенду, сопровождались показом, насколько это было возможно, старых репродукций с его картин. Увиденное и услышанное западало в память. Образ Демона, сливаясь с личностью художника, будоражил воображение. Самые умные и тонкие всё запоминали и потом размышляли над подвигом творчества, мечтая воочию увидеть произведения этого гения со столь необычной судьбой. Рано или поздно это удавалось, и первая встреча с сиянием врубелевских Демонов потрясала. Девочки и мальчики вырастали, вкусы менялись, кое-кого начинала смущать демоническая романтика, окружающая жизнь и творчество художника, но глубоко в сознании благоговение перед искусством Врубеля, тесно связанным с его легендой, оставляло свой нестираемый след. Произведения Врубеля стали частью генофонда русской культуры.
Юности не может не нравиться Врубель, особенно главное произведение его жизни – своеобразный триптих-трилогия, три Демона. Самый первый, самый законченный и самый популярный их них, «Демон (сидящий)», написанный в 1890 году, находится в иконографическом ряду «Человек Размышляющий», то есть в ряду изображений одинокой фигуры, погруженной в свой внутренний мир, коими полно мировое искусство. Ряд этот необозрим по своей широте, глубине и вариативности, начало его надо искать в Древнем Египте, Индии и скульптуре Кикладских островов. Из произведений европейского искусства, созданных до XIX века, наиболее известна гравюра «Меланхолия I» Дюрера, с которой впрямую связаны два шедевра Микеланджело: фреска «Пророк Иеремия» с потолка Сикстинской капеллы и статуя Лоренцо Медичи в Сагрестиа Нуова, прозванная Il Pensieroso, «Задумчивый». Именно гравюра Дюрера дала название новоевропейскому ответвлению иконографии Человека Размышляющего, так что исследований, посвященных Меланхолии в европейском изобразительном искусстве, множество. В 1888 году на выставке в Копенгагене впервые был показан «Мыслитель» Родена, прямой потомок «Меланхолии I» и «Пророка Иеремии», в XX веке ставший одной из самых часто воспроизводимых в мире скульптур. В 1890 году, то есть в год создания первого «Демона», Винсент Ван Гог в Овере пишет небольшую картину À la porte de l’éternité, «У врат вечности» (Музей Крёллер-Мюллер, Оттерло), свою собственную интерпретацию образа Меланхолии. Год 1890-й также год смерти Ван Гога. Врубель никогда не упоминал имен Дюрера и Родена, но «Меланхолию» он должен был знать, а репродукции с «Мыслителя» мог видеть. О Ван Гоге Врубель вряд ли хотя бы слышал, а Ван Гог о Врубеле не имел ни малейшего представления. В ряду не слишком богатой русской иконографии Человека Размышляющего после картины Врубеля наиболее известен «Христос в пустыне» И. Н. Крамского (ГТГ). Созданное на 18 лет раньше, это произведение было известно каждому образованному человеку в России. Работая над Демоном, Врубель не мог не вспоминать задумавшегося Иисуса. При сопоставлении двух этих работ и пристальном их изучении в глаза бросается композиционная схожесть. Сидящая, погруженная в размышления фигура, отделенная от горизонта диагонально перерезающей фон грядой камней у Крамского и кристаллических, камнеобразных цветов у Врубеля. Позы схожи, схожи и сцепленные руки, покоящиеся на коленях. Слева – просвет, заполненный небом с мерцающим на нем закатом-рассветом. Композиционная близость обеих картин читается как отсылка Врубеля к шедевру Крамского, сознательная или бессознательная, все равно. Христос и Демон не враги, не антагонисты. Демон ничего общего не имеет с дьяволом, воплощением абсолютного зла. Мысль задумавшегося Иисуса, объемля мир, не может игнорировать Демона, мысль Демона – избежать Христа. Однако, ощутив общность двух изображений, тем более осознаёшь полную противоположность их художественного языка. Врубель полностью отказывается от объективной видимости, убедительной для заурядного глаза, в русском искусстве именующейся реализмом и применяющейся в XIX веке для изображения всего, в том числе и ирреальных видений. Врубель не только резко рвет со всей традицией русского искусства, но взрывает ее, тем самым парадоксальным образом вплотную приближаясь к исканиям даже не модерна, а модернизма.
Демон 1890 года открывает собой двадцатое столетие в России. Не только в истории русского искусства, но именно в России: с «Демона» начинается роковой, страшный, полный противоречий, крови, войн, жертв, подвигов и взлетов XX русский век. Сам художник этого не осознавал, при его жизни не осознавали и его современники, зато после смерти художника судьбоносную роль «Демона» хорошо прочувствовал Александр Блок, сделав живописный образ Врубеля главным героем поэмы «Возмездие». Действие поэмы начинается в 1878 году и доходит до начала ХХ века, то есть охватывает переломный период в существовании Российской империи, закончившийся ее гибелью. Вот этот-то перелом, тогда ощущаемый немногими избранными, по замыслу Блока, и должна была отразить поэма. Героев в «Возмездии» нет, есть только действующие лица; если нет героев, то нет и сюжета – поэма посвящена эпохе, а не истории родственных отношений. Главные персонажи, отец и сын, безымянны, ибо они не индивидуальности, но архетипы. Отец выписан более выпукло и четко, причем сходство с Демоном Врубеля является главной характерной чертой как его облика, так и внутреннего мира. Сын обрисован гораздо бледнее, он важен только как наследник или, как обозначает его сам Блок, «одно из звеньев длинного рода». Образ Демона входит в него, но не приобретает ясных очертаний: роль сына сводится к тому, чтобы через него демонические черты, унаследованные от отца, передались третьему персонажу поэмы, внуку, в тексте «Возмездия» так и не появившемуся. В нем, пока еще только родившемся младенце, Демон должен был обрести свой конец или, быть может, новое начало. Образ, заимствованный поэтом у художника, переходя от деда к внуку на уровне ДНК, тогда еще не открытой, и стал главным героем «Возмездия». В «Возмездии» Блок именно прочувствовал значение врубелевского образа. Понял он его несколько по-другому. В двух статьях 1910 года, «Памяти Врубеля» и «О современном состоянии русского символизма», Блок прямо указывал на Врубеля как на главного художника нового столетия и на то, что современное искусство имеет своим истоком его творчество. Современным искусством для Блока был символизм: объявив истинной целью каждого символиста превращение жизни в искусство, в «красавицу куклу», «синий призрак, земное чудо», он сопоставляет «Незнакомку» и «Демона»: «Если бы я обладал средствами Врубеля, я бы создал Демона; но всякий делает то, что ему назначено». Блок очень продуманно выбирает из творчества Врубеля то, что соответствует эстетике декаданса, декларативно определенной строчкой «И перья страуса склоненные / В моем качаются мозгу»: перламутры крыльев, павлиний блеск, пурпур, золото и лилово-синий сумрак ночи. Статьи, появившиеся сразу после смерти художника, благодаря высочайшему авторитету автора, закрепили за Врубелем определение «символист». В них речь идет об искусстве и только об искусстве, хотя в художественной ткани «Возмездия» Блок намного глубже вскрыл значение Врубеля в русской культуре в целом.