– А нельзя ли использовать эти контакты для передачи данных? – спросил Зейн.
– Не представляю себе, как это можно сделать, – вздохнул Беннетт. – То есть передать данные по реально существующей цепи – несложно. А вот забраться в микросхемы – в переносном смысле, конечно, – и перепрограммировать командное ядро на новый маршрут мне не по силам. Я ведь не такой уж сильный программист, а каждый изготовитель запирает доступ к командному ядру. Что поделать – защита интеллектуальной собственности. И даже если бы мне удалось взломать защиту, нет никакой гарантии, что в итоге машина заработала бы. Ведь помимо всего прочего, сигналы пришлось бы пересылать через источник питания. Не уверен, что эта затея легко исполнима.
– Получается, что, даже если мы выключим все беспроводные передатчики, эти блоки все равно будут отправлять радиосигналы? – уточнил я.
– Да. Пусть на очень короткое расстояние – не больше нескольких сантиметров, – но все же будут. И если вы поставите себе целью засечь такое излучение, вы сможете это сделать.
– Знаете, мы тут думаем, гадаем, как лучше спрятаться, но сдается мне, что все впустую, – вмешался Трухильо. – Если кто-то может уловить такие слабые радиосигналы, для него тем более не составит труда как следует рассмотреть планету. Поглядят в телескопы и попросту увидят нас.
– От глаза скрыться труднее всего, – ответил я. – А от радиопеленгатора – совсем не сложно. Ответьте мне еще на один вопрос. – Я возвратил Беннетту ЭЗК. – Не могли бы вы сделать контактные ЭЗК? Без радиообмена между модулями и отдельными устройствами.
– Схему подобрать не составит особого труда, – ответил он. – Они, как правило, выкладывались совершенно открыто. А вот насчет производства у меня оптимизма нет совершенно. Я могу пошарить по складам и слепить худо-бедно работающую железку. Беспроводные модули – общее правило, но эту трудность, возможно, удастся решить. Но заменить бортовые компьютеры на большинстве наших машин устройством с проводами нам не удастся никогда. Если честно, я считаю, что за пределами этого «черного ящика» нам не скоро удастся продвинуться дальше начала двадцатого столетия.
С минуту мы переваривали услышанное.
– Но хотя бы расширить вот это мы сможем? – спросил наконец Зейн, указывая пальцем на стену.
– Я думаю, что получится, – ответил Беннетт. – Лично я считаю, что мы должны выстроить «черный ящик» для медицинского пункта. Мне то и дело приходится уступать это место доктору Цао, так что своими делами заниматься просто некогда.
– Она сильно вам мешает? – осведомился я.
– Нет, она очень милая и приятная женщина. И поэтому очень не нравится моей жене. Но здесь поместилась лишь пара ее диагностических аппаратов. Хотелось бы иметь более удобное помещение, где она могла бы развернуться, на случай если у нас вдруг появится серьезная медицинская проблема.
Я кивнул. За минувшее время в нашем лагере случилась всего одна травма: подросток полез на стену из контейнеров, сорвался и сломал руку. Ему повезло, что только руку, а не шею.
– Наноботов у нас хватит?
– Сюда ушел почти весь запас, – ответил Беннетт. – Но я могу запрограммировать остатки на самовоспроизведение. Только потребуется дополнительное сырье.
– Я попрошу Ферро заняться этим, – сказал Зейн. – Пусть посмотрит, что у нас годится для этого.
– Я его изредка вижу, и мне всегда кажется, что он чертовски зол, – заметил Беннетт.
– А вы не допускаете, что ему может не нравиться, что он оказался здесь, а не у себя дома? – огрызнулся Зейн. – Что ему не слишком понравилось его похищение Союзом колоний.
За две прошедшие недели капитан нисколько не смирился с уничтожением своего корабля и насильственным зачислением команды в колонисты.
– Извините, – отозвался Беннетт.
– Я могу идти? – осведомился Зейн.
– Еще два кратких сообщения, – остановил его Беннетт. – Я почти закончил распечатку тех сведений, которые вы получили, когда мы оказались здесь, так что у вас теперь будет свой экземпляр. Видео и звуковые файлы я, конечно, распечатать не могу, но пропущу их через процессор, чтобы у вас была хотя бы текстовая расшифровка.
– Замечательно, – сказал я. – А что же у вас на второе?
– Я обошел лагерь с пеленгатором, как вы меня просили, и поискал источники радиоизлучения.
При этих словах Трухильо удивленно вскинул брови.
– Пеленгатор – полупроводниковый прибор, который ничего не излучает, а только принимает, – пояснил Беннетт. – Как бы там ни было, я думаю, что вам следует знать, что в лагере все еще имеется три беспроводных устройства. И они все продолжают передачи.
– Совершенно не понимаю, о чем вы говорите! – заявил Джанн Кранджич.
Далеко не в первый раз мне пришлось сделать усилие, чтобы не долбануть ему со всей силы кулаком в висок.
– Джанн, неужели нам действительно необходимо переходить к жестким мерам? – спросил я. – Давайте сделаем вид, что нам не по двенадцать лет и что мы беседуем не на уровне «хочу – не хочу».
– Я выключил свою ЭЗК, как и все остальные, – сказал Кранджич и раздраженно махнул рукой в сторону Беаты, которая лежала на кровати, прикрыв глаза посудным полотенцем. Очевидно, она страдала мигренями. – Беата тоже выключила и ЭЗК, и свою камеру. Больше у нас ничего нет.
Я оглянулся.
– Ну, Беата, а вы что скажете?
Она приподняла краешек полотенца и, моргая от света, взглянула на меня. Потом вздохнула и снова прикрыла глаза.
– Осмотрите его исподнее, – посоветовала она.
– Извините? – удивился я.
– Беата! – рявкнул Кранджич.
– Заставьте его снять трусы, – пояснила Беата. – На них вы найдете маленький кармашек, в котором лежит записывающее устройство. А объектив с микрофоном для него замаскированы под булавку в виде умбрийского флага. Наверно, она и сейчас на нем.
– Сука! – выкрикнул Кранджич, непроизвольно прикрывая булавку ладонью. – Ты уволена.
– А вот это по-настоящему смешно, – отозвалась Беата, прижимая обеими руками полотенце к глазам. – Мы находимся за тысячу световых лет от всего на свете без малейшего шанса когда-либо вернуться на Умбрию, ты тратишь целые дни, надиктовывая на спрятанный в грязном белье диктофон длиннющие монологи для книги, которую никогда не напишешь, и вдобавок ко всему увольняешь меня! Держи пять, Джанн, ты клево схохмил.
Кранджич застыл на месте, очевидно, придумывая, как подраматичнее выйти из создавшегося положения. Я не стал дожидаться, когда его осенит.
– Джанн… – сказал я и протянул руку.
Он выдернул булавку и швырнул мне в ладонь.
– Что, теперь будете рыться в моем белье? – ехидно бросил он.
– Оставьте ваше белье себе, – ответил я. – Только отдайте диктофон.
– Через много лет люди захотят узнать историю этой колонии, – провозгласил Кранджич, расстегивая ремень брюк и копаясь в трусах. – Они начнут выяснять факты и сведения, но ничего не найдут. И не смогут ничего найти, потому что руководство колонии тратит все свои силы и время на жестокое цензурное угнетение единственного в колонии представителя журналистского сообщества.
– Беата тоже журналист, – возразил я.
– Она всего лишь технический помощник, – презрительно скривил рот Кранджич и хлопнул по столу миниатюрным диктофоном. – Это совсем не то же самое, что журналист.
– Я не собираюсь устраивать на вас цензурные гонения, – сказал я, – но не могу позволить вам подвергать опасности колонию. Я возьму это устройство и попрошу Джерри Беннетта распечатать для вас расшифровку всего, что вы наговорили. Только очень мелким шрифтом, поскольку не хочу впустую тратить бумагу. Так что вы получите свои записи. Если хотите, обратитесь к Савитри. Можете сказать ей, что я попросил дать вам один из ее блокнотов. Но только один, Джанн. Все остальное ей необходимо для работы. А если вам понадобится еще бумага, обратитесь к меннонитам. Может быть, они вам помогут.
– Вы хотите, чтобы я вел свои записи от руки?! – вновь возмутился Кранджич. – На простой бумаге?
– Сэмюэля Пеписа[6] это устраивало, – ответил я.
– Вы что, серьезно думаете, будто Джанн умеет писать? – пробормотала Беата со своей кровати.
– Сука, – повторил Кранджич и выскочил из палатки.
– Веселая у нас семейка, – заметила Беата.
– Заметно, – согласился я. – Хотите развестись?
– Посмотрим. – Беата снова выглянула из-под полотенца. – Как вы думаете, ваша помощница согласилась бы дружить со мной?
– Не припомню, чтобы за все время нашего с нею знакомства она бы с кем-нибудь дружила.
– Значит, нет.
– Но если я что-нибудь понимаю, в ней накопилось столько огня… – добавил я.
– М-м-м-м… – протянула Беата, вновь опустив полотенце на глаза. – Заманчиво. Но, пожалуй, я еще побуду замужней дамой. Это чертовски раздражает Джанна. Приятно хоть немного расквитаться с ним за нервотрепки, которые он мне непрерывно устраивал все эти годы.
– Буйная семейка, – усмехнулся я.
– А то! – весело отозвалась Беата.
– Мы вынуждены отказаться, – сказал Хикори.
Мы с обинянами вели беседу в «черном ящике». Я решил, что сообщить им о запрете использования своих искусственных эмоций, работающих на основе устройств беспроводной связи, будет лучше, когда их трансплантаты включены.
– Вы никогда прежде не отказывались выполнять мои приказы.
– Ни один из ваших приказов пока что не вступал в противоречие с договором между нашими народами, – пояснил Хикори. – По соглашению с Союзом колоний мы имеем право находиться рядом с Зои. Соглашение также позволяет нам записывать испытываемые нами ощущения и делиться ими со всем народом обинян. Ваше требование отключить эмоции идет полностью вразрез с соглашением. А это основа нашего сотрудничества.
– Вы могли бы извлечь и сдать ваши имплантаты, – предложил я. – И это решило бы проблему.
– Мы не можем этого сделать, – ответил Хикори. – Это явилось бы отказом от обязанностей, возложенных на нас нашим народом.