Я повернулся к Кранджичу.
– Вы общаетесь с другими журналистами. Среди них были такие разговоры?
– О том, что вас могут обвинить в предательстве? Нет, – ответил Кранджич. – Очень много журналистов все еще стремятся поговорить с вами или с Джейн, но их всех интересует та ночь, когда погиб флот конклава, и то, как нам удалось выжить здесь. Я переадресовал их всех к Манфреду и другим членам совета. Возможно, они слышали что-то в разговорах с журналистами.
Я вновь взглянул на Трухильо.
– Что вы скажете?
– Я тоже ничего подобного не слышал. Но ведь вы сами знаете, что никакие планы или соображения правительства Союза колоний не выходят за пределы кабинетов. А если что-то выходит, значит, произошла намеренная утечка.
– Так, значит, они собираются ославить вас как предателя только потому, что вы не прыгали от радости, получив возможность поучаствовать в убийстве каких-то жалких пары сотен тысяч разумных существ! – воскликнула Савитри. – Хорошо, что напомнили, а то ведь я уже начала забывать, почему всю жизнь ненавидела власти Союза колоний.
– Может быть, дело не только в этом, – серьезно ответила Джейн. – Из Джона действительно могут попытаться сделать козла отпущения. Но если это правда, тогда возникает очередной вопрос: какую именно и чью вину ему хотят навесить? С другой стороны, если расследоваться будет его поведение с Гау, то Союз колоний обязательно должен учесть, как его действия и слова повлияли на ход событий.
– Ты думаешь, что в их плане начались сбои? – спросил я.
– Я думаю, что, когда планы осуществляются блестяще, не нужно искать козлов отпущения. Если за вчерашним нападением стоит конклав, то, выходит, он сумел реорганизоваться куда быстрее, чем ожидал СК.
Я посмотрел на Кранджича, который верно истолковал мой взгляд.
– В сообщениях СМИ, которые я видел, нет ни слова о конклаве. Ни хорошего, ни плохого.
– Это совершенно бессмысленно, – сказал я. – Генерал Райбики в последнюю встречу сказал мне, что важной частью плана должно было стать оповещение колоний о конклаве в момент его самого тяжкого поражения. Что ж, такой момент произошел, и о нем следовало поднять крик во всех средствах массовой информации, но, выходит, прежняя секретность сохраняется?
– Конклав ни разу не упоминался, – уточнил Кранджич. – В сообщениях СМИ мне попадались лишь упоминания о том, что Союз колоний обнаружил опасность, угрожавшую колонии со стороны целого ряда чужих рас, что и заставило СК так долго продолжать свой обман. Говорят и о случившемся здесь сражении. Но нигде ни разу не упомянут собственно конклав и не сказано, что именно он собой представляет.
– Но мы-то знаем о конклаве, – сказала Савитри. – Все, до единого человека. Во всех письмах и видеофильмах, которые наши люди посылают друзьям и знакомым, обязательно говорится о нем. Так что его существование недолго останется тайной. Особенно после нынешней ночи.
– У СК есть много способов справиться с этим, – заметила Беата. – Прежде всего мы не знаем, кто напал на нас сегодня. Это могла быть любая раса, причем у нас нет никаких данных, которые говорили бы, что за нападением стоит какой-то союз рас. Если Союз колоний пожелает прекратить распространение слухов о конклаве, ему достаточно сообщить в СМИ, что правительство преднамеренно дезинформировало нас ради нашей же собственной пользы. Дескать, нагнать на нас страху, убедить, что вся вселенная жаждет нашей крови, и мы будем больше заботиться о своей безопасности.
Савитри ткнула пальцем в мою сторону.
– А его беседа с генералом Гау, выходит, была только галлюцинацией, да?
– Его отзывают в столицу, – напомнила Беата. – Очень даже может быть, что все расследование будет заключаться в том, что ему очень-очень настойчиво посоветуют напрочь вычеркнуть этот случай из памяти.
– А я и не знала, что ты поклонница теории заговоров, – усмехнулась Савитри.
– Присоединяйся, – предложила Беата.
– Не исключено, что и журналисты, и многие другие на самом деле знают о существовании конклава, – вставил Кранджич. – Знают, но держат языки за зубами. В смысле – не разглашают по официальным каналам. И если СК всерьез запретил журналистам говорить об этом, вряд ли они станут делиться своей информацией с нами.
– Потому что вся наша почта доставляется беспилотным курьером СК, – добавила Джейн. – А это означает, что вся она проверяется цензурой Союза колоний.
– Совершенно верно, – кивнул Кранджич.
Я вспомнил, что Хикори тревожился из-за того, что СК контролирует его обмен информацией со своим правительством. Очевидно, не только он относился к нашим властям с подозрением.
– А разве у вашей братии нет какого-нибудь кода или, как говорилось в старину, эзопова языка? – спросил я Кранджича. – В общем, каких-нибудь способов поделиться своими знаниями с другими журналистами, даже если тебе зажимают рот?
– Вы хотите, чтобы я написал роман, в котором зашифровал бы нашу историю? Как вам такое название: «Когда ястреб вылетает в полночь»? – не без иронии осведомился Кранджич. – Нет, у нас нет никакого кода, никаких условных фраз, и даже если бы и были, то никто не пошел бы на такой риск. Неужели вы считаете, что СК не анализирует стиль и лексикон каждого журналиста? И что у них плохо с дешифровальщиками?
Он указал на Джейн.
– Я слышал, что она когда-то служила в разведке ССК. Спросите ее об этом.
– Получается, что мы не только не знаем, что известно СК, но даже и не можем этого узнать, – подытожила Савитри. – Лучше было бы нам оставаться потерянной колонией.
– Нет, – поправил ее я. – Узнать мы можем. Но только не отсюда.
– А-а, – протянул Трухильо. – Ваш предстоящий вояж на станцию «Феникс». Вы надеетесь что-то разузнать там.
– Да.
– Вы по уши увязнете в расследовании, – предупредил Трухильо, – так что у вас не останется времени на сбор сплетен.
– У вас остались хорошие знакомые в правительстве Союза колоний? – спросил я.
– Остались, – ответил Трухильо. – Если, конечно, не было государственного переворота. Прошел всего лишь год. Я подскажу вам, как связаться с подходящими людьми.
– Я предпочел бы, чтобы вы полетели со мной. Вы ведь сами сказали, что у меня не останется времени из-за расследования. Да и ваши друзья будут с вами говорить куда откровеннее, чем со мной. Особенно если учесть, как вы относились ко мне в то время, когда общались с ними перед отправлением.
Я взглянул на Кранджича.
– И вы тоже полетите со мной, Джанн. У вас обширные знакомства в СМИ.
– Он знаком только с говорящими головами, – фыркнула Беата. – Лучше возьмите меня. Я знаю продюсеров и редакторов – тех людей, что пишут тексты, которые потом читают с экрана.
– Полетите вы оба, – поспешно сказал я, чтобы не дать вспыхнуть очередному скандалу. – Мы должны узнать как можно больше, и потому нужно пользоваться всеми возможными источниками. Манфред возьмет на себя правительство. Вы двое – средства массовой информации. Джейн – Специальные силы.
– Нет, – сказала Джейн. – Я остаюсь здесь.
Я удивленно взглянул на нее.
– Послушай, ведь это Специальные силы уничтожили флот конклава. И, вероятно, знают больше всех остальных, вместе взятых, о том, к каким это привело последствиям. Джейн, мне нужно, чтобы ты все это выяснила.
– Нет, – отрезала Джейн.
– Джон, – вмешалась Савитри, – на нас только что напали. Должен же кто-то нормально и серьезно управлять колонией, пока вы будете в отъезде. Джейн должна остаться здесь.
За решением Джейн крылись еще какие-то соображения, но она не желала говорить о них и стояла молча, уставившись тяжелым взглядом в стену. Да и я не собирался здесь выяснять причины, которыми она руководствовалась. К тому же Савитри была, безусловно, права.
– Ладно. – Я махнул рукой. – У меня тоже найдется в этой конторе несколько знакомых, с которыми я смогу поговорить. Если, конечно, меня не отправят за решетку, как только я вылезу из шаттла.
– А вам не кажется, что ваше прибытие в сопровождении трех человек может вызвать подозрения? – спросил Трухильо.
– Нет, не кажется. Как-никак на нас только что напали. Я буду отвечать на вопросы комиссии. Так что вам, Манфред, придется прорываться в высокие кабинеты и требовать принятия безотлагательных мер по увеличению нашей обороноспособности. Причем сразу же. Беата представится нашим министром культуры; помимо встреч со своими знакомыми она попытается раздобыть побольше всяких полезных образовательных и развлекательных программ. Теперь мы можем ими пользоваться. Ну а Джанн как пресс-секретарь займется оповещением общественности о событиях первого года существования Роанока. Так что у всех вас имеются веские основания для поездки. Убедил?
– Убедили, – согласился Трухильо.
Кранджич и Беата одновременно кивнули.
– Хорошо, – сказал я. – Наш корабль прибудет через два дня.
Я поднялся, что во всех канцеляриях всегда означало окончание встречи. Мне хотелось задержать Джейн, но она выскользнула за дверь, опередив всех.
Когда я вернулся домой, Джейн сидела в кресле возле крыльца и гладила Варвара.
– Где Зои? – спросил я.
– Она у Трухильо. Там собрались все друзья Энцо. Зои, вероятно, заночует у Гретхен.
– Как она?
– Она потеряла любимого человека, – сказала Джейн. – Такое любому трудно перенести. Да, ей уже приходилось терять близких. Но сегодня впервые погиб ее ровесник. Ее друг.
– И к тому же ее первая любовь, – добавил я. – Что еще больше усложняет дело.
– Да, – кивнула Джейн. – Теперь все будет только сложнее и сложнее.
– Кстати, о сложностях. Я хотел спросить, почему ты так решила? В смысле – не лететь на Феникс.
– Савитри все уже объяснила. То, что тебе нужно уехать, плохо само по себе. А ты еще и забираешь с собой Трухильо. Кто-то должен здесь остаться.
– Но дело не только в этом. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять: у тебя на уме еще что-то.
– Я не хочу нести ответственность за подрыв безопасности колонии.