Как все так получилось? Я еще помню, как обнялся с Класом в дверном проеме в то первое утро, когда мы услышали о комете. Как он называл меня своим «зятем» в сочельник.
«Лицемеры».
Он мне нравился больше, чем Каролин. Сейчас мне чуть ли не хочется, чтобы Клас и его братец оказались причастными к смерти Тильды, но, судя по их страницам, в ту ночь они допоздна находились в Истинной церкви.
Дверь белого автомобиля открывается. Раскрывается красный зонтик с белыми горошинами. Под ним видны ноги в темных колготках.
Я снова протираю стекло. Моя рука замирает, когда из-под зонта показывается лицо.
Эрика. Жена Андерса.
Холод от окна распространяется вверх по руке и дальше по телу.
Эрика шарит взглядом по окнам нашего этажа. Телефон по-прежнему светится в ее руке. Я пячусь назад, даже если не верю, что она сможет увидеть меня в темной комнате.
Из-за клаустрофобии кажется, что стены подступают все ближе. В машине больше никого нет, насколько я могу видеть.
Но, возможно, она ждет Андерса и Класа, они, наверно, собрали людей и решили вломиться в нашу квартиру. Как они собираются поступить со мной? Что задумали сделать с мамами? В Истинной церкви ненавидят гомосексуалистов. Могут пострадать Эмма и ребенок.
Мысли теснятся в голове, череп, кажется, лопается от напряжения.
Они не должны подняться сюда. Если им нужен я, мне надо встретиться с ними одному.
Я выхожу в прихожую. Сквозь закрытую дверь спальни мне слышен плач Стины. Я открываю один из гардеробов в прихожей и нахожу канцелярский нож в ящике для инструментов на нижней полке. Засовываю его себе в карман джинсов.
Только на случай самозащиты.
Я снимаю поводок с крючка и слышу, как когти Бомбома скребут по полу в гостиной. Кончик хвоста торчит из-за дивана, как перископ. Он рьяно скулит, выбегая в прихожую, бодает головой поводок, пока я пытаюсь надеть на него ошейник.
В спальне стало тихо.
– Успокойся, – шепчу я Бомбому.
Вместо этого он обегает вокруг меня пару раз. Я прикидываю, стоит ли идти одному. Но именно на него я собираюсь сослаться, если мамы обнаружат мое исчезновение. Ему захотелось в туалет. Опять же Бомбом, пожалуй, хоть как-то сможет защитить меня, если я подвергнусь нападению. У него должны же быть такие инстинкты? Или, может, я просто надеюсь, что он из любви к людям залижет моих противников до смерти?
Я заставляю его сесть и в конце концов надеваю ошейник. Потом осторожно открываю дверь и столь же тихо закрываю ее за собой. Слушаю напряженно, пока мы спускаемся по лестнице, но только пыхтение Бомбома нарушает тишину. Никто, похоже, не заметил нашего ухода из дома.
Сквозь окно подъезда я вижу, что Эрика по-прежнему смотрит на наш этаж. Она вздрагивает и чуть не роняет зонтик, когда я толчком открываю дверь. Я перехожу улицу под дождем с Бомбомом, радостно прыгающим рядом.
Эрика нервно смотрит на меня. Засовывает телефон в карман пальто.
– Привет, – говорит она и смахивает рукой волосы со лба.
Она выглядит такой усталой, словно не спала все лето. Две глубокие морщины появились у нее на лбу, а еще я замечаю мешки под глазами.
Бомбом натягивает поводок, пытаясь обнюхать ее туфли. Он машет хвостом.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.
– Я хотела поговорить с тобой, но ты не отвечал на телефон, поэтому мне…
– Я отключил его. Ты можешь передать привет Класу и Андерсу и поблагодарить их за пост.
Эрика выглядит несчастной. Бомбом лижет ей руку, и она гладит его по голове.
– Я думаю, он помнит меня, – говорит она. – Было так здорово, что ты взял его с собой к Класу и Каролин на Рождество.
Я молча жду, как обычно делает Джудетт. Слушаю, как капли дождя мягко, почти неслышно барабанят по зонту. Эрика торопливо бросает взгляд на меня, потом отводит его снова.
– Моя семья не знает, что я здесь, – говорит она. – Я отвозила домой друзей и решила поехать назад этой дорогой.
– Почему?
– Я не верю… в твою вину. Просто хотела сказать тебе это.
Я смотрю на нее. Если Эрика не врет, это, пожалуй, невероятный поступок для нее. Тильда обычно говорила, что Эрика не имела ни одной самостоятельной мысли за всю свою жизнь.
Бомбом идет по чьему-то следу вдоль тротуара и натягивает поводок. От него уже пахнет мокрой шерстью.
– Будь моя воля, тебя, естественно, пригласили бы на похороны, – продолжает Эрика. – Ты должен понять, что они не имели в виду ничего плохого. Все просто на нервах. Ты, пожалуй, уже слышал о случившемся в Линдгордене?
– Нет.
Эрика оглядывается, словно ища поддержки у кого-то, кого здесь нет. Это, наверное, уже стало для нее рефлексом. Я никогда не встречался с ней наедине. Она постоянно бегала за Молли, умоляла ее ничего не испачкать, быть осторожной, мыть руки. Или, открыв рот, слушала Андерса, почти ничего не говорила сама, просто реагировала на его разглагольствования. Я не знаю, кем Эрика была бы без них. И она сама, похоже, этого не знает.
– Клас чувствует себя не лучшим образом, – говорит она. – Ну, очевидно, после случившегося…
Бомбом уже успел обнюхать все в радиусе поводка. Он выжидательно смотрит на меня.
– Почему ты не веришь в мою виновность? – спрашиваю я.
– Нам же ничего не известно. Возможно, это сделал кто-то, кто даже ее не знал… – Она колеблется. – И вас связывали особые отношения. Я же видела, что ты любил ее.
Я смотрю на Эрику и понимаю, что она говорит правду. Есть что-то наивное, ребяческое в ее уставшем лице.
Хотя ее аргумент звучит неубедительно. Моя любовь не является доказательством того, что я не убивал Тильду. Однако приятно встретить человека, который не верит в такую чушь. Мне приходится довольствоваться малым, даже если это только Эрика.
– Прогуляешься со мной по парку? – спрашиваю я.
– С удовольствием.
Она предлагает мне зайти под зонтик, но я отказываюсь. Ее каблуки громко стучат по асфальту. Я бросаю взгляд на библиотеку, когда мы походим мимо. Прежде чем ее закрыли, они раздали книги всем желающим. Оставшиеся лежат кучами на полу и на полках.
– Как я уже сказала, Клас чувствует себя не лучшим образом, – говорит Эрика. – Тебе известно, что он сейчас живет с нами?
– Да.
– Он и мой муж стали ужасно религиозными в последнее время.
– А ты?
Мы входим в парк, там пахнет мокрой травой, корой и асфальтом. Заяц испугано срывается с места, увидев Бомбома.
– Я не могу, – говорит Эрика. – Я пыталась, но я хожу в Истинную церковь, так как хочу быть вместе с мужем и… и поскольку не знаю, чем еще мне заниматься…
От таких слов Тильда закатила бы глаза у нее за спиной.
– Я надеюсь, конечно, что их религиозность закончится столь же быстро, как и началась, – продолжает Эрика. – Честно говоря, меня никогда особо не интересовали серьезные вопросы. Мы же все равно не узнаем ответы на них, поэтому какой от этого толк? Нам в любом случае все станет известно через пару недель. А до тех пор у меня хватает забот с тем, чтобы обеспечить нормальное существование моей семье.
Сейчас она тараторит так быстро, что едва не запинается. Ей, вероятно, хотелось высказаться кому-то. И я понимаю, о чем она говорит.
– Они в курсе, что ты не веришь? – спрашиваю я.
Эрика косится на меня. Молча качает головой.
Мы останавливаемся, когда Бомбом находит на траве пятно, требующее его пристального внимания. Лицо Эрики приобретает красноватый оттенок из-за света уличного фонаря, проникающего сквозь ткань зонта.
– По их словам, ты последним встречался с Тильдой, – говорит она.
– Не самым последним.
Эрика смотрит вопросительно на меня:
– И кто был последним?
– Тот, кто убил ее.
Она вздрагивает, и я сразу сожалею о сказанном.
– Но я виделся с Тильдой в тот вечер, – подтверждаю я. – В городе.
Мы продолжаем идти. Я с силой тяну поводок, и Бомбом с неохотой следует за нами.
– О чем вы разговаривали? – спрашивает Эрика.
– Она собиралась встретиться с кем-то.
– И ты не знаешь, с кем именно?
– Не-а.
– Ты уверен?
– Само собой, уверен, – отвечаю я. – Все мои мысли только об этом.
– Ну, да… понятно.
В воздухе чувствуется запах гнили. Мы приближаемся к фонтану в центре парка. В нем нет воды. Вокруг урн лежат кучи мусора и пластиковые пакеты, часть из которых растащил по сторонам ветер, и остатки пищи, уже обклеванные птицами. Бомбом натягивает поводок, пытаясь добраться туда и понюхать. Я дергаю его назад.
– Интересно, кто же это был, – говорит Эрика. – Как уже говорили, по пути она могла встретить кого угодно. Та ночь ведь получилась просто жуткой. Мы находились в Истинной церкви, но звук сирен проникал даже туда. Я совсем забыла, что в городе тогда собирались показать футбол.
– Как ты могла забыть такое? Об этом ведь постоянно твердили в новостях.
Эрика улыбается смущенно:
– Я не смотрю их больше.
Мы прошли уже почти целый круг по парку. Я бросаю взгляд в сторону моей улицы. Мам в окнах не видно.
– А тренер имел какое-то отношение к этому? Мне приходили такие мысли, – говорит Эрика. – Она была ужасно зла на него, когда я в последний раз виделась с ней.
– На Томми? За что?
Эрика качает головой:
– Я не знаю. Она не захотела говорить. Или, возможно, это имело какое-то отношение к наркотикам, – продолжает Эрика. – Клас долго не хотел верить слухам, но я замечала иногда, что она под кайфом.
Я не знаю, как мне ответить на это, и снова смотрю в сторону наших окон. Вижу Джудетт. Она машет мне возвращаться.
– Очень печально, что случилось с Тильдой, – говорит Эрика.
Я опять смотрю на окно, где несколько мгновений назад заметил Джудетт. Даже с такого расстояния видно, что она сердится на меня.
– Мне надо идти.
– Конечно, – говорит Эрика быстро и смотрит на то же окно. – Мне тоже нужно домой, пока ни у кого не возник вопрос, куда я подевалась.
Мы прощаемся около ее автомобиля. Хотя уже обе мамы смотрят в окно, я еще какое-то время стою и смотрю Эрике вслед, пока задние фонари ее машины не исчезают за поворотом.